Блеск и нищета

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Блеск и нищета

Тот факт, что политика уходит в глянец — или, если угодно, что глянец идет в политику, — был вполне предсказуем. И дело не только в том, что именно глянцевые журналы (и, конечно, канал 2х2) остаются последним бастионом свободы слова. Дело еще и в том, что диктат формата, за счет которого всегда живет глянец, ничем не отличается от диктата любой идеологии: больше того, слово «формат» давно уже псевдоним цензуры, эвфемизм для обозначения идеологического запрета. Если ты вдруг сказал то, что думаешь, или описал то, что есть, — а не то, что принято, — это неформат. И поэтому глянец неизбежно должен был стать инструментом новой государственной пропаганды, а гламурность — элементом нового российского стиля. Апофеозом их слияния стала фотосессия Рамзана Кадырова для журнала Светланы Бондарчук Icons — это каламбурное название отсылает не только к «картинкам», но и к «иконкам». Кадыров — икона стиля. Ничего сочетание? Но, простите меня тысячу раз, я всегда ненавидел понятие «стильность» именно за то, что оно предполагает абсолютную цельность и последовательность, стальной монолит. И Кадыров в этом смысле действительно, еще раз простите, очень стильное явление, абсолютный монолит, естественный и цельный в малейших своих проявлениях.

Гламур — это ведь как раз безвоздушное пространство. Там не может быть ничего непредсказуемого. Формат — это когда на пятой странице всегда фотосессия звезды за рулем, на десятой — всегда отчет о звездной свадьбе, на пятнадцатой — всегда о разводе. Точно так же предсказуемо каждое слово в нынешней информационной программе, в патриотическом ток-шоу, в колонке агрессивно-лояльного публициста. Предсказуемость — основа современной политической жизни, но это как раз совершенно гламурное понятие. И по телевизору мы видим гламурную страну, у которой, кажется, осталась только одна проблема: как в наиболее приемлемой и любезной форме выразить свой восторг?

Ситуация, когда власть пользуется для своих технологий так называемой продвинутой культурой, не нова. Так, советская власть поначалу активно пользовалась технологическими наработками футуристов, привлекала к работе Маяковского, Родченко, Черемных, Попову, Асеева. Ей нравилось такое эстетическое оформление — это потом она возжаждала простоты. А поначалу футуристическая радикальность сливалась с большевистским хамством чрезвычайно гармонично — власть от этого союза выиграла, а искусство проиграло, но это уже другой вопрос.

Правда, есть у всего происходящего и серьезный плюс. Когда политика вытесняется в глянец, туда же вынужденно мигрирует и оппозиция. И постепенно этот самый глянец начинает мутировать — в нем появляется нечто человеческое. Вот уже и Esquire, не желая отставать от момента — то есть от политизации гламура, неизбежной по нынешним временам, — публикует интервью Михаила Ходорковского, пребывающего в совсем не гламурных условиях. Точнее, это не интервью, а его переписка с Борисом Акуниным — тоже вовсе не светским персонажем. Политика, безусловно, станет глянцем, но журналистика вследствие этого, Бог даст, перестанет им быть.

№ 190, 9 октября 2008 года