Надо живым

Надо живым

На Красной площади промаршируют подразделения стран антигитлеровской коалиции.

Впервые за всю историю первомайских парадов 9 мая этого года по Красной площади промаршируют подразделения стран антигитлеровской коалиции — Англии, Франции и США — плюс рота почетного караула Польши. А Грузии там не будет, поскольку Грузия вышла из СНГ. И тот факт, что флаг над рейхстагом водружали русский Михаил Егоров и грузин Мелитон Кантария, ничего не решает. Впрочем, не удержал же он нынешнюю грузинскую власть от уничтожения мемориала Победы.

Победа — давно уже не только главное событие в советской истории ХХ века. Это еще и важный инструмент сегодняшней российской политики. Многое делается от ее имени. Приглашение на парад героев эскадрильи «Нормандия-Неман» (расформирована она, между прочим, только в прошлом году) — вещь естественная: серьезных осложнений у России с Францией не было никогда — ни в советские времена, ни после. Сложней с Америкой, тем паче с Англией: долгое время советская историография принципиально не желала замечать вклада Запада в победу.

Приглашение роты почетного караула из Польши еще более значимо: в последнее время у нас наметилось сближение, «Катынь» Анджея Вайды показали! Подвиги польского сопротивления в России в девяностые старались забыть, представляя польскую роль во Второй мировой скорее страдательной. Между тем в братские годы Варшавского договора капитан Клосс из «Ставки больше, чем жизнь» был советским национальным героем, а «Четыре танкиста и собака» — хитом для нескольких поколений подростков, нашей социалистической «Лесси».

Смущает одно: военная история на глазах становится заложницей современности. Было время, когда считалось, что от Сталина во время войны исходила исключительно паника, а истинным победителем был Жуков; впоследствии — что воевать никто не хотел и победили исключительно благодаря заградотрядам; потом — что заградотрядов вообще не было и воевали на чистом энтузиазме; были времена, когда главными нашими союзниками были югославские партизаны, и времена, когда на почве вражды Сталина с Тито их запретили упоминать вовсе; была эпоха черной неблагодарности за лендлиз и полного невнимания к таким эпизодам войны, как английская кампания против Роммеля в Африке. Считалось, что судьба мира решалась исключительно в Сталинграде, а в Африке или Нормандии не решалось ничего — такая точка зрения понятна, но дискутабельна.

А до того главным сражением войны был эпизод на Малой земле — героический, кто бы спорил, но с главными сражениями несопоставимый. Именем Победы клялись все — это последний аргумент. Кто только не лез к ней в отцы и не набивался в сыновья — смотреть стыдно. И вот я думаю: хорошо, конечно, что Россия сейчас нуждается в дружбе с Западом и признает его заслуги. А завтра она, допустим, будет нуждаться в дружбе с Китаем. Что тогда? Будет подчеркиваться роль Китая в капитуляции Японии? Будет ли у нас когда-нибудь объективная история Великой Отечественной — и, шире беря, Второй мировой, — которую нельзя было бы постоянно использовать для сиюминутных спекуляций? А то для простого признания роли союзников в победе над фашизмом понадобилось ни много ни мало 65 лет! Сегодня Победа помогает нам дружить с прочим миром, до этого многие годы помогала ссориться с ним и противопоставлять себя ему, и где гарантия, что это не повторится?

№ 60, 8 апреля 2010 года