35.000 лишних

35.000 лишних

В третьем квартале истекающего года труднее всего пришлось учителям. Они составили примерно десятую часть от всех уволенных, но эта статистика ФНПР, кажется, слишком оптимистична. Общее количество безработных учителей — прежде всего сельских — составляет сегодня 35.000 человек.

При этом в крупных городах учительская профессия остается одной из самых дефицитных: просто педагоги больше не нужны там, где закрываются школы. Это у нас в рамках антикризисной программы постепенно оставляют от страны, как давно уже собирались, десяток мегаполисов и дикое поле между ними. И мне, честно говоря, трудно ругать правительство: им это кажется единственным выходом. Прикрыть нерентабельные города и деревни. Сосредоточить население там, где есть работа. А на остальной территории, в буквальном смысле, — трава не расти.

Есть два способа спасения страны: прагматический и идеалистический. К сожалению или к счастью, в государственном масштабе срабатывает лозунг французских студентов «Будьте реалистами, требуйте невозможного!». Можно выжить, сократив население, оттеснив от кормушки больных, слабых и невыгодных, но зачем остальным будет жизнь, купленная такой ценой?

Во Франции один раз уже решили спасти население ценой компромисса с Гитлером — и сделались символом национального позора. Враг, который противостоит России сегодня, в каком-то смысле страшнее Гитлера. Это распад, полная беспомощность, отсутствие прибыльных производств и осмысленных занятий.

Грубо говоря, задача наша — как можно более мягко перейти из разряда сверхдержав в крупные развивающиеся страны. Штука в том, что прагматическое здесь оборачивается почти самоубийственным: нельзя спасти страну ценой отказа от половины населения, которой не посчастливилось жить в экономически тощих районах. Все мы понимаем, что сельские школы нерентабельны, а учителя в них плохи. Да и учиться некому. Но, закрывая целые города исключительно за нерентабельность, мы поступаемся главным, а именно — национальной солидарностью.

Что делать? Не сохранять же искусственно все эти пресловутые моногорода, не поддерживать же любой ценой все эти обреченные производства? А с другой стороны, что ещё делать — оставить одно сырье? Неужели кто-то всерьез думает, что Россию можно спасти, закрыв в ней все, что не окупается? Тогда надо начать с закрытия самой России, потому что прямая прибыль здесь традиционно почиталась последним из критериев успеха, а первым — амбициозность, отвага и прочие непрагматические выгоды.

Может, я предлагаю безумный умозрительный вариант, но, сдается мне, что, если бы вся страна бросилась спасать моногорода и обреченные деревни, это дало бы ей больше шансов преодолеть кризис, чем закрытие всех этих стопроцентно провальных проектов и территорий. Не беспокойтесь за Стабфонд — этого предложения все равно никто не услышит. Россия уже выбрала свой путь — путь избавления от всего, что не сулит быстрой выгоды. Закономерным этапом такого пути было бы закрытие всех школ — а зачем они, в самом деле? Научатся расписываться в зарплатной ведомости, в графах «с приказом ознакомлен» и «против утилизации меня на мыло не возражаю» — и вперед.

№ 227, 3 декабря 2009 года