3.2.1. Происхождение кроманьонца и теория эволюции

В своем месте означенному вопросу нами было уделено достаточно внимания; здесь лишь краткое резюме.

Необходимо твердо помнить, во-первых, что сегодня не доказано происхождение неандертальца (тем более — кроманьонца) от архантропа (тем более — африканского). И напротив, доказано непроисхождение кроманьонца (неоантропа, человека современного) от неандертальца.

Во-вторых, очевидно отсутствие заметных эволюционных изменений в облике человека современного за весь период его существования, доступный обозрению палеоантропологии.

Самое забавное, что многие признаки, отделяющие человека от мира животных, явно не шли ему на пользу, снижая природную оснащенность и усложняя приспосабливаемость и выживание. В том числе: прямохождение и двуногость, ограничившие скорость передвижения; обезволошение, лишившее защиты от холода; речь, убившая способности, сегодня занесенные в ранг паранормальных, но некогда бывшие именно нормой. Это противоречит в принципе теории эволюции, в основе которой — естественный отбор. Недаром известный эволюционист-палеоантрополог Е. Морган в итоге своей научной карьеры мрачно пошутил:

«С человеком (с эволюцией человека) связаны четыре важные тайны:

1) Почему ходят на двух ногах?

2) Почему исчез волосяной покров тела?

3) Почему настолько развился мозг?

4) Почему научились разговаривать?

На эти вопросы существуют стандартные ответы:

Пока еще не знаем,

Пока еще не знаем,

Пока еще не знаем,

Пока еще не знаем.

Количество вопросов можно увеличить, но ответы останутся однообразными».

Даже если, как советует великий Конрад Лоренц, заменить вопрос «почему?» на вопрос «зачем?», это никак в данном случае не помогает.

Замечательно высказался профессор, заместитель руководителя российской программы «Геном человека» Александр Зеленин: «У нас всего лишь в 2,5 раза больше генов, чем у круглого червя. Или крошечная горчичка «арабидопсис» — казалось бы, никому не нужное растение, — имеет 25–28 тысяч генов против «наших» 33 тысяч. Мы на 90 процентов совпадаем с мышью и чуть более чем на один процент отличаемся от шимпанзе. Британские ученые утверждают, что по хромосомному набору людям ближе всего вовсе не приматы, а… свиньи. Правда, не розовобокие хавроньи, а африканские земляные — муравьеды. Но странно другое: все живое на Земле как будто собрано из одной коробки конструктора, а сознанием наделен только хомо сапиенс. Почему?»

У эволюционистов нет ответа на многие подобные вопросы.

Не один Морган встал в тупик при попытке нарисовать родословное древо человека современного, в особенности европеоида. К примеру, видные палеоантропологи лорд Солли Цуккерман (Англия) и Стефан Джей Гоулд (США, Гарвард), оба, вообще-то, — сугубые эволюционисты и эгалитаристы. Гоулд, несмотря на это, признает, что теория эволюции в данном случае зашла в тупик: «Если имеются три различные гоминиды (человекоподобные), существовавшие одновременно, то что же случилось с нашим родословным деревом? Очевидно, что они не могли произойти друг от друга. К тому же, при их сравнении никакого эволюционного процесса (!) не обнаруживается». И Цуккерман, который десятилетиями тщательно исследовал археологические останки и был удостоен звания лорда именно за вклад в развитие науки, тоже пришел к выводу: родословного древа европеоида нет.

Между тем, по здравому суждению, такое древо все-таки было, и оно должно рано или поздно отыскаться. Если его до сих пор не нашли, это не значит, что его не было или что оно никогда не отыщется. Только не надо идти по ложному следу, не следует его искать среди африканских архантропов, как делалось до сих пор — вначале по недостатку фактов, потом по традиции и, наконец, в наши дни из идеологических соображений и лжеполиткорректности.

На самом деле меньше всего доказаным можно считать происхождение современного человека от гоминид («африканских архантропов», «африканских сапиенсов» и проч.). Достаточно положить рядом череп австралопитека (имеющий больше сходства с черепом махайрода или ягуара, чем человека) — и кроманьонца, чтобы невооруженным глазом убедиться: между этими видами — пропасть. А так как современный человек (белый) произошел, разумеется, ни от кого иного, как от «человека современного» (так все издавна титулуют кроманьонца), то вывод ясен — и противопоставить ему нечего.

Можно, конечно, «вооружить» глаз и глянуть в мощный микроскоп, проверить, совпадают ли генетически на 100 % австралопитек и кроманьонец, чтобы удостовериться: да, последний есть прямой потомок первого. (Но только именно на 100 %: как известно, разница менее, чем в 1,5 % отличает человека от шимпанзе, однако этого достаточно, чтобы не считать нас за один вид.) Насколько известно, такого опыта не производилось и таких данных нет.

Самым большим поклонникам микроскопа мы бы посоветовали разложить вообще на атомы скандинава, нигерийца и монгола, чтобы потом торжественно объявить: все люди созданы из одного теста, а значит, род человеческий — един. Глупо? Очень! Но не глупей иных аргументов противников расовых различий, например, творцов т. н. митохондриальной теории.

Как известно, анализ ДНК неандертальца был-таки произведен, и в результате главное «переходное звено», якобы связывавшее гоминид с кроманьонцем, на которое такие надежды возлагали эволюционисты, сразу же вылетело из цепи, оставив по себе непоправимое зияние. Больше того, происхождение палеоантропов-неандертальцев от архантропов-гоминид тоже никем не доказано. А уж современных-то людей — и подавно. Теория эволюции, как и любая другая, имеет право на существование, но не имеет права вставать на место истины в последней инстанции. Слишком уж часто на нашей памяти она взбиралась на этот пьедестал и рушилась оттуда.

На вопрос, откуда и как появился человек, давайте честно ответим: не знаем!

Как резюмирует на сайте Российской Акадмии наук директор Палеонтологического института РАН академик Алексей Розанов: «До сегодняшнего дня все эти научные споры имели весьма умозрительный характер. Даже если ископаемые останки удавалось идентифицировать и воссоздать хотя бы небольшой их фрагмент, не было никаких оснований считать, что данное существо было именно нашим предком. Причина тому — разрушение генетических признаков данного вида… До понимания природы человека и его истинного происхождения нам по-прежнему очень далеко. Иначе говоря, возможно, что нам несколько миллионов лет, но с таким же успехом может оказаться, что наш возраст не превышает 100–150 тысяч лет».

Закосневшие в политкорректности ученые упрямо твердят: палеоантропологические находки-де отодвигают родословную человека до 6–7 млн лет, и жили древнейшие предки человека (они же ископаемые гоминиды) на африканском-де континенте и были, якобы, предками кроманьонца[182]. И даже схемку рисуют, очень неконкретную и не вызывающую ни малейшего доверия, о происхождении всех рас от африканского архантропа. Однако в свете всего сказанного выше видно, что все это, включая прелестную схемку, есть домысел, вымысел и словоблудие.

Смешно читать такую, например, сентенцию: «Ныне антропологи с гораздо большей уверенностью говорят о происхождении человека от человекообразной обезьяны, чем их предшественники в конце ХХ века». «Гораздо больше» — это сколько процентов вероятности? Десять, сорок, шестьдесят? Спасибо, не надо. Когда будет сто, тогда вначале проверим, а потом поверим.

А пока? Пока антропологи-эволюционисты принципиально и гордо «перестали искать» так называемое «переходное звено» от гоминиды к человеку — «конкретную форму ископаемых с мозаичным набором обезьяньих и человеческих признаков»[183]. Очень просто: отчаялись найти — и прекратили поиск; зелен-де виноград (поскольку этой формы нет и быть не должно, ибо человек вряд ли произошел от обезьяны). Удобно, почти по-сталински: нет звена — нет проблемы. Ведь разве дело в непостоянном «мозаичном наборе»? Дело в том, чтобы непререкаемо подтвердить, что перед нами — один вид с разными признаками. А вот этого как раз никто и не может.

К большому сожалению, вредную ложь о том, что «современный человек произошел от архаического сапиенса, скорее всего, на территории Африки южнее Сахары», и о том, что «в дальнейшем представители этой популяции дали начало кроманьонцам и другим группам современных сапиенсов», можно сегодня прочесть едва ли не в любом учебнике. Не случайно доктор исторических наук О.Ю. Артемова заметила: «Выходит в свет невообразимое количество чудовищно безграмотных учебников по антропологии, этнологии, культурологии и т. п.»[184]. Сколько раз переписывались учебники по биологии хотя бы за последние сто лет! Надеемся, что следующий учебник будет написан с учетом настоящей книги. А еще лучше, если она сама станет настольным учебником.