5.1. Этология и этика

Сказал я в сердце своем о сынах человеческих, чтобы испытал их Бог, и чтобы они видели, что они сами по себе животные; потому что участь сынов человеческих и участь животных – участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом.

Екклезиаст

Человек — это величайшая скотина в мире.

В.О. Ключевский, историк

Мы видим, что в первобытном стаде предков человека не могло быть и тени равноправия. «Первобытный коммунизм» — выдумка кабинетных ученых прошлого века.

В.Р. Дольник

И что же мы видим, изучая стаи и стада? В целом все популяции делятся на страты так, как описали исследователи обезьян в книге под многозначительным названием «У истоков человеческого общества»:

«Особи отчетливо распределяются на четыре подгруппы: высокоранговые, средне-высокоранговые, средне-низкоранговые, низкоранговые — в соответствии с величиной значения разности между числом побед и поражений в столкновениях, вычисленной для каждой особи»[410].

Законы поведения стайных животных выявили неизбежность подобной стратификации в любой стае. Будь то поросята, будь то серые крысы[411] или кто-то иной, включая людей. Агрессивные вожди и лидеры, сильные, здоровые, уверенные в себе (доминанты, альфа-самцы); независимые и умные индивидуалисты, знающие себе цену и не дающиеся в обиду (субдоминанты, бета-самцы); особи-обыватели, чья основная задача — просто жить, не мозоля глаза первым двум категориям и избегая конфликтов с ними (гамма-самцы) и, наконец, подчиненные «терпилы», слабые, робкие и неловкие, которых только ленивый не обижает и не грабит (их называют по-разному, кто — дельта-, кто — омега-самцы). Схожая стратификация просматривается, в несколько смягченном виде, и у самок, в целом занимающих подчиненное положение по сравнению с самцами, во всяком случае, первых трех категорий[412].

Очень важно отметить: естественная стратификация не разрушает, не разрывает общность, а напротив, укрепляет ее, придает ей конструктивную жесткость и остойчивость. Она не вносит в общность, как ни странно, никакого «классового антагонизма» — и немедленно самовоспроизводится, если одна из страт по каким-то причинам выбывает.

В целом млекопитающие не ведут хозяйственной деятельности и не знают разделения труда, в отличие от таких насекомых, как муравьи и пчелы. Иначе разбивка их общности на страты непременно повлекла бы за собой жесткое закрепление определенных страт за определенными общественными функциями, вплоть до рабов и надсмотрщиков, как у муравьев. Но определенная разверстка обязанностей между стратами все же существует, и те или иные роли, скажем, в обезьяньем стаде (лидер, вожак, воспитатель, сторож, разведчик, нянька и т. д.) закрепляются за представителями той или иной категории. Дельта-самец не может быть вожаком, альфа-самец не станет нянькой или сторожем. Биология предопределяет социологию: этот важнейший вывод неизбежно сделает любой искренний натуралист.

Естественность разделения любой биологической общности на страты неоднократно привлекала внимание антропологов, обществоведов и философов. Так, немецкий ученый Отто Аммон (1842–1916) в фундаментальной работе «Дарвинизм против социал-демократии» еще в 1891 году подразделил европейское (!) общество на четыре антропологических класса. А именно:

«В первый класс входят новаторы, изобретатели, пионеры, открывающие человечеству новые пути. Они имеют уровень интеллекта выше среднего, это люди с характером, неустанные и смелые творцы, на проторенных путях они чувствуют себя не очень хорошо… Человечество обязано им всем прогрессом.

Второй класс — умные и искусные люди, которые не обладают творческим духом, но умеют схватывать, разрабатывать и улучшать чужие идеи… Первые два класса взаимно дополняют друг друга.

В третий класс входят люди со средним уровнем интеллекта или ниже среднего. Для них характерно состояние, именуемое “духом стада”. Они поддаются обучению и, не имея своих идей, могут усваивать чужие. Они не могут сами развивать усвоенные идеи и потому противятся любым новшествам. Они думают, будто обладают всеобщей истиной, сохраняя приверженность к ней с инертностью массы.

Четвертый класс — неполноценные люди, не способные производить, открывать или комбинировать, или усваивать чужую культуру»[413].

На четыре группы делил людей и величайший мыслитель античности Аристотель, причем первые три были выделены в общность «знатные», а четвертая представляла собой «народ». К первым относились жрецы, политики и собственники, служащие обществу умом, знаниями и имуществом («совещающиеся о государственных делах, в чем и находит свое выражение политическая мудрость»; «те, кто служит народу, т. е. занимает государственные должности»; «те, кто служит государству своим имуществом и кого мы вообще называем состоятельными»), а к «народу» — различные профессиональные группы: ткачи, земледельцы, кожевники, плотники, кузнецы, пастухи, оптовые и розничные торговцы, моряки, военные, рыбаки и т. д. Такое естественное разделение общественного труда Аристотель считал прекрасным, поскольку «необходимо иметь таких людей, которые могли бы быть должностными лицами, исполнять государственные повинности или непрерывно, или с соблюдением очереди» [Политика, 1291-а].

При этом надо помнить, что общество времен Аристотеля содержало в себе огромный слой рабов, в несколько раз количеством превосходивший состав свободных, но по роду занятий абсолютное их большинство также относилось к четвертой категории. И Аристотель объяснял и оправдывал это естественными причинами, поскольку «во всем, что, будучи составлено из нескольких частей, непрерывно связанных одна с другой или разъединенных, составляет единое целое, сказывается властвующее начало и начало подчиненное. Это общий закон природы, и, как таковому, ему подчинены одушевленные существа» [там же, 1254-а]. А значит, «полезно и справедливо одному быть в рабстве, другому — господствовать, и следует, чтобы один подчинялся, а другой властвовал и осуществлял вложенную в него природой власть» [там же, 1255-б]. Эту мысль Аристотель подчеркивал неоднократно: «Одни люди по природе свободны, другие — рабы, и этим последним быть рабами и полезно, и справедливо» [там же, 1255-а]. И разъяснял, что раб по природе — это «тот, кто может принадлежать другому (потому он и принадлежит другому) и кто причастен к рассудку в такой мере, что способен понимать его приказания, но сам рассудком не обладает» [там же, 1254-б].

Запомним этот важнейший тезис античного обществоведа, определившего весь дальнейший ход европейской мысли: рабы «по природе» — это те, кто способен только на физический труд, а к умственному, духовному труду неспособен или способен сравнительно мало. Так обобщил лучший ум своего времени опыт пяти тысячелетий эксплуатации человека человеком.

А за две с половиной тысячи лет до Аммона и за триста лет до Аристотеля аналогичную классификацию людей по четырем группам ввел не кто иной как китаец Конфуций. Он говорил: выше всех стоит тот, кто все знает от рождения; на втором месте — тот, кто жадным учением сам постигал премудрость; на третьем — тот, кто прилежно учился, чему его учили, а на самом последнем — тот, кто ничему так и не может научиться, как его ни учи. И здесь, как видим, природные способности, врожденный интеллект играют роль стратификационного механизма. А страт тоже четыре: не больше и не меньше.

Вполне понятно, что первых всегда в любом обществе — лишь единицы (обычно 2–4% от всей популяции), вторых — немногим более (до 10–12 %), а больше всего третьих и четвертых.

Еще более понятно, что уравнивание в правах и возможностях людей, от рождения столь различно одаренных, столь явно предназначенных к различным общественным ролям и поприщам, — есть величайшая и опаснейшая несправедливость.

Разделение общества на классы и сословия, состоявшееся примерно 6–7 тысяч лет до н. э., так или иначе соответствует четырем естественным стратам, оно унаследовало в огрубленном виде природную стратификацию, существовавшую в первобытной общине, а до нее (с точки зрения эволюционистов) в стаде приматов и гоминид.

Это разделение укоренено в природе человека[414].

Энгельс, утверждавший в «Анти-Дюринге», что отношения господства и подчинения возникли путем выделения эксплуататорской верхушки внутри общины, был в корне неправ: эти отношения сами собой вытекают из природного неравенства членов общины. Все строго наоборот: эксплуататорская верхушка смогла возникнуть и укрепиться именно благодаря повседневно и непроизвольно возобновляющимся отношениям господства и подчинения. Биологическое неравенство исторически неизбежно приводит к неравенству социльному.

Поэтому нам ничего не остается, как считать разделение человеческого общества на классы — естественным, извечным и непреодолимым обстоятельством, которое, вопреки марксистам-ленинцам, следует оценивать со знаком плюс. Как и все, сотворенное природой. Так-то и возникает подлинный социум, отражающий систему взаимоотношений носителей социальной психологии.