2.1. У истоков этногенеза

Здесь явились они в стародавние годы,

Упырей с водяными в них помесь видна,

Оттого и прозвали их так: уповоды.

Страшны звуки их песен. И все племена,

Все живущие в наших улусах народы

Из-за этого ночи проводят без сна.

Вадим Степанцов

Вернемся к вопросам, столь тщательно запутанным предшественниками.

Когда и как возникли первые этносы? Что они собой представляли? Что такое этногенез в естественнонаучном, а не в гумилевском смысле слова? Поговорим об этом.

Ставя проблему этногенеза, то есть рождения этносов, в принципе недопустимо (как это торжественно сделал Гумилев) отбросить верхний палеолит и неолит и начать лишь с XII в. до н. э. Нельзя уйти от вопроса о расообразовании и последующем зарождении и выделении этносов — собственно этногенезе — через изменчивость и расхождение признаков. Мне лично гораздо ближе подход д.и.н. П.И. Пучкова: «Можно, проникая вглубь, исследовать и генезис тех корней, из которых сложился наш этнос, и даже генезис корней этих корней и т. д., то есть, образно выражаясь, извлечь из этнической истории конкретного народа “квадратный корень” и корни более высоких степеней»[293].

Условимся, что этногенез — это период становления этноса от зарождения до степени консолидации, позволяющей выйти на арену истории в качестве единого субъекта, сознающего свое единство и свои коллективные цели и интересы. То есть, в качестве коллективного «Мы».

В разделе «Раса и этнос» утверждалось основное: последний раз большие изначальные чистые расы выступали как таковые в качестве субъектов истории во время Великой Неандертальской войны, когда «вообще кроманьонцы» в течение тысячелетий выбивали с желанных территорий «вообще неандертальцев» и гнали их с Севера на Юг, доколе было возможно. Одновременно действовал закон изменчивости вида — в результате дробления рас на «осколки», «кванты», и дальнейшей спецификации этих квантов, их миграции и метисации — стали возникать первые в мире этносы, перенявшие затем на себя функцию субъектов истории. К образованию разных этносов из единой изначальной расы с неизбежностью вело уже и простое расхождение признаков (дарвиновская дивергенция[294]). Метисация усугубила и уразнообразила этот процесс. Начальную стадию этногенеза, таким образом, мы должны отнести на 50–40 тысяч лет тому назад.

Зародышевая форма этноса, по-видимому, вообще могла ограничиваться одной отдельной семьей. Как это происходило? Вполне достоверную и зафиксированную в письменных источниках модель этногенеза преподает история еврейского этноса, начавшаяся, как известно (и этого не оспаривает ни библеистика, ни официальная историография), с единственной семейной пары Аврама-еврея и Сары, оторвавшихся от одного из семитских племен и ушедших из Ура Халдейского в землю Ханаанскую, затем в Египет, потом снова в Ханаан, все на свой страх и риск. Аврам, как известно, родил Исаака, а тот — Иакова (Израиля), каковой от четырех женщин поимел потомство в виде двенадцати сыновей, давших жизнь «двенадцати коленам Израилевым». Эти-то двенадцать колен составили и продолжают составлять в своем потомстве еврейский этнос, недаром самоопределяющийся под общим названием «Дом Яакова». Двенадцать семейств, у которых общими были только отцовские гены, а материнские распределились по фратриям[295] так: шестерым семьям — от Лии, двум от Рахили, двум от Валлы и двум от Зелфы. На закате дней Иакова-Израиля, когда он всей семьей пришел жить в Египет к сыну Иосифу, насчитывалось семьдесят пять душ, произошедших «от чресл его», т. е. прямых потомков, евреев. А в недолгом времени, через четыреста тридцать лет, когда Моисей уводил евреев из Египта, их численность простиралась уже «до шестисот тысяч пеших мужчин, кроме детей».

Евреи до недавнего времени представляли собою этнос-изолят, избегавший смешанной брачности в силу религиозных установок. Уже сам Аврам был сводным братом своей жены Сары[296]. Первые потомки Авраама также предпочтительно женились на родственницах и на иных представительницах своего племени: «И сказал Авраам рабу своему, старшему в доме, управлявшему всем, что у него было: “Положи руку твою под стегно мое и клянись мне Господом, Богом неба и Богом земли, что ты не возьмешь сыну моему Исааку жены из дочерей хананеев, среди которых я живу, но пойдешь в землю мою, на родину мою и к племени моему, и возьмешь оттуда жену сыну моему Исааку”». В итоге Исаак женился на своей двоюродной племяннице Ревекке. А их сын Иаков женился затем на двух дочерях своего дяди по матери, т. е. своих двоюродных сестрах.

При Моисее вступил в силу весьма жесткий религиозный запрет смешиваться с иноплеменниками. Этот запрет не раз нарушался в древнейшие времена (сам Моисей скандально женился на эфиопке, и не случайно эфиопские владыки — негусы — ведут свою трехтысячелетнюю родословную от царя Соломона и царицы Савской), и евреи смешивались с представителями родственных семитских племен, а порой даже неродственных или дальнородственных — египтян, хананеян, эфиопов и др. Но со временем запрет перерос в настоящее табу, а евреи, две тысячи лет живя среди других народов мира, не смешиваясь с ними, стали к XVIII веку высоко консолидированным, стабильным этносом-изолятом в самом полном смысле слова.

Легенда рассказывает также и про происхождение арабов (измаильтян) от одной пары производителей (все тот же Авраам и служанка Агарь, от которых родился родоначальник арабов — Измаил), а также и моавитян и амалекитян, произошедших от кровосмесительной связи Лота и его дочерей.

Я не призываю верить в букву библейских сказаний, но вполне вероятно, что подобная схема этногенеза могла быть распространена в древности. Тем более, что происхождение племени, а впоследствии и народа от одного производителя, героя-отца, представляется вполне естественным также в свете сравнительно недавних событий.

Так, самым современным этносом-изолятом является племя питкэрнцев на о. Питкэрн в южной части Тихого океана площадью около 5 квадратных километров и с населением 60–70 человек (в общей сложности питкэрнцев было несколько сот человек, но большая часть населения уехала на материк, где растворилась). Как пишут этнологи: «Этот необитаемый ранее островок был заселен в 1790 г. взбунтовавшимися моряками с британского корабля “Баунти” и привезенными ими с собой женщинами-таитянками. В ходе бурных “выяснений отношений” между новопоселенцами единственным живым мужчиной остался Джон Адамс; несколько уцелевших таитянок стали его женами. Современные питкэрнцы — потомки этой микрогруппы, европолинезийские метисы, говорящие на питкэрнском креольском языке (англо-таитянском жаргоне); по религии — адвентисты седьмого дня; занимаются земледелием и ремеслом»[297]. Такой вот этногенетический лабораторный эксперимент, поставленный самой историей на глазах просвещенной публики.

Есть или были еще недавно, кроме питкэрнцев, и другие этносы-изоляты, например, племя хопи в Аризоне (7 тыс. человек), папуасы-горцы в Новой Гвинее (их сосчитать никому еще не удавалось, но там еще в 1970-е годы доживали также мини-этносы ёба и бина, от которых оставалось всего по два человека), некоторые племена, разбросанные по островам Океании, все негритосы Юго-Восточной Азии (андаманцы[298], семанги, аэта), полярные эскимосы, енисейские кеты, пигмеи, огнеземельцы, друзы, баски и др. В Дагестане браки всегда заключаются внутри селения[299]; что ни селение — то, по сути, изолят, субэтнос с тенденцией трансформации в этнос. Все эти этносы живут замкнуто; внутри них все сочлены приходятся кровными родственниками друг другу, помнящими родство.

Итак, ясно: семья, если она отделилась от рода-племени и заняла свою экологическую нишу, где стала размножаться, это уже новый этнос в зачаточной стадии. Имеющий шансы на выживание, особенно, если семья полигамна. Первичный этногенез именно так и мог происходить. Затем семья вырастает в род, род делится на фратрии, образуется племя, оно, разрастаясь, развивается в народность, народ и т. д.

Понятно, что происхождение этноса от одной семьи — не единственный возможный вариант. В роли зародыша этноса мог выступить и целый род, и группа семей и т. д. Вариантов много, но все они сводятся к одному: выделению кровнородственных групп лиц из более значительной общности, также связанной кровным родством, более или менее отдаленным.

Изначально — этносов из расы (проторасы). Таков алгоритм первичного этногенеза.

Однако первичным этногенезом дело, как мы знаем, не ограничилось: расовая и этническая метисация происходила ведь уже и в то время. Хотя и не повсеместно, ибо, как мы тоже уже знаем, на территории Скандинавии, Севера России и за Полярным кругом неандертальцы не водились. Эти края так и остались на многие тысячелетия заказниками чистой нордической расы, резервуаром прямых потомков кроманьонца, которые разделились по этносам-племенам, с течением лет преобразовавшимся в народы и нации. Пример такого древнейшего центра этногенеза (ок. 50 тыс. л.н.) дают раскопки протогорода Костенки под Воронежом, где в течение многих тысяч лет проживало до 200–300 человек единого этноса-племени одновременно. Антропологически все они принадлежат кроманьонскому типу. Предполагается, что именно из этого региона отдельные отряды данного племени «квантами» уходили «на выселки» на Запад и Юг, образуя там все новые поселения, давая жизнь новым племенам.

Понятно, кстати, что одна-единственная семья, почему-либо решившая оторваться от своего племени или своей расы, — это еще не этнос, это лишь его зародыш, этнос в потенциале. Слишком эфемерно его существование, слишком непроявлен он в мире; до роли субъекта истории ему еще далеко, и не факт, что эта роль вообще состоится[300]. Поэтому мы условимся, что, в отличие от советской традиции, считавшей первичной формой этноса племя, минимальной этнической единицей будем считать отдельно проживанющий в своей экологической нише род, чью численность традиционно определяют в 35–50 человек, после чего следует фаза племени. Род — это уже этнос; семья — только возможность этноса.

Род, по определению Л. Моргана, с которым я почти полностью согласен, — это «совокупность кровных родственников, происходящих от одного общего предка, отличающихся особым родовым именем и связанных узами крови»[301]. Нетрудно видеть однако, что это же определение применимо и к семье, хотя Морган имеет в виду куст из нескольких семей, восходящих к одной. Необходимо иметь в виду эту коррективу.

А далее я считаю возможным согласиться с Бромлеем и Подольным, которые писали: «Всякое племя состоит из родственников… близких, дальних и очень дальних… Племя, в самом точном смысле слова, — огромная семья, и все члены ее так или иначе связаны между собой, хотя бы формально, родственными узами»[302].

Отметим, что некое весьма важное содержание переходит из одной фазы развития этноса в другую — от семьи до самой нации — без изменений. Семья это в первую очередь — общая кровь, но не только; это еще и память поколений: общие предки, общая семейная история. Нет крови — нет корней. Нет предков — нет истории. Нет корней и истории — нет человека.

Нация — это большая семья. У нее — ровно те же признаки, что и у малой: общая кровь, общие предки, общая семейная история. В нацию, как и в семью, нельзя просто так войти со стороны лишь по своему желанию; для этого нужно кровно породниться. Из нации, как и из семьи, нельзя выйти, при всем желании, даже посмертно.

Соотнесем с этим важным разъяснением типичное для советской науки определение этногенеза, данное Н.Н. Чебоксаровым для БСЭ:

«Этногенез — процесс сложения этнической общности (этноса) на базе различных этнических компонентов. Этногенез — начальный этап этнической истории: по завершении этногенеза может происходить включение в сложившийся этнос других ассимилируемых им групп, дробление и выделение новых этнических групп. Исторически различаются два типа этногенеза. Первый относится к этнической истории первобытнообщинного и докапиталистического общества и завершается образованием народностей (преимущественно в раннефеодальном периоде). В этногенетических процессах второго типа при сложении современных этнических общностей (например, современных народов Америки) решающую роль играли представители уже сформировавшихся народов и процессы аккультурации»[303].

Что же мы видим? Два очень характерных для советской традиции момента.

Во-первых, эта трактовка БСЭ мало что проясняет собственно в этногенезе, а во-вторых, скрыто пропагандирует несостоятельную теорию «американского плавильного котла», не выдержавшую проверки временем.

Однако само подразделение этногенеза на два типа, один из которых можно назвать первичным (самозарождение путем дивергенции, «отпочкования» от расы), а другой — вторичным (сплавление, взаиморастворение самостоятельных этносов), не вызывает никаких возражений. К такому выводу пришел и раздел «Раса и этнос» настоящей книги.

* * *

В связи с тем, что этнос должен рассматриваться непременно в соотношении с расой и никак иначе, обратимся к одному важному вопросу.

Многие настаивают на том, что все этносы в мире имеют смешанное происхождение[304]. Так ли это? Из вышесказанного уже ясно, что это не так, что существуют племена, буквально произошедшие от одной семьи, возможно, полигамной, но без всяких примесей.

Однако что есть примесь? Давайте разберемся и в этом вопросе, служащем удобным предлогом для демагогических построений.

Безразлично, по каким причинам семьи или даже целые роды откалывались от некоей расы и уходили на новые земли, чтобы дать там жизненную основу для новых племен. Так или иначе они все связаны общим происхождением и принадлежат к одной расе. В случае слияния в дальнейшем между собой, эти племена образовывали разные новые этносы, однако все той же расы (дарвиновская реверсия). В этих случаях не может идти речи ни о порче расы, ни, тем более, о ее исчезновении.

Можем ли мы тут говорить о примеси? На мой взгляд, нет. Вторичный этнос, создавшийся в рамках одной расы, — это чистый этнос. Он — как купажное вино: его неповторимый новый вкус определяется именно смесью, уникальной комбинацией ингридиентов, но сама-то смесь состоит из однотипных (!) вин.

К примеру, русские, мешаясь с европеоидными народами фино-угорской или германской группы, постоянно воспроизводили не кого иного как… кроманьонца. Будучи изначально сами кроманьонским субэтносом, меняли ли они свою этническую природу при этом, утрачивали ли «чистоту»? Разумеется, нет. Они просто возвращались в свое этническое вчера, чтобы снова двинуться навстречу этническому завтра. Если же и случался нерегулярный инорасовый подмес, этнос постепенно избавлялся от него, изживал, вытеснял, как вообще избавляется Природа от любых промежуточных, несовершенных форм. Доминантные свои гены вытесняли пришлые рецессивные.

Другое дело, если племена одной расы многократно перемешивались с племенами другой расы (или даже других рас): тогда постепенно, по диалектическому закону о переходе количества в качество, они в итоге меняли и расовую принадлежность, расовую идентичность. Они теряли одну расовую принадлежность и приобретали другую (татары были в массе монголоидны, стали в массе европеоидны; узбеки, таджики — наоборот и т. п.) или образовывали новую, гибридную, вторичную расу (евреи, эфиопы, латиносы и др.), которую нельзя назвать чистой, но приходится считать уже цельной.

Однако эти вторичные расы в свою очередь вступали на путь изменчивости и расхождения признаков, образуя вначале чистые этносы вторичной расы, а там, глядишь, и ее вторичные, смешанные этносы (этническая история Латинской Америки, Ближнего Востока или Южной Азии пестрит подобными примерами; к примеру, евреи-ашкенази генетически отличаются от иранских, иракских евреев и сефардов). И так далее.

При этом язык часто переходил от победителей к побежденным, хотя бывало и наоборот, если язык побежденных обладал существенными преимуществами.

Итак, прав ли Гумилев и его эпигоны, утверждая, что «чистых» этносов вовсе нет, все этнически неоднородны? Для меня очевидно, что это не так. Но даже если допустить, что в каждом этносе есть доля инорасовой примеси, что из того? Речь ведь не идет о химически чистом веществе. Как известно, и золота 100-процентной пробы не бывает, в нем всегда есть чуток «незолота». Абсолюта нет нигде и ни в чем, искать его, стремиться к нему бессмысленно. Огорчаться от его недостижимости — глупо. Нельзя быть «умным вообще», «сильным вообще», «богатым вообще» — можно быть лишь «умнее, чем…», «сильнее, чем…», «богаче, чем…». И точно так же, если нельзя быть «этнически чистым вообще», то зато можно быть «чище, чем…»,

Все познается в сравнении, все на свете относительно: есть более однородные — и есть менее однородные этносы (более гомогенные или гетерогенные, в терминологии генетиков). От этого качества очень многое зависит в их судьбе, мы это знаем и понимаем. И судить об этнической чистоте того или иного народа мы будем в сравнении с другими: данный этнос «чище, чем…». У кого выше прочих коэффициент гомогенности по разным маркерам[305], тот и чист как эталон.

Мы еще вернемся к данной теме, когда будем говорить о русском народе.