ОТСТУПЛЕНИЕ ПЕРВОЕ: метафизика глобализма

Итак, этнические войны различного масштаба и с различной мотивацией сопровождают всю историю человечества.

Но вот непраздный вопрос: а каковы же мотивы не локальных, а огромных, поистине мировых войн, до которых доросло человечество в ХХ веке и которым суждено в будущем только наращивать масштабы и изощряться в средствах? Что решается в ходе подобных гигантских столкновений?

На этот вопрос не просто ответить, исходя из традиционной мотивации войн. Ведь основные государства, развязавшие и ведшие Первую, Вторую, а тем более — Третью (холодную) мировые войны, вовсе не относились к числу беднейших, задавленных нуждой и готовых на любое преступление ради куска хлеба. Жители этих стран, в т. ч. СССР, имели, в большинстве, пищу, одежду, крышу над головой, мужчинам хватало женщин, территории были достаточны (немцы жаловались на дефицит «жизненного пространства», но на деле плотность населения в Германии заметно уступала таковой, например, в неагрессивной Бельгии). Финал Третьей мировой войны показал, что полное уничтожение, «съедение» противника и даже его грабительская оккупация не входили в планы стран-победительниц или, во всяком случае, не были их непосредственной ближайшей целью[464]. Что же заставляло их тратить неслыханно огромные силы и средства на то, чтобы сломать хребет противнику? За что воевали?

Метаполитика отвечает на этот вопрос ясно и однозначно. Коллективное (этническое в данном случае) «Я — могу» не знает и не желает знать границ своих стремлений. Принципиально и онтологически. Все дальнейшее зависит лишь от масштабов арены, на которой эти этнические стремления сталкиваются. В нашем случае — с мировыми войнами — речь идет о всемирной арене. О глобальных амбициях. О стремлении к мировому господству, которое неизбежно развивается у особенно выросших и усилившихся наций. В этом весь смысл процесса глобализации, о котором стоит поговорить подробнее, ибо в нем раскрывается важнейшая этнополитическая суть мировой истории.