Что такое крушение Европы?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Что такое крушение Европы?

Кризис евро начался с ряда нарушений договоров и сопровождается их продолжением. «Нужно обладать четким пониманием,?– заявил судья Конституционного суда Удо ди Фабио,?– если выступаешь против упреков в нарушении договора о том, что соблюдение договора практически было невозможным, не разрушая того, чего хотят добиться валютным союзом: единого валютного пространства»32. Но затем в защиту нарушения договора следует угроза: «Если рухнет евро, рухнет и Европа».

Что такое «провал»? Можно провалиться на экзамене, можно провалиться в создании своего бизнеса, может распасться брак, оказаться неудачной попытка горноспасательной службы спасти терпящих бедствие. Неудачи могут быть трагическими, но жизнь продолжается. Антонимом к слову «провал» является «успех». Европа является успешной,

– если царит мир,

– если в странах Европы демократия остается стабильной или продолжает укрепляться,

– если люди собственными силами могут улучшать условия своей жизни, найти работу и жить плодами своего труда.

Других масштабов успеха для Европы я не вижу. Ведь время для военных завоеваний, приобретения новых колоний или иных методов внешнего роста могущества, к счастью, уже прошло. Нужна ли нам для какой-нибудь из этих целей во всей Европе или в каких-то ее частях единая валюта? Конечно, нет, некоторым она может показаться полезной, но это не является обязательным требованием. Означает ли для какой-либо страны в еврозоне – добровольный или принудительный – возврат к национальной валюте угрозу трем вышеназванным критериям успеха? Наверняка нет. Даже возврат Греции к драхме не стал бы угрозой миру и демократии. Может быть, даже улучшились шансы большинства греков самим строить свою жизнь. Но об этом пусть спорят экономисты. Угрожающая речь о «распаде Европы» работает, как это часто происходит в политике, использующей небрежный язык с нечеткой терминологией.

Мир в Европе в прошлом традиционно находился под угрозой из-за экспансионистских устремлений крупных европейских держав. Но это время уже прошло. Совершенно независимая от валюты система безопасности НАТО охватывает тем временем всю Европу, кроме стран СНГ и частей бывшей Югославии. Единственным источником угрозы миру в Европе после падения «железного занавеса» являются гражданские войны и этнические разногласия. Большей частью они случаются на территориях с единой валютой. Так было во время гражданской войны в Югославии и российской гражданской войны в Чечне. Военные столкновения вокруг Грузии и остальные волнения на Кавказе не имели и не имеют никакого отношения к валюте. Набор условий между евро и демократией или связь угрозы между ними также не просматриваются даже при самом большом умственном напряжении. Государства могут ввести евро, а могут снова отменить его. Они могут установить свою валютную территорию самостоятельно или вместе с другими. Совершенно различные валютные режимы совместимы с демократией. Демократической может быть даже ликвидация какой-либо валютной территории, как это произошло при разделе Чехословакии.

И наконец, благосостояние, рост и занятость действительно связаны со стабильной валютой, но не с размером валютной территории, и не важно, идет ли речь о национальной валюте или о евро. Это было ясно показано в эмпирическом анализе в главе 3 и при всех других логических размышлениях.

Однако тем, кто говорит о «крахе Европы», трудно доказать что-либо логикой или эмпирическими рассуждениями. Ведь под Европой они понимают не конкретное, исторически выросшее содружество народов на данном континенте с совершенно различными выборами развития. Они скорее понимают под Европой исторический процесс, который начался с Роберта Шумана и Конрада Аденауэра, который с их точки зрения должен привести к определенной цели, а именно к Соединенным Штатам Европы. Для них хорошо все, что приближает Европу к этой цели. Поэтому евро – это хорошо, и он будет становиться все лучше, чем больше стран будут его вводить. Поэтому плохо все то, что угрожает евро. Любой выход из еврозоны, например Греции, к которой предъявляются слишком завышенные требования, с этой точки зрения является плохим. Единая валюта рассматривается не с точки зрения присущей ей логики, а исключительно как транспортное средство для дальнейшего продвижения в направлении «Соединенных Штатов Европы».

Этот вид европейской эсхатологии, самым видным представителем которого был Гельмут Коль, полностью приобрел иммунитет от какой бы то ни было логической или эмпирической проверки. Она превратилась в чистую идеологию. К сожалению, немецкие партии в той или иной степени являются приверженцами этой идеологии – так можно на время приостановить и развитие демократии?33. Общее обоснование этой идеологии звучит так: «Никогда не должно быть войны!»34 Все идеологии имеют одно общее: они успешно застраховали себя венком своих дефиниций и установок от всех возражений из реальной действительности. Они играют роль религии или ее заменителя. Это делает их сторонников невосприимчивыми к любым аргументам. Дирк Шюмер говорит следующее по поводу этого идеологического закостенения европейской идеи: «Ничто в истории не является им, как хорошая идея вчерашнего дня, которая сегодня больше не работает. Поэтому проповедь Коля о Европе оказывается такой беспомощной»35.

Те, которые связывают дискуссию вокруг евро или выхода Греции с «крахом Европы», приводят почти такие же аргументы, как Эрих Хонеккер, который незадолго до падения Берлинской стены сказал: «Только вперед, и никогда назад». Тот, кто так думает, проявляет глубокое неверие в естественную стабильность европейской интеграции и в разумность европейцев вообще. Георг Павел Здоровенный сформулировал эту позицию, так аргументируя выход Греции из евро: «Если Греция выпадет, то она попадает на 12 лет назад, в 2000 год, а на сколько лет назад попадут другие государства – члены еврозоны? Они трижды докажут, что, во-первых, не способны объективно оценить заявку на вступление (что делает сомнительным любое дальнейшее расширение еврозоны), во-вторых, не способны вытащить из кризиса даже самого слабого партнера и, в-третьих, не способны осуществить их личные представления… Если бы когда-нибудь фундамент прочности ЕС зашатался, то эта часть мира свалилась бы обратно не в 2011 или 2001 год, а в 1991-й, 1981-й или еще ниже»36.Идеологи европейского федерального государства с такой аргументацией злоупотребляют евро для символической политики. При этом он является только «валютой, и ни больше ни меньше, он используется большим или меньшим числом государств, но он не является Европой»37. Сэмюэл Бриттен очень сдержанно оценивает этот всеобщий восторг Европы: «But one mindless slogan uttered too often is that the solution to problems is more «Europe» rather than less».?– «Но один бессмысленный лозунг повторяемый слишком часто, означает, что решение проблем значит больше «Европы», а не меньше»38.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.