«Я виноват в расовых предрассудках? Мы все виноваты»
«Я виноват в расовых предрассудках? Мы все виноваты»
Я – расист? Да ни в коем случае. Посмотрите, как я живу. Дом в «медиаприиске» Ислингтона[143]. Детишки шумно играют в минималистическом полуподвале. Парочка белоголовых арийцев, один с кожей оливкового цвета и еще один – что-то среднее. Они – потомство четырех поколений, выходцев из Индии, Турции, Франции, Германии, России, международного еврейства, Уэльса и Англии.
В действительности мне нравится думать, что мои инстинкты в этом отношении такие же безупречные, как у среднего читателя The Guardian. И тем не менее я виновен. Но не в расизме, надеюсь, а в приступах некорректности, которые быстро проходят и сразу же вызывают сожаление. Когда я прогуливаюсь по парку в тренировочном костюме и наталкиваюсь на стайку черных пацанов, которые орут в зловещем закоулке у заброшенного мужского туалета, я предпочитаю делать вид, что и в ус не дую.
Можете назвать меня рохлей. Можете сказать, что в данном случае риска не больше, чем при столкновении с любой пьяной компанией. И тем не менее у меня в мозгу что-то тихо щелкает. Отчего не знаю (то ли из-за рассказов сэра Пола Кондона[144], то ли из-за статей в The Evening Standard), но я, как жалкий трус, прибавляю скорости. Можете сказать, что в ответ на их выкрики мне следовало бы улыбнуться им и помахать ручкой. Но, знаете ли, такой изнеженный слабак, как я, способен рвануть и от банды белых пацанов.
Вполне возможно. Беда в том, что я не уверен. Я не могу исключить, что страдаю некоторой предвзятостью. Наверное, на основании сообщений в газетах правого толка о большей вероятности быть избитыми молодыми черными парнями, чем другими, я предубежден в отношении этой группы. И если это расистское предубеждение, то я виноват.
И ты тоже, детка. И мы все. Если кто-то из читающих эти строки не испытывал подобного позорного чувства, ну, тогда – я просто не верю вам. И правые, и левые политики сходятся в одном, расизм – это «естественно», и он возникает органически во всех цивилизациях. Так же естественно, как сточные воды. Все согласны, что это отвратительный, побочный продукт несовершенной эволюции человека. Вопрос в том, что делать со стоками? Мне кажется, что современные решения почти так же неверны, как и решения Инока Пауэлла[145] 30 лет назад.
Один из лицемерных приемов консерваторов – утверждение, что «Инок по убеждениям не расист». «О нет, – говорят мои друзья-пауэллиты. – Он просто обращал внимание на то, что нельзя ожидать от других людей – невежественных жителей Вулвергемптона – такой же сдержанности». Это либералам Хампстеда[146] легко проявлять толерантность; а как насчет городской бедноты, тех, кому приходится нелегко? Сам Пауэлл не расист, утверждают пауэллиты, но он говорил от имени тех, чьи не слишком благородные чувства были вызваны поведением их соседей. Он не был расистом; он просто предрекал расизм. Хорошо, если даже принять это отличие, следует признать, что как пророк Пауэлл страшно ошибался.
Где река, пенящаяся кровью? Можете считать меня чересчур осмотрительным журналистом, но я не вижу расовой войны. Я вижу бесчисленные примеры взаимопомощи без расовых предубеждений. По расовым вопросам надо слушать не Инока Пауэлла, а У.Ф. Дидса[147], который работал в том же кабинете консерваторов и который полагает, что наша страна в этом плане не хуже других. Пауэлл все понял неправильно, так как недооценил толерантность британцев и вообразил дух расизма, который оказался не таким страшным, как представлялось. Ту же ошибку, безусловно, совершает сейчас индустрия межрасовых отношений.
Бог его знает, почему Макферсон дал странную рекомендацию изменить закон так, чтобы разрешить судебное преследование за расистские высказывания или поведение «не только в общественном месте». Я не могу понять, что заставило этого рассудительного старикана заявить, что можно так определять инцидент расизма в отношении пострадавшего или «любого другого лица». Ну, чисто по Оруэллу.
Даже по законам Румынии времен Чаушеску нельзя было подать в суд на человека за его высказывания на собственной кухне. Неудивительно, что полиция жалуется на то, что не может никого арестовать в Лондоне. Неудивительно, что служба уголовного преследования стонет вместе с подразделениями по борьбе с дискриминацией из-за неразберихи во многих делах.
Предположим, расистская фраза или инцидент действительно зафиксирован в полном соответствии с пониманием некой третьей стороны. Вот что писал Гэри Янг в Guardian по делу Али Г. «Представьте, роли поменялись и чернокожий комик создал образ белого еврея, который откалывает шутки о том, какой он прижимистый и амбициозный маменькин сынок».
Конечно, г-н Янг использовал этот уродливый стереотип, чтобы показать: некоторых людей может оскорбить то, что комик изображает чернокожих как «глупых бездельников, ненавидящих женщин и подсевших на наркотики», но разве не может кто-то обидеться на слова самого Гэри?
Если бы идеи доклада Макферсона реализовали полностью, то вам бы, Гэри, досталось на орехи. И это было бы сумасшествием, не так ли? В чем левые, The Guardian, Макферсон и вся полицейская бригада ошибаются, как и Пауэлл, так это в том, что мы, по их разумению, должны бесконечно гоняться за свидетельствами одной из отвратительных черт человека, запрещать ее в законодательном порядке, все время твердить о ней и создавать тысячи рабочих мест, финансово зависимых от ее раскрытия.
В действительности при наличии разумной правовой структуры для минимизации проблемы, схожей со службой канализации, можно будет, наверное, достичь таких же результатов, если даже не лучших. Но при условии, что мы сильно сократим антирасистскую индустрию, прекратим напрягать стольких людей угрозой правовых действий и будем бороться с расизмом посредством толерантности и хороших манер.
21 февраля 2000 г., The Guardian
Это сокращенная версия доклада, прочитанного в Центре политических исследований 25 марта 2004 года в память Кита Джозефа[148].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.