Королева наносит ответный удар

Королева наносит ответный удар

Отец отца моего отца был романтичным турецким политиком. У него был небольшой, но известный консервативный журнал. И его карьера закончилась рядом решений, романтичных и, конечно, консервативных, но неумных и иногда опрометчивых.

Наиболее опрометчивым из всех было решение моего предка как министра внутренних дел в правительстве последнего султана подписать ордер на арест Ататюрка, которого теперь считают отцом современной Турции и чье лицо украшает почти каждое муниципальное здание в этой стране. Некоторое время спустя мой прадед брился в городке под названием Измит, где его забили до смерти и повесили на дереве. Вот почему мой дед по отцу, урожденный Осман Али, приехал в Англию в поисках того, что сейчас называют убежищем.

Я рассказываю все это, чтобы показать, что хотя я, конечно, британец и во мне течет английской крови гораздо больше, чем турецкой, но я склонен проявлять симпатию к тем, кто приезжает в эту страну из-за страха за свою жизнь или по другим причинам, но с намерением начать новую жизнь.

Масштаб и темпы иммиграции нас беспокоят сегодня потому, что, грубо говоря, современные иммигранты, кажется, не ассимилируются так, как это было с их предшественниками. Согласно Эндрю Грину из организации по контролю над миграцией (Migrationwatch), чистый приток иммигрантов в Британию сейчас составляет примерно 170 000 в год. Эта цифра не учитывает тех, кто не получил право на убежище, но страну не покинул, а также других нелегалов. В каждом десятилетии нас, по-видимому, ждет приток еще 2 млн иммигрантов из стран, не входящих в ЕС, и, хотя я на стороне иммигрантов, эта цифра заслуживает политической дискуссии. Правые никогда не упускали своего шанса, и Дэвид Бланкетт уже предупреждает, что народ просто задыхается от этого потока. Но более важно, и в левых кругах согласились с этим, привлечь внимание к угрозе, которую представляет иммиграция для британского образа жизни.

Два гарвардских экономиста, Альберто Алесина и Эдвард Глезер, предложили прекрасное объяснение тому, насколько по-разному в Европе и Америке проявляется желание забрать деньги у богатых и потратить на бедных. Государственные расходы в Америке составляют примерно 30 % от ВВП, а в Европе примерно 45 % от ВВП, и одно из важных объяснений отличия, говорят эти экономисты, – расовое. Похоже, что люди более склонны поддерживать благотворительность, если они живут бок о бок с получателями помощи своей расы, и настроены против, если живут рядом с представителями другой расы. За такой вывод ухватились левые. В результате в Prospect появилась статья Дэвида Гудхарта под названием «Слишком разные?». В ней он пишет, что если мы живем в слишком многообразном, слишком мультикультуральном, слишком раздробленном на иммигрантские группы обществе, то мы теряем чувство взаимности, обоюдности и общности, которое нам необходимо для поддержания в людях чувства причастности к государству всеобщего благоденствия.

Так что в начале XXI века среди общей паранойи по поводу глобализации и иммиграции к национализму призывают левые ради спасения социализма в одной стране. Теперь вы или я можем думать, что было множество других веских причин для желания сохранить дух взаимности и общности, помимо стремления Гудхарта защитить первозданную целостность нашего соглашения о социальном обеспечении 1948 года. Но в рассуждениях Гудхарта, Бланкетта и Грина есть одно основополагающее допущение, и это реальность расизма. Левые теперь, кажется, согласны, хотя до этого и отрицали, что расизм присущ человеку как виду.

Я не хочу, чтобы мои налоги тратились на халявщиков, независимо от цвета их кожи. Но вроде считается общепринятым, что возмущение сильнее, если люди чувствуют, что их деньги тратят на иностранцев, и особенно на иностранцев с другим цветом кожи. Это, конечно, печально, но, вероятно, неизбежно. И в этом смысле расизм схож с нечистотами: цивилизованное общество умеет с этим справляться и канализировать. Вопрос – как.

Наиболее очевидный ответ – предупредить наплыв огромного количества неассимилированных людей в случае, если это возмущает коренное население. А если вы не против иммиграции, как я, то вам следует приветствовать тех, кто приезжает в эту страну, чтобы работать. И система предоставления им убежища должна действовать так, чтобы сотни тысяч нелегалов не оказались забытыми. Их нельзя лишать возможности проявлять экономическую активность, отсутствие которой раздражает налогоплательщика. Но с учетом масштаба и темпов уже идущей иммиграции этого недостаточно. И тут наступает вторая и самая удивительная трансформация взглядов левых.

Через семь лет после того, как новые лейбористы пришли к власти и поклялись разделаться со Старой Британией, они вновь открыли жизненность старых символов довольно забавным и трогательным образом. В этом году 26 февраля члены клана Хаттержи стали британскими гражданами в ходе церемонии, описанной Фердинандом Маунтом в последнем номере The Spectator. Их приветствовали под звуки национального гимна, и они обменялись рукопожатием с принцем Уэльским. И все эти люди, тысячами в месяц, не только клянутся или подтверждают свою верность королеве, ее наследникам и преемникам. Появился новый обет, который можно назвать формулой «Типтон Талибан»[149]. «Я буду верен Великобритании и уважать ее права и свободу, – говорится в обете. – Я буду защищать ее демократические ценности. Я буду честно соблюдать ее законы и выполнять свои обязанности и обязательства как британский гражданин».

Обратите внимание на удивительный подтекст этих слов – так как для этой страны удивительно требование клятвы: «Я буду верен Великобритании». Десять лет назад Норман Теббит[150] заявил, что иммигранты должны сдавать тест на игру в крикет: чтобы третье или четвертое поколение граждан Великобритании, сидя на трибунах крикетного стадиона «Лордз» и поддерживая Англию одобрительными возгласами, отрабатывали привилегии, получаемые ими в этой стране.

На тот момент политики всех мастей осудили это коварное заявление как безответственное и провокационное. А сейчас лейбористское правительство недвусмысленно требует лояльности к Великобритании. Если согласиться с тем, что верность Великобритании логически неотделима от спортивной лояльности, что вполне разумно, то получается, что Дэвид Бланкетт придал крикетному тесту Нормана Теббита церемониальную форму. Первые сообщения наводят на мысль, что натурализованным иммигрантам эти церемонии нравятся. Им нравится «Юнион флаг»[151] – тот самый флаг, который запрещено изображать на шкафчиках на рабочих местах, так как это проявление устрашающего национализма. И правительству нравятся подобные церемонии. И все потому, что уже давно признали: Британия не будет работать, если станет тем, что Филипп Боббит[152] назвал рыночным государством.

Теоретически можно создать государство, в котором ни у кого не будет особой романтической привязанности к нации. И мы все сможем проживать в любом месте в одинаковом состоянии эмоциональной безучастности, платить налоги, а взамен получать определенные услуги и защиту. Такое место, конечно, было бы довольно мрачным, и практически это неосуществимо. Потому что ключевой признак национальных государств состоит в том, что они действительно требуют от своих граждан готовности приносить жертвы ради всеобщего блага. В целом люди могут пойти на такие жертвы, только если они чувствуют элементарную верность нации. Похоже, что правительство пришло в ужас от нарушения целостности, вызванного мультикультурализмом, и внезапно стало искать клей.

Вот в чем смысл этих церемоний предоставления гражданства. Левые наконец уяснили, что, если страна хочет добиться успеха и остаться сплоченной, у нас должно быть основополагающее и единое понимание того, что значит быть британцем. Надо отдать справедливость лейбористам: в 2004 году они пришли совсем к иному пониманию того, что значит быть британцем, в сравнении с их начальным представлением в 1997 году.

Большую часть своего семилетнего пребывания во власти лейбористы вели наступление на то, что они считали институтами Старой Британии. Вспомните Cool Britannia, дебильный и антиисторический Купол, отказ Шерри делать реверанс, нелепое и коммерчески глупое решение Боба Эйлинга[153] убрать флаг с хвостового оперения самолетов British Airways. И это было только началом проекта новых лейбористов по пересмотру того, что считать «британским». План решения задачи озвучил Гордон Браун в своей речи в апреле 1999 года, всего лишь четыре года назад. «Старая Британия уходит», – объявил Гордон, который все еще любит выказывать презрение традициям и появляется в костюме на банкете у лорд-мэра Лондона. – Старый порядок нереформированных институтов уходит в историю».

Понятно, что под этими институтами он понимал союз между Англией и Шотландией, доктрину парламентского суверенитета и, sotto voce (про себя), монархию. Он с восторгом цитировал опрос, который показал, что общественность невысокого мнения о палате общин как эмблеме британскости. «Старомодно думать, что власть должна быть сосредоточена в Лондоне», – говорил он и превозносил талант и динамизм новых региональных правительств. Он цитировал профессора Линду Колли касательно того, что институты объединенной Британии в действительности были творением империи и внешней угрозы; а с их исчезновением старые изношенные институты Британии можно демонтировать и реформировать, а суверенитет можно объединить с Европой. Нет, сказал он, нацию в действительности объединяет не парламент, а национальная система здравоохранения (НСЗ), которая, согласно 71 % опрошенных, лучше всего представляет Британию.

Можно понять, почему это так привлекательно для политика-лейбориста, который существенно расширил государственный сектор и укрепил положение НСЗ как самого крупного государственного работодателя по эту сторону Урала. Но когда вы торчите за границей в какой-нибудь забытой богом дыре и ностальгируете по родине, разве вы думаете о НСЗ со всем ее прелестями и преимуществами? Разве вы тоскуете, как Руперт Брук[154] в Первую мировую войну, и желаете оказаться в палате в больнице НСЗ? Вряд ли.

А если нацию объединяла не НСЗ, сказал Гордон Браун, то ее объединит Би-би-си. И опять понятно, почему идея о 20 000 журналистов в основном левых взглядов, которые кормятся за счет налогоплательщиков, привлекла Гордона тогда, если не сейчас. Тогда он сказал нам: британскость означает, что все, кто может работать, имеют на это право и обязаны делать это. По-моему, это по меньшей мере несерьезно. Нет ничего небританского в том, что жена сидит дома и смотрит за детьми или телевизор. То же относится и к новоиспеченному графу, который не заработал за свою жизнь и трудодня. Но именно НСЗ, Би-би-си и одержимость Гордона Брауна работой лейбористы посчитали британскими проявлениями и принялись их превозносить. А другие изношенные старые символы британскости они решили умалить или уничтожить.

С официального бланка министерства финансов убрали корону. Помню, я был удивлен, как при обсуждении какого-то полицейского закона мы с ходу приняли поправку, вычеркивающую из присяги, которую приносят констебли, упоминание королевы. Я пошел в кулуары палаты общин, нашел Криса Монкрифа из Press Association, высказал бурное порицание и больше об этом ничего не слышал.

Правительство вскоре будет согласовывать новую конституцию нашей страны. Конституцию сляпали в ходе непонятных переговоров с другими европейскими странами и даже не дадут нам проголосовать за нее. Абсурдность регионального управления продолжается в том смысле, что копать гравийный карьер или строить дома в южном Оксфордшире можно по разрешению некоего бюрократа из Гилдфорда. Сейчас у нас действует система передачи полномочий, согласно которой шотландские члены парламента могут навязывать решения Англии, тогда как я, член парламента от Англии, не могу высказываться по этим же вопросам в Шотландии и – как окончательный абсурд – парламентарии от Шотландии и сами этого не могут. Передача мест в парламенте по наследству или уже запрещена, или скоро будет. И все же культуркампф продолжается.

Если вы останавливаетесь в отеле Marriott Kampala и встречаетесь с кем-то в Windsor Suite, где менеджеры делают все, чтобы раздобыть и развесить на стенах эстампы в британском стиле, что вы видите? Ставлю десять центов против доллара, что на этих картинах, которые, по задумке глобализованного гостиничного бизнеса, должны напоминать Британию, изображены сцены охоты на лис. Тот вид охоты, который лейбористы собираются запретить не из-за его жестокости, а из-за мелочной классовой войны, а также потому, что от охоты на лис веет духом Старой Британии.

Только в прошлом месяце правительство объявило без всякой причины, из непонятного подросткового республиканизма, что собирается изъять слово «королевская» из названия службы уголовного преследования. Однако то же самое правительство сейчас просит новоприбывших принести клятву верности не только короне, но и Соединенному Королевству. Это правительство обиженных инфантильных лейбористов после шести лет злопыхательств и козней учредило церемонию, когда вывешивается «Юнион флаг» и все поют «Боже, храни королеву». Что происходит? Ответ – мы просто являемся свидетелями резкого и недостойного разворота на 180° по крайней мере одной части правительства.

Когда к нам приезжают иммигранты, они сразу видят суть символов, таких как флаги, гимны и королева, ДНК которой воплощает историю Британии таким образом, который понятен людям по всему миру. В течение 20 лет лейбористы были абсолютно не правы в основанных экономических аргументах. Теперь до них доходит, правда не совсем быстро, что они, скорее всего, ошибались и в культурных доводах и что их приверженность доктрине мультикультурализма была ошибкой, так как она приводит к сегрегированному рыночному государству, в котором люди заявляют о своих правах, но не обладают чувством обыкновенной лояльности или цели. Если нужно возродить лояльность, зачем взывать к НСЗ, Би-би-си или нашему желанию работать, как предлагает Гордон Браун. Следует обратиться к вещам, которые действительно находят отклик в сердцах людей. И пока консерваторы не обладают монополией на такие институты, именно консервативная интуиция подсказывает, что их не стоит так легко отбрасывать.

27 марта 2004 г., The Spectator

Данный текст является ознакомительным фрагментом.