Мир праху твоему Алан Кларк (1928–1999)

Мир праху твоему

Алан Кларк (1928–1999)

Что касается обаятельных людей, есть с ними один подвох, обратная сторона: чем больше их обаяние, тем больнее бывает, когда почти наверняка без злого умысла они говорят нечто такое, что вас ранит. Я стоял в коридоре комитетов палаты общин в Вестминстере. Был день выборов руководства партии тори в 1997 году.

Появляется Алан Кларк. Идет, перебирая ногами, как ящерица, посматривает прищуренными удивленными глазами на собравшихся корреспондентов. «Алан!» – кричу я, поскольку полагаю, что мы с ним в хороших отношениях или, скорее, в отношениях предательской дружбы журналистов и политиков.

Когда-то я подготовил довольно льстивое интервью с ним – с кучей деталей, от которых не отказываюсь и сейчас. О том, что он, возможно, наш самый великий автор дневников после Пипса[325], о том, что он способен вычислить поддельного Беллини с 50 шагов, а крашеную блондинку со 100 метров. В статье подчеркивались его компетентность и оригинальность как историка. И в свое время на публике он буквально смущал меня своей любезностью. Поэтому, руководствуясь смутным ощущением товарищества, я и окликнул его по имени здесь, в коридоре, в окружении моих друзей и коллег по лобби.

«Алан», – обратился я и задал ему вполне разумный вопрос, который мы задавали всем притворно улыбающимся консерваторам, которые входили и выходили из кабинета номер пять после голосования за Уильяма Хейга или Кена Кларка.

«За кого собираетесь голосовать?» – спросил я. И когда он медленно повернул свой долихоцефалический череп с челкой, словно из проволоки, я почувствовал, как вокруг меня напряглись журналисты с блокнотами, ибо в этом вопросе Кларк был совершенно непредсказуем. Он кинул на меня взгляд ископаемого ящера. И знаете, что этот беллетрист, сочинитель замысловатых эпиграмм, наше английское всё, произнес? Он сказал: «Пшел вон»; при этом умудрился в одно слово «пшел» вместить пять слогов. Должен признаться, я почувствовал себя слегка раздавленным.

«Да, – подумал я, – конечно, он прав: мне следовало тут же отваливать. «Вон» – именно то направление, в котором я должен исчезнуть. Хороший совет, – подумал я, – нахальному журналисту». И у меня покраснели уши. Остальная пишущая братия захихикала от удовольствия. А все это доказывает только одно: насколько хрупко наше самолюбие. И в этом ключевом отношении Кларк, конечно, был таким же, как и мы все, только еще более ранимым.

Если подумать о культурном влиянии Алана Кларка в Британии 1990-х годов – таком же значительном, как влияние его отца в предыдущем десятилетии, – его популярность нельзя отнести только на счет дневников. Они, конечно, шедевр, как говорят все, но не в силу скабрезного содержания, показной болтливости о похождениях с грудастыми девчонками в поездах и красным чемоданчиком, подмигивающим ему с багажной полки.

Кларку удалось создать грустный и захватывающий триллер, в котором он постигал центральную роль неудачи в политике. Он рассказывает о почитании Маргарет Тэтчер, о старании заслужить одобрение, о его жалких, чуть ли не собачьих попытках попасть в кабинет министров. Затем, симметрично, мы узнаем о заслуженном наказании той редкой женщины, которая отказалась пройти с ним весь путь и которой он остался верен – особенно верен – в час ее политической смерти.

Читательская аудитория у дневников была обширной. Они сделали политику интересной даже для тех, кто обычно не читает даже программу в Today. Но они сами по себе не объясняют влияния Кларка. Для понимания его успеха необходимо знать, что происходило со всем мужским родом, или по крайней мере с его британскими представителями, в постфеминистские 1990-е годы мучительной неопределенности.

Был человек, который, как и читатели GQ, Esquire, Loaded – всех этих журналов, призванных поддерживать в мужчинах уверенность в себе, в изобилии появившихся в последние 10 лет, – бесконечно восхищался самыми разными преимуществами и недостатками своих собственных гонад. Интересовался автомобилями. У него были «бентли», из которых так и пер жестяной тестостерон. Были у него и «роллс-ройсы», и «астон мартины», и специальный фургон для цыпок, чтобы ездить на вечеринки, устраиваемые The Spectator. В этом отношении он, конечно, прекрасно соответствовал гедонистской юношеской одержимости автомобилями, свойственной любому читателю журнала для молодых мужчин.

Он даже дошел до того, что стал, как и бывший редактор журнала Loaded, проявлять нездоровый интерес к нацизму, или по крайней мере к нацистскому стилю, хотя Кларк, естественно, более эксцентричен. Ему, кажется, пришлись по вкусу принципы автаркии нацистской экономики, и если бы г-жа Т. ему это позволила, то он реализовал бы голдсмитовскую программу самодостаточного сельского хозяйства и протекционизма.

Как и читатели современных подростковых журналов, которым непонятно, что им делать в наши дни, когда женщины стремятся взять бразды правления миром в свои руки, Кларк тоже обнаруживает некую незащищенность. За всем этим показным бахвальством относительно секса кроется, следует признать, элемент неуверенности в себе. Прежде всего, в нем, как в идеальном читателе журнала Loaded, есть определенный эгоизм.

Он сдал своих коллег в деле компании Matrix Churchill, и некоторые из них не простили ему этого. Он сохранил лояльность Джону Мейджору после того, как сделал ошибку и оставил свое место депутата от Плимута в 1992 году, но и то, потому что, очевидно, хотел вернуться обратно в палату общин. И когда в 1997 году он вернулся, то уж точно не был лоялен Уильяму Хейгу.

Последнее визуальное воспоминание о нем – когда он не поддержал общую линию по поводу Косово и, дрожа от гнева, критиковал бомбардировки «христианской» страны. В этом был весь Кларк: дерзкий, блестящий – но уводящий вас дальше, чем хотелось бы. Войну в Косово можно критиковать за многое, но не за то, что мы поддерживали мусульман в борьбе против христиан.

Размышляя об эгоизме и единстве партии, мы смотрим на преемника Кларка в королевском округе Кенсингтона и Челси. Будет хорошо и для консервативной партии, и для Майкла Портилло, если он окажется таким человеком. Будем надеяться, что он «сделает так, что им будут гордиться». Это получится, однако, только в том случае, если он будет до конца верен Хейгу, предан руководителю партии так, как когда-то Кларк был предан Тэтчер. В последнюю очередь, что нужно сделать партии тори, так это устроить еще одну сцену, подобную той, что мы описали в коридоре комитетов, или еще одну смертную казнь путем выбрасывания из окна, тайно записанную на видео каким-нибудь любителем дневников, у которого хватит смелости последовать по стопам Алана Кларка.

9 сентября 1999 г., The Daily Telegraph