7 августа 2008 года Бартош Мажец Деревянная винтовка
7 августа 2008 года
Бартош Мажец
Деревянная винтовка
http://www.rp.pl/artykul/9148,170871_Drewniany_karabin_.html
Bartosz Marzec Drewniany karabin
С Войцехом Альбиньским беседует Бартош Мажец
Бартош Мажец: Критики обращают внимание на то, что в литературе вы не говорите напрямую о своих переживаниях. В описаниях Африки, содержащихся в «Калахари» или в «Лидии из Камеруна», мы не найдём информации о вашем личном опыте. Сегодня вы впервые обратились к воспоминаниям. Но не затем, чтобы рассказать о Чёрном Континенте, вы говорите о Варшавском восстании. Каков его образ, сохранившийся в вашей памяти?
Войцех Альбинскьй: Я тогда жил во Влохах под Варшавой. Наш дом стоял метрах в ста от границы города. Граница шла по картофельным полям, и её трудно было обозначить. Однако, немецкие картографы справились с этим заданием. Так была проведена линия, за которой солдаты не имели причин убивать, насиловать и жечь. Во Влохах царило спокойствие. Руководитель АК в нашем районе не отдал приказа о начале боёв по одной простой причине — у него не было оружия. И это был голос разума.
Мне тогда было всего девять лет, но я прекрасно помню беженцев из столицы. Сначала их было немного — только те, кому удалось избежать смерти в массовых казнях на Воле. Потом варшавян появлялось всё больше. Они несли узелки с тем, что удалось сохранить. Пересказывали мрачные вести.
Я запомнил множество образов того времени, не всегда связанных между собой. Недавно я решил упорядочить их и записать. Когда я вспоминаю какую-то сцену, вдруг, к моему изумлению, оживает следующая.
Во Влохах, в особняке, окружённом парком, расположились казаки. Вид у них был впечатляющий. На голове — меховая папаха, на поясе — шашка. Как-то два казака постучали в нашу дверь. Я встал на стул, отодвинул засов. Они посмотрели на меня — маленького и босого. Ушли молча. Чего они могли хотеть? Кого искали?
Помню, как однажды проехали на велосипедах два немецких жандарма. У них были сине-зелёные мундиры, блестели характерные широкие бляхи. Они были вооружены винтовками и пистолетами. Медленно вращали педали, поглядывали по сторонам, улыбались. Говорят, власовцы провинились, и жандармы ехали, чтобы их застрелить.
Или другая сцена. В нашем местечке находились склады, куда немцы свозили награбленное в городе добро — мебель и картины. Книг не помню, наверняка, их сжигали. Именно во время восстания я получил в подарок первую в моей жизни детскую железную дорогу — слегка помятый поезд, который ездил по рельсам. Игрушку мне подарил эсэсовец.
Наверняка, накануне отобрал её у кого-то. У такого же ребёнка, как я. Немцы должны были сравнять Варшаву с землёй и послушно принялись выполнять приказ. Однако, Влохы находились за границами Варшавы. Там приказ не действовал.
Странное дело, никто из моих ровесников не боялся немцев, находившихся во Влохах. Мы бегали между их танками, ящиками с патронами, орудиями и гранатометами. Мы играли в войну. Из досок мастерили винтовки, прилаживали к ним вырезанные из автопокрышек резинки. Мы стреляли из этих винтовок кусочками проволоки, согнутыми крючком. Пульки летели на 50 метров. Эту игру нам как-то прервал офицер СС. Забрал оружие, прицелился в своего приятеля чином пониже и выстрелил ему в живот. Тот поморщился. Он ведь стоял на расстоянии шагов в двадцать. Тогда мой друг, хозяин винтовки, подошёл к пострадавшему и попросил отдать ему проволочную пульку.
Б.М.: И вы в самом деле не чувствовали страха? Несмотря на то, что знали о немецких преступлениях в Варшаве?
В.А.: Это странно, но мы не боялись. Во всяком случае, до 16 сентября 1944 года. Немцы начали аресты во Влохах. Задержали четыре тысячи мужчин. Из них две тысячи погибли.
Б.М.: Во Влохах дождались вы прихода Красной Армии?
В.А.: Да. Они приехали на танках. Я тогда спросил маму, радоваться ли мне. Она ответила: «Ты должен радоваться, что немцы удрали, но не должен радоваться, что пришли русские».
Б.М.: Некоторые смотрят на восстание как на античную трагедию, которой невозможно было избежать. Вы разделяете этот взгляд?
В.А.: Это, несомненно, была трагедия, величайшая в истории современной Польши. Однако, я считаю, что она не была неизбежна. Я уже слышал, что нельзя было не начать восстания, потому что жители столицы рвались в бой. Но где же было командование и правительство в изгнании? Они-то должны были сохранить трезвость мысли.
Б.М.: Правительство и командование хотели показать русским, что с нами следует считаться, что бы не будем ждать пассивно.
В.А.: Нельзя ничего доказать, сжигая столицу и губя лучшую молодёжь. Идея устроить манифестацию такой ценой абсурдна.
Б.М.: Никто не в состоянии был предвидеть количество жертв.
В.А.: На то и вожди, чтобы рассчитывать. Конечно, мы оказались в тяжёлой ситуации, из которой не было хорошего выхода. Однако всё указывает на то, что из всех возможных плохих решений было выбрано наихудшее. Говорят, поляк задним умом крепок. Кажется, я сейчас демонстрирую именно такой ум. Имею ли я право? Могу ли оценивать? Не знаю. Знаю только, что среди четырёх тысяч мужчин, арестованных во Влохах, оказался мой отец. Сначала он попал в Освенцим, потом в Бухенвальд. Там его убили.
Б.М.: Вы написали рассказ, в котором повествуется о событиях, напоминающих трагедию Варшавы.
В.А.: Рассказ называется «В ожидании русских» и основан на реальных фактах. В середине XIX века в южной Африке англичане пытались захватить земли племени Ксхоза. Хотя защитникам помогали особенности местности, руководящий колонизаторами губернатор Картер смог добиться определённых успехов. Но не долго он радовался. Его послали в Россию, где шла Крымская война. Там он погиб. Об этом сообщили газеты, выходящие в Африке. Когда весть дошла до ксхоза, они подумали: «Такой великий вождь, и всё-таки его убили. Русские. Англичане говорят, что это народ с белой кожей, но мы, ксхоза, знаем, что это не так. Разве белые могли бы оказать нам такую огромную услугу? Англичане просто стыдятся признаться, что губернатор Картер пал от руки наших чёрных братьев. Потому что русские — чёрные».
Тогда две девочки услышали слова пророчества: «Убивайте свой скот, и придут русские и победят англичан».
Пророчество гласило также, что освободители приведут скот значительно лучше того, что пошёл под нож. Поэтому зарезали волов, коров и телят. Но русские не пришли. А потом закончились походы, засады и битвы. Англичанам не пришлось трудиться. Ксхоза пришли сами, сложили оружие и попросили еды. Они страдали от голода, многие из них умерли. Англичане вошли в страну, которая — не имея другого выхода — приветствовала их как спасителей.
Так вот, туземцы совершили ту же ошибку, что и мы в 1944 году. Что за ирония: и они, и мы ждали русских. Разница состоит в том, что тогда, в середине XIX века, русские понятия не имели, что кто-то рассчитывает на их помощь. Зато в 1944 году они прекрасно осознавали, что если бы пришли вовремя, то спасли бы польское подполье. Но почему они обязаны были это делать? Элементарный подсчёт затрат и выгод доказывает, что на русских рассчитывать не стоит. Но мы этого подсчёта не сделали. Мы решили победить, совершив самоубийство.
Б.М.: Не было никаких шансов на победу? Историки спорят об этом.
В.А.: Не было оружия. Планировалось, что восстание будет длиться несколько дней. После этого в город должны были войти осчастливленные русские. Мы бы их приветствовали и строго приказали вести себя прилично.
Есть ещё один особенно страшный аспект трагедии 64-летней давности. В бой послали детей. Я помню, незадолго до восстания я оказался на углу Журавей и Эмилии Платер. Я сидел на корточках и ждал маму. Ко мне подошла группа мальчишек, чуть старше меня, они спросили, хорошо ли я знаю окрестности, проходные дворы, ворота. Я сказал, что знаю. Тогда они: «А хочешь поступить в армию?» Это же безумие! Сегодня я думаю, что если бы родился на два-три года раньше, то стал бы солдатом и, наверняка, погиб бы. Меня поражает памятник Маленькому Повстанцу. Чем тут гордиться?!
Б.М.: Героев следует помнить.
В.А.: Да, конечно. Но я предпочёл бы, чтобы герои действовали сознательно. Чтобы их жертвы не пропадали даром. А они просто погибли. Во время восстания я очень завидовал тем, кто воевал. И тогда, во Влохах, и позже мы с друзьями разыгрывали сцены сражений на улицах Варшавы. Можно сказать, что я был воспитан в культе восстания. Однако сегодня это не мешает мне критически рассматривать те события. И спрашивать о цене.
Я сейчас вспомнил одного солдата Вермахта. По происхождению он был, видимо, силезцем, немного говорил по-польски. Во Влохах он рассказывал о том, что ему пришлось пережить в восставшей Варшаве. Его окружили люди и с интересом слушали. «О! — он указал на меня, — Такой, как он! Бросил гранату и убил моего приятеля! С той поры я стрелял из автомата куда попало. Не смотрел, женщина или ребёнок. Всякий, кто подошёл ко мне, умирал».
Б.М.: В 1963 году вы покинули Польшу. В Швейцарии вы работали в геодезической фирме. Измеряя виноградники в окрестностях Женевы, вы встречали граничные камни, поставленные столетием раньше другим эмигрантом, участником январского восстания, инженером Стрыеньским. Потом вы попали в южную Африку. В путешествие вы взяли с собой книги Конрада. Чувствуете ли вы, что ваша жизнь в какой-то степени была сформирована опытом восстания?
В.А. Вообще-то, официально я выехал из Польши в Париж как турист. По дороге я решил осмотреть Нюрнберг. Для этого надо было продлить визу, и я обратился в участок. Полицейские поинтересовались, откуда я. Я объяснил. «Ах! — обрадовался первый. — Вы знаете, а ведь я был полицейским в Кракове!». «А я, — добавил другой, — служил в Варшаве!» Милые, добродушные. Визу продлили сразу же. А ко мне мгновенно вернулись все воспоминания.
Вы спрашиваете, сформировало ли меня восстание. Естественно. Нельзя же более двух месяцев быть свидетелем невообразимой трагедии, а потом встряхнуться и нормально жить дальше. Восстание живёт в каждом из нас. И в поколениях, которые пришли в мир через десятилетия. События августа и сентября 1944 года изменили нашу историю больше, чем все социальные перемены, больше, чем послевоенное порабощение. Вследствие восстания была уничтожена столица — культурный и административный центр страны. В Варшаве рождались законы, обычаи и нормы поведения. Там формировались этические нормы. И всё пропало.
Во Франции веками действуют школы, в которых учат, как управлять страной, как принимать мудрые законы. В Польше такая традиция оказалась разорванной, а труды многих поколений пропали. Это произошло именно из-за восстания. Мы пытались потом возродить всё это, но такие достижения цивилизации невозможно восстановить. Последствия этого мы чувствуем до сих пор.
Б.М.: При ПНР память о восстании имела большое значение для сохранения нашего национального самосознания.
В.А.: Да. Однако не следует забывать о том, что если бы не было гибели сотен тысяч варшавян, эмиграции, разрыва человеческих связей, ситуация в Польше была бы иной. Народ может понести утраты, даже очень болезненные. Однако, если ему удастся сохранить главное, он справится с любой ситуацией.
Войцех Альбиньский Родился в 1935 году. Писатель. Автор сборников рассказов «Калахари», «Королевство нуждается в палаче», «Лидия из Камеруна». Лауреат Литературной Премии имени Юзефа Мацкевича. Номинант Литературной Премии Нике 2004 года. В Африке живёт около 40 лет. Создатель первых карт Калахари.