14 сентября 2008 года Петр Сквечиньский Комплекс России
14 сентября 2008 года
Петр Сквечиньский
Комплекс России
http://www.rp.pl/artykul/61991,190043_Kompleks_Rosji__.html
Piotr Skwieci?ski Kompleks Rosji
Невозможно представить такую Россию, на существование которой многие поляки великодушно дали бы согласие.
Для начала скажу ясно: Польша имеет реальные причины не исключать в будущем возвращения российской угрозы. Поэтому в её интересах усиление независимости постсоветских государств. Втягивание их в западные структуры. Уменьшение зависимости от российских энергоносителей.
Это приводит к реальному конфликту интересов между Варшавой и Москвой. Ситуация неприятная, но нормальная. Однако нельзя назвать нормальным связанное с этой ситуацией состояние польских умов и эмоции, кипящие в комментариях в СМИ и в публицистике. Состояние, которое можно определить как нездоровое. И это будет самое мягкое из всех возможных определений.
Двойная мораль
Одним из основных элементов польского представления о России является лицемерие.
Я повторяю — в наших интересах усиление независимости государств, которые отделились от России. Этот общий принцип относится также и к осетинскому конфликту. И хотя можно задать вопрос, соответствует ли наше участие в событиях в столь отдалённом регионе нашим средствам и возможностям, вместе с тем, очевидно, что в этом конфликте польские национальные интересы — на стороне Грузии.
Вот только большинство из нас не ограничивается этой реалистической констатацией. Поражает степень невежества, с каким в дискуссиях об этом конфликте мы умалчиваем об основном связанном с ним факте. А именно — что Грузия пыталась силой вернуть под свою власть маленькую страну, подавляющее большинство жителей которой этого не желает.
Внешняя политика — это сфера национального эгоизма. Никто — а в особенности страна маленькая и слабая, каковой является Польша — не обязан руководствоваться в этой области чем-либо иным. Без особого внутреннего сопротивления я признаю факт, что мы поддерживаем агрессию. Это нормально.
Но совсем другое дело — лицемерие. Мы совершенно закрываем глаза на тот факт, что — говоря модным языком — возможен такой дискурс, в котором Россия благородно выступила в защиту маленького народа, когда его попытался аннексировать большой брат.
Конечно, Путин с Медведевым руководствовались не сочувствием к осетинам, а своим пониманием интересов России. Это правда. Однако позвольте напомнить, что когда несколько лет назад Ирак занял Кувейт, и западный мир под предводительством Америки решил освободить захваченную страну, противники интервенции представляли весьма похожие аргументы. И именно — подчёркивали, что действия США вовсе не вызваны благородным протестом против оккупации Кувейта, что американцам важна только нефть. Тогдашние сторонники интервенции (к которым относился и я, и большинство нынешних публицистов, настроенных сурово антироссийски) отвечали на это, что если к благородному поступку кого-то склоняет и собственная выгода, то само по себе это поступка не компрометирует, и это вовсе не повод, чтобы от такого поступка отказаться.
Прошло почти двадцать лет, сегодня ситуация весьма похожая, но на страницах польской прессы не видно подобных раздумий. Почему?
Увы, этот вопрос будет риторическим для всякого, кто даёт себе труд следить за дискуссиями на российские темы в польских СМИ. Дискуссий, участники которых способны, например, прийти к согласию относительно того, у Путина и его сотрудников прямо-таки мания на пункте якобы грозящего России распада, каковой угрозы в реальности не существует, а власти используют эту страшилку для националистической мобилизации общества. А через пару минут те же участники способны хором констатировать, что… раздел России (воспринимаемый на этот раз как реальная возможность) должен произойти.
Так они уже извинялись?
Это будет вопрос столь же риторический для того, кто наблюдал за тем, как польские СМИ освещали, а сейчас вспоминают трагедию в Беслане.
Напомним — отряд чеченских партизан занял школу в этом городе, захватил в качестве заложников несколько сот детей, большинство которых погибли во время штурма, предпринятого российскими силами. Так вот, тон большинства репортажей был и есть таков, что — во-первых — неинформированный читатель или зритель может быть уверен, что детей в большинстве убили штурмующие русские, а не чеченские боевики (перед этим их мучившие). Во-вторых — сообщения были (и есть) сконструированы так, что в принципе не проявляется в них тема чьей-либо ответственности, кроме… ответственности российского правительства. Потому что оно отдало приказ о штурме…
Ещё раз — я был бы последним, кто бросил бы камнем осуждения в борющихся за свободу чеченцев. В своё время на страницах «Жечпосполитей» я сам напоминал, что террор по отношению к мирному населению противника случалось применять и полякам (например, АК-овский отряд «Загра-Лин», устанавливающий бомбы в берлинском метро). Однако, эта констатация не уменьшает моего смущения тем фактом, что польские сообщения о Беслане представляли и представляют ситуацию так, как будто основным и очевидным долгом правительства любой страны, в которой произошёл теракт, была бы немедленная капитуляция…
А что касается российского правительства, то у меня такое впечатление, что единственное решение, им принятое, которое могло бы удовлетворить поляков, было бы заявление о прекращении существования собственного государства и призыв соотечественников к массовому самоубийству. Тогда на Висле все были бы довольны. Но даже и это стало бы предлогом для комментариев о российских саморазрушительных традициях и о завершении дела Дзержинского и Сталина…
Речь не только об Осетии и Беслане. Большинство наших СМИ весьма последовательны в такой подаче основных информаций о российских делах, которая de facto вводит читателя и зрителя в заблуждение вследствие умолчания весьма существенных — но не совпадающих с антироссийской идеологией — аспектов.
Точно так же обстоит дело с перипетиями вокруг Катыни. Скрупулёзно сообщаются и обсуждаются многочисленные связанные с этим преступлением юридические противоречия. Весь обширный контекст проблемы либо замалчивается, либо подаётся в столь урезанном виде, что польское общество можем понять это так, будто бы российские власти либо до сих пор не сказали правды об этом преступлении, либо прямо-таки гордятся им. Что не отдали нам основных (до последнего времени засекреченных) документов. Что Борис Ельцин никогда не говорил слова «простите».
Поэтому когда я читаю высказывания влиятельного советника Путина Глеба Павловского, который на вопрос журналиста «Жечпосполитой»:
— Есть ли шанс у Комиссии по трудным вопросам урегулировать противоречия в оценках исторических событий, таких, как Катынь?
Отвечает:
— Для меня сам факт, что Катынь считается трудным вопросом, кажется чем-то ненормальным. Это дело прозрачно, как стекло. Существует полная документация, свидетельствующая о том, что преступление было результатом конкретного решения советских властей, не имеющего основания ни с точки зрения военной ситуации, ни с точки зрения ситуации политической, ни какой-либо другой. Я даже не знаю, о чем тут спорить. Надо открыть архивы.
В этот момент у меня возникает впечатление, что я имею дело с нормальностью. Впечатление, которого, увы, не бывает, когда я читаю множество касающихся России польских информационных и публицистических материалов.
Многие из них, в особенности те, что касаются Катыни, как интеллектуальным уровнем, так и эмоционально-этичным, напоминают мне иерусалимскую шутку времён путешествия Леха Валенсы в Израиль. Вот диалог двух комиков.
— Ты слышал? Приезжает президент поляков.
— Пусть просит прощения.
— Уже просил.
— Так пусть ещё раз просит прощения.
— Он уже и второй раз просил.
— Тогда может возвращаться к себе!
И ещё раз — конечно, в вопросах Катыни существуют противоречия, существуют элементы саботажа с российской стороны. Однако, дело в пропорциях. Нынешние проблемы — сущий пустяк по сравнению с огромными общими достижениями, которые абсолютное большинство польских журналистов и комментаторов предпочитает не замечать либо пренебрегать ими.
Поосторожнее с превосходством.
Польские представления о России пронизаны не только лицемерием и враждебностью, но и чувством превосходства. Превосходства цивилизационного.
Цивилизационного, если не расового. О том, что русских следует презирать, потому что, цитирую, «там после каждого монгольского нашествия всякая кацапка с брюхом ходила», мне было сообщено впервые, когда мне было 14 лет, и с тех пор время от времени я слышу различные варианты этой мантры. Естественно, слышу, а не читаю, потому что мы же за собой следим, мир таких выражений не любит. Но мы-то знаем, как там оно на самом деле…
Оставаясь, однако, на «безопасной» почве нашего цивилизационного превосходства, следует признать, что почему-то никто кроме нас его не замечает. Что является для нас причиной сильной фрустрации, которую мы компенсируем ещё большей дозой презрения.
Что характерно, сторонники польской идеологии цивилизационного превосходства, как правило, понятия не имеют о фундаментальных фактах, которые следовало бы принять во внимание, отстаивая столь радикальный тезис. Кто из польских комментаторов, например, знает, что уже в первой половине XVII века в Москве было, по крайней мере, столько же жителей, сколько в ту же эпоху в Кракове, Варшаве и Гданьске, вместе взятых?
Что не покажется странным, если не забывать, что ещё раньше, когда Баторий осаждал Псков, королевский секретарь, ксёндз Ян Пётровский, при виде этого города (который не был столицей московского царства…) воскликнул:
— О, Боже! Да он не меньше Парижа!
«Город очень большой, — писал он. — В Польше у нас такого нет, стеной окружен, церкви многочисленны и прекрасны, всё каменное!»
Конечно, я пишу это не затем, чтобы провозгласить противоположный, абсурдный тезис — о якобы цивилизационном превосходстве русских над поляками. Мои намерения куда скромнее: полагаю, что следует осторожнее обращаться с убеждениями о цивилизационном превосходстве кого-то над кем-то. Легко можно не только оскорбить кого-то, но и самому себя на посмешище выставить.
Путин не способен быть Сталиным.
Описываемые мною явления не новы. Они существуют издавна. Но когда-то они были понятны с психологической точки зрения. Вторая половина XIX века — это время, когда, по словам Достоевского, «русская политика по отношению к полякам была мастерицей дразнить». Это было время унижения поляков на всех польских землях, входящих в Российскую Империю, реальной угрозы для польскости на Кресах, а также безуспешной — но это только теперь известно — русификации в Королевстве Польском.
Также и междувоенное двадцатилетие, когда Речь Посполита были стиснута между двумя враждебными державами, не способствовало нормализации наших преставления о самом большом восточном соседе. Тем более невозможно это было в ПНР, когда однозначная советизация 50-х годов уступила место реально менее мучительному — но психологически столь же оскорбительному — вассалитету 60-х и 70-х годов.
Сегодня, однако, ситуация совершенно иная. Польша независима уже 17 лет, она входит во все возможные западные структуры. Конечно, как я уже писал в начале этой статьи, существуют потенциальные угрозы. Конечно, следует осознавать их и последовательно сводить к минимуму. Но от этого ещё далеко до той антироссийской волны, которую мы можем наблюдать сейчас.
Откуда эта волна? Первое, что приходит в голову, это, казалось бы, очевидное объяснение: Путин и Грузия. Сторонники антироссийской идеологии провозглашают, что нынешняя Россия — это либо СССР, приём на вершине своего могущества, либо прямо-таки Третий Рейх, чаще всего в данном контексте упоминает мюнхенский период.
Обе эти аналогии не выдерживают критики. Современная Россия — не Советский Союз. По очень многим причинам. Не будем говорить о демократии (можно доказывать, что её там подавляют — но ведь всё-таки она продолжает существовать). Не будем говорить о частной собственности в экономике (можно доказывать, что влияние государства на экономику там во много раз сильнее, чем на Западе — но ведь это ещё добольшевистская российская традиция).
Важнее нечто совсем иное. Так вот, самым мощным оружием Советского Союза не была Красная Армия. Им были — когда-то гигантские, потом уменьшающиеся, но и до конца имеющие значение — сонмы граждан Запада, составлявших потенциальную или реальную советскую пятую колонну. Люди, зачарованные идеологией коммунизма. Идеологией, центр которой был в Москве.
Так вот, сейчас у России такого оружия нет. Она не создала — и ничто не указывает на то, что сможет создать — идеологии, которая могла бы зачаровать кого-нибудь, кроме русских. Россия остаётся национальным государством. Агрессивным, но исключительно национальным. И это принципиальным образом уменьшает силу её экспансии.
Россия — не Третий Рейх. И тоже по многим причинам. Из которых наиважнейшая, как это ни парадоксально, — высокие цены на энергоресурсы. Нацизм вырос на почве экономического кризиса. На военных репарациях. Между тем, в современной России уровень жизни резко — и уже который год подряд — повышается. Нет питательной среды для нацистских настроений. Скорее, наоборот — для постепенного успокоения, погружения в современный мир западных потребительских возможностей…
Размеры статьи не позволяют подвергнуть этот взгляд более подробной критике. Следует, однако, заметить, что его сторонники желая возвеличить польскость и Польшу, на самом деле — унижают и уменьшают её. Потому что ни один исторический народ не определяется, противопоставляя себя другому народу. Предложение принять такой взгляд — это предложение, чтобы современные поляки начали смотреть на современных русских так, как, например, литовцы в конце XIX века смотрели на тогдашних поляков. Как на общество, с которым они должны порвать, чтобы быть собою. Действительно ли сегодня, в первом десятилетии XXI века, нам необходимо резко отделиться от русских?…
Это еще один риторический вопрос в этом тексте.
Уничтоженная империя.
В польском мышлении о России доминируют экстерминационные акценты. Я без колебания употребляю это слово, несмотря на то, что речь не идёт об уничтожении, понимаемом буквально, физически.
Потому что невозможно представить себе такую Россию, на существование которой многие поляки великодушно дали бы согласие. Ну, разве что уменьшенная до размеров Великого Княжества Московского XIV века. Вдобавок — Великого Княжества Московского, которое так глобально и радикально отказалось бы от русского патриотизма, того, каким он всегда был и каков есть, что трудно было считать его национальным русским государством.
А откуда уничтожительные тенденции? К сожалению, я знаю причину, по которой антироссийские фобии сегодня столь распространены в Польше.
Дело в том, что поляки — и это у нас из всех пор исходит — не в состоянии смириться с тем, что в XVII веке потеряли (а Россия приобрела) положение державы. Они считают, что такой поворот истории был не только несправедлив, но что это было следствие случая. Случая, который можно — в благоприятных условиях — исправить.
В реальности всё было совсем иначе. Это минутная державность Речи Посполитой была делом случая — значительного ослабления Руси татарскими нашествиями, что сделало возможной экспансию литовских князей.
Но и сегодня — после 100 лет непосредственной принадлежности к московскому государству и десятилетий зависимости — поляки не принимают реальность этих нескольких столетий. Они хотят вернуться к такому положению вещей, которое — одни втайне, а другие подсознательно — считают естественным. К положению могучей Речи Посполитой и слабенькой России. Поэтому они и раздувают — как реальные, так и вымышленные — конфликты с Москвой.
Где доказательства этой смелой гипотезы?
«… мы уничтожили этот народ».
Так вот, существует сфера, в которой дух народный воплощается безнаказанно и без ограничений. Это фантастическая литература, а в её рамках и тот жанр, который — по не совсем понятным мне правилам — называется научной фантастикой. Он многое говорит о нынешнем состоянии польского духа.
Я мог бы перечислить, по крайней мере, пару десятков — если не больше — современных произведений, от романов до коротких рассказов, которые объединяет создание такой реальности, в которой Польша — иногда вследствие принятия правильного (по мнению автора) решения заключить в 1939 году союз с Гитлером, иногда в результате других, более ранних перемен в историческом процессе — на переломе XX и XXI веков является державой или сверхдержавой. Бомбит Сайгон при помощи «Лосей» новейшего поколения. Колонизирует Африку. Но прежде всего — и это ключевой элемент — давно уже избавилась от Москвы или России.
Избавилась методами традиционными или, иногда, более присущими XX веку. Упоминая выше об экстерминационном акценте польского мышления о России, я отмечал, что речь не идёт о физическом уничтожении. Так вот, не всегда и не везде. В довольно популярной новелле, ни названия которой, ни автора я не назову из жалости, главный герой — польский офицер, проявивший себя в совместной с немцами кампании против России — в конце XX века говорит так:
— Американские индейцы, австралийские аборигены, африканские пигмеи тоже не заслужили своей судьбы. Но тут, по крайней мере, (…) мы уничтожили народ, который хотел сделать своих соседей рабами.
Повторяю: мы уничтожили народ. Подобных фантазий — иногда менее, иногда более жестоких — я мог привести гораздо больше.
А что они?
Русские, конечно, хорошо чувствуют то, что польская душа излучает всеми своими порами. Естественно, это их немного смешит (очевидная диспропорция потенциалов), немного раздражает. Но что интересно, этот состояние до сих пор не вызвало с их стороны никакого эмоционального отклика.
Наоборот. Не так давно, в 2005 году, «Газета Выборча» опубликовала результаты исследований, проведённых одновременно в России и в Польше.
«В польской анкете поражает пессимистический образ польско-российских отношений. (…) Между тем, для подавляющего большинства опрошенных россиян важнейшим событием в общей истории России и Польши является не нашествие поляков на Москву в XVII веке и не война 1920 года, но совместная борьба с фашистской Германией» — писал тогда, подытоживая исследования, журналист GW. «Их (русских — прим. автора) образ Польши, хотя и анахроничный, гораздо симпатичнее, чем наш образ России».
Пора подвести итоги. Несмотря на всю враждебность, характеризующую нашу публично-информационную жизнь, большинство его участников заявляет, что общим авторитетом для них является Юзеф Пилсудский.
Так вот, Маршал, несмотря на то, что в течение многих лет проводил политику глубоко антироссийскую, на переломе 1920 и 1921 года оказался способен сделать выводы из фактов: он проанализировал силу тогдашних политических группировок, чьей главной целью была независимость, находящихся восточнее пределов действия польской армии, и способность к решительным действиям тогдашних западных союзников Речи Посполитой. И заключил с Россией Рижский мир.
Предлагаю нынешним публицистам рассудить, было ли это решение неправильным?
------------------------
Автор — публицист, директор Польского Информационного Агентства. Статья выражает его личные взгляды и написана до визита Сергея Лаврова в Варшаву.