21/8/2006 Однажды в жизни

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

21/8/2006

Однажды в жизни

В столице родины и городе-герое - плюс двадцать шесть, и днем с огнем не встретишь двух молодых женщин, раздетых одинаково.

Железы вздымаются в ракурсах всевозможных, лядвеи блещут, подмигивают пупки. Выше что-нибудь прозрачное, ниже что-нибудь воздушное, или наоборот. Ноги в этом сезоне по-прежнему носят длинные. Конфекцион - краешком наружу, миллиметра так на полтора.

Потому что ГКЧП пятнадцать лет назад продул сборной команде интеллигентов. А у прекрасного, извините, пола хватило ума воспользоваться той единственной нашей победой. Даешь свободу выбора прикида и парфюма!

Я начинаю этот текст на Тверской улице, напротив Пушкинской площади, в садике с фонтанами (Новопушкинский сквер), на деревянной скамье. Мне виден тротуар, на тротуаре цепочка людей с плакатами. Тоненькая цепочка, коротенькая - одиннадцать фигур. Плакаты - про Чечню: что позор, и все такое. Про геноцид и про нацизм. И - заказывал ли ты, о налогоплательщик, танк? И - если Путин не может остановить войну - значит, кто-то должен остановить Путина. Соображения, короче, всем известные, - о, как они здесь никому не нужны! Толпа обходит помеху, не удостаивая взглянуть.

Впрочем, один плотный, белобрысый, коротко стриженный, в шикарных очках, не останавливаясь:

- Уроды и проститутки!

Спешит он, оказывается, к автомобилю небесного цвета, припаркованному рядом. Садится за руль, отъезжает. Не старше тридцати, а как солидно упакован. А все потому, что мы победили - тогда, пятнадцать лет тому назад.

Плакаты держат одиннадцать, двенадцатая снует среди прохожих, предлагает листовку. Тому, кто возьмет, говорит вслед почему-то:

- Красивый!

Почти никто не берет, отшатываются прямо как бы в испуге. Господин средних лет в очень светлом и, наверное, дорогом костюме почти кричит:

- Я не умею читать!

Подхожу, прошу листовку, не без удовольствия слышу, что я тоже красив, возвращаюсь к своей скамье. Читаю: Северный Кавказ, бои и потери за последнюю неделю. С 9 по 15 августа - не менее 12 погибших, не менее 32 раненых.

А мы-то думали, что победили, - тогда, пятнадцать лет тому назад.

Вообще-то в Москве я по делу, а не так, погулять. Приглашен - вы будете смеяться - на дискуссию про церковь и свободу. Про, так сказать, совместимость этих двух идей.

Сам я тут, разумеется, сбоку припека, не воцерковлен и не собираюсь, и свободу почти не практикую. Но уж больно симпатичные люди составляют Преображенское содружество малых православных братств. И Свято-Филаретовский православно-христианский институт, да будет вам известно, веников не вяжет. Искренняя вера и проницательный ум не обязательно враги.

Короче, два дня переполненный зал (молодежь! провинция!) слушал блестящие доклады с непонятными названиями ("Свобода как дар Духа", или: "Свобода как эсхатологическая реальность", или: "Свобода - динамическое церковное таинство") и о чем-то думал. Предполагаю - о том, как должна вести себя церковь, чтобы страна уважала ее всерьез.

Зря, что ли, мы победили в 91-м?

Лично же я думал как раз о свободе. Что всякая свобода есть, в конечном счете, свобода от страха. Что всякий страх есть, в конечном счете, страх боли. Но что и сам страх, в конечном счете, есть боль. И существо несвободного человека наполнено этой неосознаваемой болью.

(Как, вполне вероятно, и природа - скажем, Солнце, или айсберг, или простой камень - представляет собою массив немой цепенящей боли.)

Помните, был такой Бакатин - тогда, в 91-м? Недели три после нашей победы возглавлял госбезопасность. В начале первой недели пообещал расшифровать сексотов и стукачей. В середине второй обмолвился, что это невозможно, поскольку после этого ни одна семья не уцелеет, распадется. На третью неделю перестал возглавлять.

Каким несчастным должен быть, например, человек, заложивший родную мать. (Показания одного такого - знаменитого! - только что опубликованы.) Он живет в аду, он словно идет по бесконечному серому коридору. Ненавидит других, а себя - еще больше.

Как несчастен тиран, безумный трус. Он освобождается от всех, кого боится. Но боится он - всех.

Как несчастен нормальный человек: освободиться от тех, за кого боишься, - это же фактически покончить с собой.

И вообще: организм - предатель. С человеком можно болью сделать все. Из человека можно болью сделать что угодно. Есть препараты, есть инструменты, и не надо ля-ля про силу воли - не маленькие, XXI на дворе.

И очень напрасно мы не разобрали до последнего винтика, не сдали в металлолом самый большой из этих инструментов - тогда, пятнадцать лет назад, победив.

Предчувствие боли, ожидание боли живет в каждом советском, бывшем и будущем. Туда нам и дорога, так нам и надо. Чем мы лучше тех, чьим страданием оплачен наш уют?

Но подросло поколение пока не виноватых. И за них уже взялись. Чтобы, значит, они не успели научиться различать добро и зло. И, значит, как можно скорей потеряли свою свободу. За которую - ради них - мы решились чем-то рискнуть однажды в жизни, пятнадцать лет тому назад.

И победили. И продолжалась наша победа целых три дня.

Заканчиваю в поезде Москва - Петербург. Обаятельный такой голос из репродуктора:

- Свобода стоит дорого. Вы готовы дорого заплатить за вашу свободу? Тогда покупайте "лэндкрузер", надежный внедорожник "лэндкрузер". Вы поняли? Ваш выбор - "лэндкрузер"!