1.2. Буржуазная демократия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1.2. Буржуазная демократия

Власть при капитализме называется демократией, что, как известно, на русский язык переводится как народовластие. В капиталистическом обществе формально все равны перед законом. В буржуазных конституциях утверждается, что власть «принадлежит народу». Это утверждение на первый взгляд подтверждается избранием основных органов власти на всеобщих выборах.

Однако достаточно ли этого для народовластия? Чтобы демократия на деле была народовластием, а не просто одной из форм существования государства, необходимо, чтобы большинство народа (т. е. и трудящиеся слои населения) было политически активным и грамотным, т. е. понимало интересы всех социальных слоев и групп в том числе и своего класса, и не позволяло бы манипулировать собой в чужих интересах.

Однако в настоящее время дело обстоит далеко не так: подавляющее большинство людей думает лишь о своих интересах (личных и семьи).

Политически активными являются лишь единицы процентов трудящихся, еще меньше разбираются в интересах классов, слоев, групп. Такое положение создает условия для установления господства даже для не очень многочисленной сплоченной группы, если она способна выдать свои интересы за общенародные.

При капитализме такой естественной группой является класс буржуазии, объединяемый очень сильным материальным интересом, заключающимся в праве присвоения производимой обществом прибавочной стоимости. Эта возможность основана на праве частной собственности на основные средства производства, которое объявляется основным и естественным правом человека, хотя для большинства трудящихся на деле оно реализуется в виде свободы от собственности на эти средства производства. Но формально каждый может стать Рокфеллером, если будет усердно трудиться, быть бережливым и проявлять другие добродетели (разумеется, пропаганда умалчивает о преступлениях против морали и закона, совершаемых часто удачливыми претендентами в капиталисты, чтобы совершить свое первоначальное накопление капитала). С помощью такого мифа «равных возможностей» привилегия буржуазии внедряется в сознание народа как общечеловеческая ценность. Однако обман этот слишком примитивен, чтобы не быть разоблаченным. Поэтому для его сохранения необходима «нейтрализация» возможных разоблачителей, их политическое подавление.

Проанализируем, как механизм демократии используется буржуазией для установления своего классового господства. Основным инструментом в борьбе за власть является политическая партия, выражающая интересы той или иной социальной группы. Признаком демократичности в капиталистических странах является многопартийная система, состоящая из совокупности партий, отражающих интересы различных социальных групп. В результате открытой борьбы за голоса избирателей побеждает, естественно, та партия, которая отражает интересы большинства населения. Если партия, находящаяся у власти, теряет доверие избирателей, то на следующих выборах к власти приходит оппозиция. Так утверждает буржуазная пропаганда. И если это так, то мы имеем дело с подлинным народовластием. Но на самом деле побеждает та партия, которая внушает большинству населения, что она отражает их интересы. А это совсем другое дело. Ведь если человек не понимает сути процессов, происходящих в обществе, то его можно обмануть и убедить проголосовать против своих классовых интересов.

Данный механизм смены правящих партий представляет собой уникальную возможность постоянного удержания власти группой, если она скрыто контролирует обе партии (или коалиции партий), сменяющие друг друга у власти. При этом недовольство трудящихся политикой правящей группы (класса) переносится на правящую в данный момент партию и находит свой выход при отстранении скомпрометировавшей себя партии от власти – «пар выпускается». К власти приходит другая партия. Правда она скомпрометировала себя ранее. Но за время пребывания в оппозиции ее грехи забываются и «отпускаются» – всесильное время лечит раны. Такую систему называют избирательным маятником.

Именно такая система реализована в капиталистических странах. В классических странах буржуазной демократии (США, ФРГ, Англия) мы имеем две крупных партии, сменяющих друг друга у власти. Партии эти не носят названия капиталистических или буржуазных, их названия привлекательны: «республиканская», «демократическая», «лейбористская» (трудовая), «социал-демократическая»…. Чьи интересы представляют те или иные партии? Ответ на этот вопрос дают не их названия (здесь полностью оправдывается русская поговорка: «хоть горшком назови – только в печь не ставь») и даже не их программы, а анализ того, в интересах какого класса, слоя, группы проводится их политика. Поскольку данные партии в своей деятельности обеспечивают существование капиталистического строя, то их следует считать буржуазными, как бы красиво они не назывались и каким бы пролетарским не было их происхождение, какими бы красивыми не были их программы. Там может даже быть написано о строительстве социализма. Дела это не меняет. Если партия входит проводимой после прихода к власти политикой в систему буржуазного избирательного маятника, т. е. начинает служить буржуазии, то она на деле становится буржуазной. Бывшие рабочие партии даже лучше, чем старые партии, от которых за версту «воняет» капитализмом, маскируют классовое господство буржуазии. Типичный пример буржуазного перерождения являет собой Испанская Социалистическая Рабочая партия, успешно вписавшаяся в систему буржуазной демократии и длительное время находившаяся у власти благодаря тому, что получила доверие и у буржуазии и у трудящихся.

Каким же способом буржуазии, составляющей незначительное меньшинство населения, удалось поставить под контроль многопартийную демократическую систему и обеспечить свое политическое господство?

Во-первых, маскировка своих интересов общенародными и общечеловеческими (о чем уже говорилось выше), внедрение в общество в качестве господствующей своей идеологии. Это удается делать ввиду политической пассивности большинства трудящихся. Эта пассивность объясняется первичностью материального интереса, который трудящийся может удовлетворить, только зарабатывая деньги трудом. А участие в политической жизни только мешает достижению этой цели. Поэтому трудящиеся и не хотят заниматься политической деятельностью. Именно не хотят, хотя при необходимости многие могли бы. В противоположность этому для буржуазии политическая деятельность может принести и приносит ощутимую прибыль (через получение выгодных правительственных заказов от находящегося под их контролем правительства, законодательство в интересах буржуазии….). Т. е. для буржуазии политика лежит в сфере непосредственных материальных интересов, а для трудящихся – нет. Т. е. пассивность трудящихся объективно обусловлена. Только под действием экстремальных невыносимо тяжелых условий революционной ситуации активность трудящихся резко возрастает.

Замаскировать свои классовые интересы буржуазии позволяет власть денег. Деньги позволяют буржуазии контролировать подавляющую часть средств массовой информации. Деньги позволяют буржуазии покупать для эффективного использования этих средств лучшие умы, которые направляют сознание общества в нужном для заказчиков направлении. Деньги позволяют покупать политиков и, в крайнем случае, наемных убийц для ликвидации нежелательных политических противников. Деньги позволяют буржуазии непосредственно контролировать государство, использовать в своих целях его репрессивный аппарат.

Итак, основные факторы, позволяющие буржуазии установить свое господство: политическая пассивность масс трудящихся и власть денег.

С помощью доступных буржуазии возможностей те оппозиционные партии, которые действительно представляют интересы трудящихся, ослабляются, доводятся до безопасного уровня, когда они не представляют опасности для господства буржуазии. При этом реализуется своеобразный принцип «необходимой достаточности»: классовая оппозиция не уничтожается окончательно, поскольку, существуя в ослабленном виде она служит, во-первых, мишенью для всей системы «охраны» буржуазного строя, поддерживает ее в работоспособном состоянии, а, во-вторых, доказательством демократичности и плюралистичности буржуазного общества. Т. е. ослабленные организации трудящихся объективно укрепляют систему классового господства буржуазии, являются ее необходимым её элементом.

Если движение трудящихся слабо, то применяются обычная антикоммунистическая «профилактика» в виде клеветнической пропаганды. Если движение трудящихся более опасно (или у местной буржуазии больше страха), то применяются законодательные меры преследования за принадлежность к организациям трудящихся. Ярким примером является знаменитый «запрет на профессии» в ФРГ, предусматривающий запрещение заниматься некоторыми видами деятельности (учителя….) «радикальным элементам», к которым относят прежде всего коммунистов. Со стороны предпринимателей эти меры могут дополняться «черными списками», в результате чего трудящиеся коммунистических или просто левых убеждений не могут найти работу.

Другие более сильные меры: подкуп, шантаж, убийства. Если все эти меры не срабатывают, и партия, представляющая интересы трудящихся приходит к власти, в результате победы на выборах (как, например, случилось в Чили в 1971 году), то в ход пускаются чрезвычайные меры: дестабилизация обстановки путем организации экономического саботажа и перехода к непарламентским методам борьбы: организация митингов, забастовок, кампаний гражданского неповиновения. Если же и это не позволяет свалить просоциалистическое правительство, то ширма буржуазной демократии отбрасывается и применяется последнее средство: интервенция или военный переворот. Весь этот сценарий был реализован в Чили в 1971–1973 г.г.

Проведенный анализ показывает причину стабильности буржуазной демократии: она состоит в неформальном управлении этой демократией со стороны буржуазии, прежде всего крупной, которая является, таким образом, неконституционной руководящей силой капиталистического общества. Именно это руководство, а не пресловутое разделение властей является причиной стабильности системы буржуазной демократии. Т. е. буржуазная демократия устойчива не потому, что она, по утверждениям буржуазной пропаганды, является полной и бесклассовой, а потому, что она – неполная и классовая. Или, по-другому, потому, что она стабилизируется силой, находящейся вне демократии – правящим классом, буржуазией.

Другой способ организации демократии просто невозможен в классовом обществе. Проведем небольшой мысленный эксперимент: допустим, что буржуазия некоторого государства стала вести себя в соответствии с тем образом, который ей создает собственная пропаганда, а все прочие силы остались теми же самыми. Без подавления, партии, представляющие интересы трудящихся, могут начать набирать силу, особенно если экономика страны в тяжелом положении, в итоге завоевать власть и, не опасаясь неизбежного ранее «наказания» за такие намерения военным переворотом, начать социалистические преобразования экономики. Затем, столкнувшись с неизбежными трудностями, вызванными, скажем экономическим и военным давлением внешнего капиталистического мира, который по условиям нашего эксперимента не «перевоспитался», партии трудящихся потеряют доверие народа и к власти придут буржуазные партии и начнут преобразование экономики опять на капиталистические рельсы, т. е. денационализацию, приватизацию….

Трудно предположить, чтобы какая-либо экономика выдержала такие качели. Могут возразить, что мол такая переброска части экономики из государственного сектора в частные руки и обратно имеет место на практике в ряде капиталистических стран. Но эта переброска производится в экономических интересах буржуазии, а не вопреки им. Возможно и другое последствие «идеализма» местной буржуазии: к власти могут прийти, используя те же методы, что и ранее были в арсенале местной буржуазии, группа проходимцев, пользующая поддержкой иностранной державы. В этом случае страна может потерять даже независимость. Таким образом, буржуазия не может действовать в соответствии со своей пропагандой, если не хочет потерять все свои привилегии. Более того, такой идеализм даже невыгоден обществу! Для стабильности демократия в классовом обществе должна быть классовой.

Вывод о неустойчивости идеальной (формальной) буржуазной демократии был сделан и известным теоретиком белой эмиграции И. Ильиным [3]: «Свобода мнений должна быть полною: государственные чиновники не могут покушаться на нее и урезывать ее. И самое глупое, самое вредное, гибельное и пустое «мнение» – «неприкосновенно» уже в силу одного того, что нашелся вредный глупец или предатель, который его провозгласил, укрываясь за его «неприкосновенностью». А можно ли заставить его мнить свое мнение пассивно? Как помешать ему проводить свое мнение в жизнь – шепотом, тихой сапою, тайным сговором, подпольной организацией, незаметным накоплением складов оружия? Свобода слова, союзов и оружия только выражает и осуществляет свободу мнений. Понятно, что это сразу обезоруживает государство перед лицом его врагов и предателей; в тоже время обеспечивает этим врагам и разлагателям полную свободу и безнаказанность… Итак, формальная свобода включает в себя свободу тайного предательства и явного погубления» [3].

И. Ильин даже несколько недооценивает «возможности» формальной буржуазной демократии: предатели могут захватить власть даже без каких-либо серьезных нарушений законов и складов оружия: достаточно умело использовать колебания настроений избирателей.

Почему власть в капиталистическом обществе маскируется под демократию? Причина, разумеется, не в любви буржуазии к свободе, о чем день и ночь твердит буржуазная пропаганда, а в политической и экономической целесообразности. Скрытая форма классового господства выгодна экономически, т. к. если трудящийся в своей массе чувствует себя свободным, то механизм его подавления должен быть рассчитан только на небольшой процент «возбуждающихся», которые видят обман. Таких по Э. Лимонову насчитывается около 5 %. Ясно, что подавление 5 % обходится гораздо дешевле, чем 100 %. Выгодна скрытая форма классового господства буржуазии и политически, т. к. внедрение в сознание трудящихся уверенности, что буржуазная демократия действительно является народовластием, парализует волю народа к сопротивлению эксплуатации и позволяет создать устойчивую систему власти буржуазии.

Демократия, как слабая власть, позволяет буржуазии сохранять свободу экономической деятельности, на которую неминуемо будет покушаться сильная власть (например, диктаторского и фашистского типа). Буржуазия даже специально ослабляет власть с помощью упомянутого выше механизма разделения властей, позволяющего ей с помощью одной ветви воздействовать на другую, отклоняющуюся от «истинного» пути поддержки устоев капитализма: института частной собственности, подавления поползновений трудящихся отнять эту собственность, осуществлять военные усилия по защите государства и поддержания интересов капитала за границей. Если власть в форме буржуазной демократии не справляется со своими задачами, то буржуазия вынуждена прибегать к сильной диктаторской власти (фашизм в Европе). Буржуазия развитых стран также, в случае необходимости, поддерживает диктаторские режимы в зависимых странах, обеспечивающие лучшую поддержку ее интересов за счет интересов местной, национальной буржуазии. Поддерживает на деле, хотя на словах, в «работе на публику» могут высказываться лицемерные осуждения.

Итак, необходимость единого центра, руководящей силы общества – подтвержденное историческим опытом требование устойчивости организации полностью подтверждается практикой капитализма. «А как же разделение властей – столп буржуазной демократии?» – спросит читатель. Но из принципа единого центра следует, что разделение властей возможно только потому, что Правительство, Суд и Парламент в капиталистической стране не являются на деле верховной властью.

Власть при капитализме имеет два уровня: первый видимый – легальная система власти: политические партии, Правительство и механизм его образования и замены – политическая система. Здесь все происходит в основном на основании Законов. Второй уровень – невидимый, или плохо видимый: система клубов, союзов отдельных групп буржуазии, отдельных крупных капиталистов, определяющих основные направления деятельности Правительства и обеспечивающих свою волю различными методами, используя свое финансовое могущество. На этом уровне все происходит на основе «закона джунглей» – права сильного: какие-то неписаные «правила игры» могут выполняться лишь для членов этих тайных властных структур.

Второй уровень – главный, так как именно с помощью его осуществляется классовое господство буржуазии, поддерживается устойчивость капиталистического общества.

Класс капиталистов как раз представляет собой пример организации без видимого властного центра (о возможности такой организации в виде исключения мы говорили в начале главы). Объединяет его сильное противоречие между ним и эксплуатируемыми массами. Это противоречие сильнее, чем противоречия внутри класса капиталистов между различными кланами.

Ограниченный классовый характер буржуазной демократии, лживость ее претензий на подлинное народовластие давно показаны еще классиками марксизма. Однако отмеченная выше политическая пассивность трудящихся позволяет буржуазии внедрять миф об эквивалентности буржуазной демократии народовластию в их сознание.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.