10.1.1. Основные положения теории

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

10.1.1. Основные положения теории

Зиновьев, по-видимому, придерживается при изучении общества так называемого «цивилизационного» подхода: «Можно выявить законы эволюции общества в рамках данного типа и общие законы такого рода в рамках любого типа. Но не существует никаких законов превращения данного типа общества в другой. Не существует не в силу каких-то эмпирических причин, а в силу определенных средств познания, без которых невозможна наука. Не существует подобно тому, как нет законов превращения мух в слонов, слонов в кроликов, кроликов и львов в удавов.» [39, 40].

Под обществом Зиновьев понимает некую совокупность людей, например, общество Российской империи, общество Британии. Ясно, что одно не может превратиться в другое, так сказать, физически. Но далее это положение он переносит на развитие одной человеческой общности, рассматривая их состояния в разные моменты времени как разные общества. Тут уже его аналогия совершенно неправомерна: «Когда, например, рухнула Российская империя, не ее месте образовалась новая человеческая общность. Но сложилась она не по неким мистическим законам перехода от одной формации к другой, более высокого уровня, а по законам складывания больших человеческих объединений в тех исторически данных условиях.» [39, 40].

Марксизм предложил движущую силу превращения – развитие производительных сил. И действие этой силы выглядит очень убедительным на больших промежутках времени. Зиновьев с этим не спорит и не опровергает, он просто этого не замечает.

А. Зиновьев критикует марксизм и считает его не наукой, а идеологией. Он отказывает марксизму в научности потому, что: «В марксистском проекте коммунистического общества не принимаются во внимание два фактора, без которых вообще немыслим научный подход к обществу: 1) неотъемлемые качества самого строительного материала общества – человека; 2) принципы организации больших масс людей в единое целое. В марксизме считается, что человек есть «совокупность производственных отношений», что стоит создать желаемые условия жизни, как люди станут воплощением добродетелей. А между тем люди сами продукт истории, и как таковые они обладают такими свойствами, которые не зависят ни от каких социальных преобразований и от которых, наоборот зависят сами возможности этих преобразований. Что касается второго фактора, то в любом большом скоплении людей, образующим целое, с необходимостью происходит образование иерархии групп и должностных лиц, что заранее превращает в идеологические фикции всякие надежды на социальное равенство» [397, 15–16].

Здесь А. Зиновьев ошибается. Например, в гидродинамике существует феноменологический (т. е. основанный на наблюдаемом явлении – феномене) подход, когда жидкости и газы рассматриваются как сплошные среды и уравнения движения, описывающие их поведение, выводятся в этом предположении без учета молекулярной структуры. Это не мешает им, однако, хорошо описывать наблюдаемые явления. В дальнейшем феноменологические уравнения движения были выведены из кинетической теории, рассматривающей газы и жидкости как совокупности молекул. Это дополнительно подтвердило верность феноменологического подхода тогда, когда молекул в рассматриваемом объеме очень много. Универсальным критерием верности любой теории является сравнение получаемых из нее выводов с практикой, а не обязательный учет всех черт моделируемого явления. Марксизм является типичной феноменологической научной теорией, основанной на том, что общество состоит из очень большого количества людей. И равнодействующая их усилий как раз и реализуется в основном через производственные отношения. Зиновьев же претендует на создание, так сказать, молекулярной теории. И тот и другой подход правомерен. Поэтому нет никаких оснований упрекать ни марксизм, ни Зиновьева в ненаучности. Можно говорить только о неполноте моделей и ограниченности применения.

Разумеется, свойства людей, «которые не зависят ни от каких социальных преобразований», существуют и их нужно использовать. И существуют «принципы организации больших масс людей в единое целое», учтенные в марксизме в Ленинском положении о роли Коммунистической партии в строительстве социализма. Т. е. второй фактор в марксизме присутствует. Здесь обвинения Зиновьева не совсем обоснованы: можно лишь говорить о недостаточном учете этого фактора.

Модель А. Зиновьева основана на введенном им понятии «коммунальности»: «Коммунальные законы суть определенные правила поведения (действия, поступков) людей по отношению друг к другу. Основу для них образуют исторически сложившееся и постоянно воспроизводящееся стремление людей и групп к самосохранению и улучшению условий своего существования в ситуации социального бытия. Примеры таких правил: меньше дать и больше взять; меньше риска и больше выгоды; меньше ответственности и больше почета; меньше зависимости от других; больше зависимости других от тебя… Коммунальным правилам поведения люди обучаются. Делают они это на собственном опыте, глядя на других, в процессе воспитания другими людьми, благодаря образованию… В большинстве случаев люди даже не отдают себе отчета в том, что проходят практику на роль коммунальных индивидов, осуществляя обычные с их точки зрения житейские поступки. И они не могут этого избежать, ибо, не обучившись коммунальным правилам, они не могут быть жизнеспособными. Хотя законы коммунальности естественны, люди предпочитают о них помалкивать и даже скрывают их.

Прогресс человечества в значительной степени происходил как процесс изобретения средств, ограничивающих и регулирующих действие этих законов, – морали, права, религии, прессы, гласности, общественного мнения, идей гуманизма и т. д. Людей веками приучали облекать свое поведение в формы, приемлемые с точки зрения этих ограничителей, и скрывать как нечто предосудительное. И не удивительно, что коммунальные правила поведения представляются им как нечто неприличное, а порой даже преступное… В законах коммунальности нет ничего бесчеловечного. Они ничуть не бесчеловечнее, чем законы содружества, взаимопомощи, уважения. Последние вполне уживаются с первыми и вполне объяснимы как нечто производное от них. А человечный или бесчеловечный тип общества сложится в той или иной стране, зависит не от самих этих законов, а от способности населения развить институты, противостоящие этим законам и ограничивающие их. Лишь в том случае, если ничего подобного в обществе нет или это развито слабо, коммунальные законы могут приобрести огромную силу и будут определять всю физиономию общества, в том числе определять характер организаций, по идее призванных ограждать людей от них. И тогда сложится особый тип общества, в котором будет процветать лицемерие, насилие, коррупция, безхозяйственность, обезличка, безответственность, халтура, хамство, лень, дезинформация, обман, серость, система служебных привилегий. Здесь утверждается искаженная оценка личности – превозносятся ничтожества, унижаются значительные личности. Наиболее нравственные граждане подвергаются гонениям, наиболее талантливые и деловые низводятся до уровня посредственности и средней бестолковости. Причем не обязательно власти делают это. Сами коллеги, друзья, сослуживцы, соседи прилагают все усилия к тому, чтобы талантливый человек не имел возможности раскрыть свою индивидуальность, а живой человек – выдвинуться. Это принимает массовый характер и охватывает все сферы жизни, и в первую очередь – творческие и управленческие. Над обществом начинает довлеть угроза превращения в казарму. Она определяет психическое состояние граждан. Воцаряется скука, тоска, постоянное ожидание худшего. Общество такого типа обречено на застой и на хроническое гниение…» [39, 64–66].

Эта длинная цитата определяет всю суть теории коммунизма, изложенной Зиновьевым в книге «Коммунизм – как реальность», написанной в 1980 г. Но то, что Зиновьев называет правилами коммунальное™, вообще говоря, принято называть законами джунглей (или внутривидовой борьбой). Название коммунальность, возможно, придумано для того, чтобы легче было коммунизм связать с законами джунглей (в книге явно чувствуется симпатия к капитализму), что Зиновьев и делает на протяжении всей книги, утверждая, что коммунизм естественно вытекает из законов коммунальности: «Коммунизм не есть нечто выдуманное злоумышленниками вопреки здравому смыслу и некоей природе человека, как полагают некоторые противники коммунизма, а как раз наоборот – он естественное явление в истории человечества, вполне отвечающее природе человека и вытекающее из этой природы. Он вырастает из стремления двуногой твари, именуемой человеком, выжить в среде из большего числа аналогичных тварей, лучше устроиться в ней, обезопасить себя и т. п. – вырастает из того, что я называю человеческой коммунальностью. Выдуманными и изобретенными являются как раз те средства защиты от коммунальности, из которых вырастает цивилизация, т. е. право, мораль, гласность, религия, гуманизм и прочие средства, в какой-то мере защищающие человека от прочих людей и от власти их объединений» [39,26].

Основным пороком коммунизма, как следует из этой цитаты, является свободное действие при нем законов коммунальности, организация всей жизни общества по законам коммунальности, тогда как цивилизации (под которой понимается, очевидно, капиталистический Запад) ставится в заслугу, что она создает приемы для обуздания коммунальности. Хотя на деле (и об этом Зиновьев стал писать позднее, после крушения социализма в СССР и странах Восточной Европы) многие приемы якобы против коммунальности, о которых он говорит (право, пресса….) используются при капитализме как раз для того, чтобы части «двуногих тварей» (господствующим классам), выжить и хорошо выжить в «среде из большего числа аналогичных тварей» (эксплуатируемых). Т. е. эти приемы якобы против коммунальности на самом деле служат исправно законам джунглей (или законам коммунальности по Зиновьеву).

«…Цивилизация вообще вытекает из сопротивления коммунальности, стремления умерить ее (коммунальности) буйство, заключить ее в определенные рамки… Цивилизация есть усилие, коммунальность есть движение по линии наименьшего сопротивления. Коммунизм – есть буйство стихийных сил природы, цивилизация – их разумное ограничение» [39, 26–27].

А коммунисты считают как раз наоборот: цивилизация (капитализм) – буйство стихийных сил, а коммунизм – их разумное ограничение. И жизнь подтверждает это: как только разрушилось организованное общество – социализм, так из всех щелей поперла «цивилизация» – капитализм. Цель коммунистов как раз в том, чтобы создать общество, где «надежды на социальное равенство» были бы реализованы, т. е. коммунизм мыслится как победа над буржуазной «коммунальностью». Приведенные выше рассуждения Зиновьева можно рассматривать как апологетику капитализма, но какой-то логики в них не видно: такая оценка Зиновьеву нравится и все.

Все основное содержание книги Зиновьева заключается в логическом доказательстве того, как из законов джунглей (коммунальности) вытекают все пороки социалистического общества в СССР. Разумеется, такой анализ полезен, и модель общества Зиновьева имеет смысл и должна занять свое место в науке об обществе. Ее недостатком является неучет производственных отношений. Если марксизм упрекают за неучет человеческого фактора (отрицательных черт «двуногой твари»), то модель Зиновьева грешит другой крайностью – полным неучетом производственных отношений. Другим недостатком является стремление Зиновьева рассматривать общество изолированно от окружающего мира и игнорирование влияния предистории. Такой подход привел его к неправильному выводу об устойчивости социалистических (коммунистических по терминологии Зиновьева) стран: «Коммунизм означает такую перестройку всей организации жизни общества, что обратный ход эволюции исключается в принципе».[39,289] Как говорится: «Его бы устами, да мед пить.» Но увы… Зиновьев не смог увидеть контрреволюционных настроений высшей бюрократии, завидовавшей значительно лучшей жизни соответствующих им по положению в производстве деятелям Запада. Не увидел, поскольку он не рассматривал производственных отношений и другие страны, т. е. в принципе лишил себя возможности увидеть. А вот Троцкий, стоявший на позициях марксизма, увидел еще в 30-х годах. Некритическое отрицание марксизма помешало Зиновьеву увидеть грозный для социализма «звонок» контрреволюций в Венгрии и Чехословакии, происшедших до написания «Коммунизма как реальности».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.