10.1.2. А. Зиновьев после контрреволюции

10.1.2. А. Зиновьев после контрреволюции

Уже в ходе Горбачевской перестройки Зиновьев один из первых понял ее опасность и началась его эволюция в сторону более трезвого восприятия как капитализма, так и социализма. От своих оценок социализма он формально не отошел, но стал рассматривать его для народов СССР как меньшее зло по сравнению с режимом, который уже вырисовывался из Горбачевской перестройки. В этом он еще больше укрепился после победы контрреволюции. Вот его оценка советского периода истории России, данная в 1994 г.: «…я утверждаю, что мы уже имели наилучшее для условий России и населяющих ее народов социальное устройство, сложившееся в 1917–1985 годах. Советский социальный строй, политическая система, система воспитания, система образования и просвещения, система жизненных ценностей, тип культуры и так далее были вершиной русской истории вообще. Это, повторяю, был оптимальный вариант «обустройства» России, вершина ее исторического бытия. Я не хочу этим сказать, будто советская система организации жизни вообще является наилучшей и очень хорошей. Ее недостатки мне были хорошо известны с юности, я начал подвергать ее критике еще тогда, когда нынешние перевертыши служили ей с великим усердием. Я хочу сказать лишь следующее: все то, что было в России до советской системы было неизмеримо хуже. И то, что пришло ей на смену, есть упадок, деградация, умирание» [40].

Изменилась оценка Запада: «Я, когда оказался на Западе, все то, за описание чего меня ругали в Советском Союзе, увидел на Западе в гораздо большей степени. Я тогда им сказал: вы видите соринку в чужом глазу и не видите бревно в своем собственном. Коррупция? Так у вас ее больше. Бюрократии гораздо больше, чем в Советском Союзе. Я приводил тогда пример: во всем аппарате ЦК было всего 2000 партийных функционеров, а в Международном валютном фонде только в одном здании 8000 сидело… Коррупция в западной системе власти…и сейчас сильнее, чем в Советском Союзе… И система чинопочитания в сто раз сильнее. Скажем, если вы возьмете современную бюрократическую систему Франции, Германии и т. д., – советская просто детские игрушки по сравнению с нею». О положении мелких предпринимателей: «Они действуют в силу закона: не до жиру, быть бы живу…из десяти тысяч, скажем, пять тысяч в течение года разоряются. А пять тысяч, которые выживают, – у них каторжный труд… Подавляющее большинство предпринимателей, мелких предпринимателей и даже средних, работают не потому, что любят дело и эксплуатацию, а потому, что другого выхода нет. Они по – другому не могут найти работу. Если человек в западном обществе имеет возможность получить работу на техусловиях, как было в Советском Союзе, он хватает это». Про сравнение уровня жизни на Западе и в СССР: «…там нет бесплатного медицинского обслуживания, бесплатного образования и проч., но считается, что жизненный уровень там выше. Я считаю, что если по другим критериям мерить, то советские люди жили лучше, чем на Западе» [40, 6].

По отношению к преодолению реставрации капитализма в России Зиновьев является скептиком. Он считает, что новый режим пришел надолго. Он не видит в обществе достаточных сил для борьбы с ним. Возможно, поэтому он считает для борьбы с предательским режимом, утвердившимся в России, будет применяться терроризм: «…я утверждаю, что доведенные до отчаяния люди мстят. И я уверен: в России начнется возрождение такого рода явлений. Я к этому не призываю. Но придет время – и это возникнет само собой. Ну, вспомните XIX век, ведь Россия была страной терроризма. Без террористов не было бы и коммунизма, большевизма. Не было бы! Они раскачали царскую империю… Месть нормальное человеческое явление. И каждый действует так, как может действовать. Если бы я был молодым человеком, не видя выхода, не веря в то, что сейчас говорят о возрождении, я бы пошел по этому пути. Это чисто психологический фактор» [41, 6].

Зиновьев прекрасно (в отличие от многих послекризисных теоретиков-марксистов) понимает общие принципы организации человеческого общества (изложенные автором в главе 1: «Если человеческое объединение возникло и должно долго существовать, должен возникнуть управляющий орган. Если он не возникнет – объединение не может существовать. Такие управляющие органы и создавались. Первым делом создавались. Вот, например, человеку отрежьте голову – его нет. И это общий закон всяких социальных объединений. Единоначалие – вот закон. Сделайте два начальника – и будет между ними драка» [41,5].

Исходя из этого принципа, он оправдывает жесткие действия Сталина: «Считают, что вот Сталин уничтожал ленинскую гвардию. Если бы он их не уничтожил…Тухачевского приказал расстрелять и т. д. Да если бы Сталин этого не сделал, нас в 1941 году уничтожили бы в первый же месяц. Сталин поступил в соответствии с объективными социальными законами, а именно: единоначалие, организация системы власти по принципам команды и подчинения. Диктатура была неизбежной в тех условиях… взять армию перед началом войны. Я всю войну прошел. Я это изучал внимательнейшим образом. Раньше я был антисталинистом, собирался Сталина убивать. Потом только понял. Нужно много-много думать, чтобы разобраться…» [41, 5–6].

Приведем еще два полярных мнения о Сталине, чтобы дополнить его обсуждение, начатое в гл. З. Критика действий Сталина была и остается одним из основных видов оружия контрреволюции. Типичную для идеологов Перестройки крайне негативную оценку Сталина, хотя и содержащую претензии на объективность и научность, дает А.П.Бутенко. Суть оценки заключается в следующем. 1) Сталин благодаря своим отрицательным личным качествам создал режим личной власти. Насилие, примененное в процессе коллективизации, и особенно необоснованные репрессии 30-х годов дискредитировали социализм в глазах мировой общественности. 2)

Оправдание насильственной коллективизации и репрессий при борьбе с оппозицией военной угрозой империализма неправомерно: «в конце 20-х годов, когда начало раскручиваться «ускорение» по-Сталински, гитлеровской Германии еще не существовало, да и реальной военной угрозы вообще еще не было» [11, 16]. Эту угрозу можно было преодолеть, оставаясь в рамках законности и правильных методов построения социализма (добровольность коллективизации….), рекомендованных Лениным: «…если бы во главе нашего государства стоял марксист-ленинец… можно было бы избежать той международной изоляции, в которой оказался Советский Союз накануне войны… разгром военных, государственных, научных и партийных кадров, слабость обороны – все это облегчало развязывание второй мировой войны…» [11, 15–16].

Бутенко искажает историю: в международной изоляции СССР виноват не Сталин, её организовали Франция и Великобритания, которые развязали 2-ую мировую войну, чтобы Гитлеровская Германия уничтожила СССР. Но просчитались: Франция сама стала жертвой Германии, а Англии пришлось вместе с СССР воевать против Германии.

Наилучшим оппонентом перестроечных критиков Сталина является Б. Курашвили [29]. Он довольно логично доказывает, что, собственно говоря, другого выхода (как сделать то, что он сделал) у Сталина не было для того, чтобы подготовиться к неизбежной войне империалистических держав против страны социализма. Было колоссальное отставание от этих держав по развитию промышленности. Нужно было преодолеть это отставание примерно за 10 мирных лет – «иначе нас сомнут». Взять деньги на индустриализацию можно было только из коллективизированного сельского хозяйства – отсюда необходимость быстрой «неправильной» коллективизации (Это неверно: доля сельскохозяйственной продукции в экспорте была невелика. Верхотуров в [42, 308] опровергает эту легенду с помощью справочника «Внешняя торговля СССР»:«С 1929 по 1934 годы СССР экспортировал зерна 14 млн 175 тысяч тонн на сумму 1 млрд 607 млн рублей. Экспортировал сырья продовольственного 14 млн 824 тысячи тонн на сумму 1 млрд 784 млн рублей [43, 139]. Это суммарные показатели. Год максимального вывоза – 193]. Общая стоимость советского экспорта за это же время составила 89,1 млрд рублей. Доля в стоимости экспорта зерна и продовольственного сырья составляет 3,7 %» [43,13].) Нужно было подавить заранее пятую колонну – отсюда ликвидация кулачества как класса, репрессивная политика против оппозиции. Нужно было быстро и целенаправленно развивать производство – отсюда свертывание нэпа и переход к жесткой административной системе управления. И, естественно, подготовку к войне нужно было начинать как можно раньше, не дожидаясь появления реальной военной угрозы, как легкомысленно рекомендует Бутенко – тогда уже было бы поздно. И подготовка была проведена. То, что Бутенко подразумевает под слабостью обороны – это была тактическая слабость начала войны, объясняемая в основном превосходством немцев во владении современных на то время методов ведения войны. Стратегически же страна была подготовлена к войне через индустриализацию, развитие передовой военной техники, психологическую и физическую подготовку населения.

Основной вопрос в том, можно ли было подготовиться к войне и не нанести существенного ущерба социализму? Из аргументации Курашвили следует, что нельзя. И, естественно, подготовка к войне была важнее, поскольку в случае военного поражения был бы ликвидирован и социализм, а народам России грозила «участь американских индейцев». Но ущерб социализму и подготовке к войне, связанный с репрессиями, мог бы быть существенно меньше, если бы не отрицательные личные качества Сталина, благодаря которым, по мнению Курашвили, Сталин в репрессиях преступил пределы целесообразного В этом Курашвили согласен с Бутенко и не согласен с Зиновьевым, который Сталина поддерживает безоговорочно. На самом деле, как показывают многие независимые исследователи (см. ниже раздел 10.2), основную вину за репрессии на Сталина возлагать нельзя.