12.7. Братищев: ранний и зрелый социализм

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

12.7. Братищев: ранний и зрелый социализм

В главе 19 «Революционный процесс и перспективы социализма в России» И.М. Братищев излагает концепцию раннего социализма. Эта концепция была впервые представлена в Тезисах «К 80-летию Великого Октября», подготовленных Центральным Советом РУСО. Автором концепции Братищев объявляет Р.И. Косолапова.

«В седьмом тезисе указанного документа говорится: «Самым крупным теоретическим и политическим заблуждением в течение многих лет явилось нереалистическое преувеличение зрелости нового общественного строя». И далее: «По нашему мнению, научно достовернее и политически точнее было бы говорить о том, что с точки зрения глубинных экономических и социальных предпосылок при всех своих достижениях Советский Союз вплоть до его разрушения в 1991 году так и не вышел за исторические рамки раннего социализма, не завершил решение задач переходного периода [63, 10]» [55, 539].

Братищев отмечает, что всякая формация «имеет раннюю, зрелую и позднюю стадии развития».

«…в период раннего социализма Россия сможет вновь вступить в результате разрешения в основном задач общедемократического этапа и частичного разрешения ряда социалистических задач. Этот период, скорее всего, продлится не одно десятилетие, о чем свидетельствует опыт СССР, других стран, где социализм, к сожалению, потерпел крушение, а также опыт сохранившихся социалистических государств. В России он, видимо, во многом будет тождественен прошлому, прежде всего советскому, социализму, хотя, естественно, будет заметно отличаться от него, вобрав в себя не только прежний, но современный и будущий опыт борьбы за интересы трудящихся» [56, 540].

Сначала Братищев рассматривает технологические уклады.

«Производительными силами раннего социализма не может быть что-либо иное, как индустриальные средства производства зрелого буржуазного общества» [56,540].

Далее Братищев излагает довольно странную идею, что стадия зрелого социализма наступит тогда, когда социализм создаст «недоступные для капиталистического применения суперсовременные технологии». Эту идею мы критиковали уже выше при анализе главы 1 (см. 12.2).

Свою идею о «недоступных для капитализма технологиях» он обосновывает аналогией с капитализмом. Мол, капитализм окончательно утвердился с машинными (индустриальными) средствами труда. «С ними капитализм получил собственный технический базис, с помощью которого в течение каких-нибудь двух столетий был совершен невиданный скачок во всех сферах общественной жизни. И практически и теоретически возврат к феодализму стал невозможным. Такого «невозвратного» состояния производительных сил к настоящему времени не достигла ни одна из социалистических стран» [56, 542].

Но аналогия, как известно, вещь рискованная. Тем более в данном случае. Переход от феодализма к капитализму – переход от одной эксплуататорской формации к другой. А переход от капитализма к социализму – переход от эксплуататорской формации к неэксплуататорской, т. е. качественно другой переход.

«В настоящее время наука причисляет экономику, основанную на ручном труде к двум первым (реликтовым) технологическим укладам. Следующие три технологических уклада она относит к индустриальному этапу развития общества. Раннее фабрично-индустриальное производство, которое было предметом анализа К.Маркса, отнесено к третьему технологическому укладу. Четвертый технологический уклад возник, когда на смену веку пара пришел век электричества, т. е. с началом XX столетия. Пятый технологический уклад начал развиваться с середины XX в. в связи с развернувшейся научно-технической революцией. Он означал кардинальные перемены в индустриально – фабричном производстве. Начались интенсивные процессы автоматизации, химизации, использования энергии атомного ядра. Было создано огромное количество неизвестных природе материалов, резко повысилась экономичность производства за счет уменьшения расходов сырья и материалов.

XXI в. открывает дорогу шестому технологическому укладу. Ученые квалифицируют его как постиндустриальный уклад. Его главная особенность в том, что наука окончательно превращается в непосредственную производительную силу. Решающее значение в производстве приобретает сплошная информатизация на компьютерной основе. Грядёт глобальная автоматизация управления. Механические технологии интенсивно замещаются физическими и химическими. Ускоренными темпами развиваются такие высокие физические технологии, как современная электроника, сверхбыстрая электроника. В данных производствах уже сейчас развитые капиталистические страны имеют годовые темпы прироста 10–30 %, а в некоторых случаях 100–150 % [64]. Устаревшие физические и химические технологии во многих случаях вытесняются биологическими и космическими. Возникают технологии на стыках таких процессов, которые ранее считались несовместимыми или почти несовместимыми: биохимические, биофизические, химико-физические. Набирает силу генная инженерия. Готовится широкое использование океанских сырьевых и энергетических ресурсов. Создаются принципиально новые условия для полного утверждения непрерывных автоматизированных производств. Открываются широкие возможности раз за разом на порядок повышать экологичность производства. Явственнно просматриваются перспективы объединить в общем технологическом цикле, органически встроенном в кругооборот живой и неживой природы, производственные и природо-восстановительные процессы» [56, 542–543].

«Имеются большие основания предполагать, что постиндустриальный технологический уклад будет последним в истории капитализма. Наверняка он ознаменует такую ступень обобществления труда, которая окажется несовместимой с капиталистической оболочкой» [56, 545].

Неясно, какие это «большие основания». Если они «большие», то можно было о них что-то сказать. Но, к сожалению, ничего не говорится.

Свой анализ технологических укладов Братищев завершает повторением оптимистического утверждения о достижении при зрелом социализме такого уровня производительных сил, который будет несовместим с капитализмом.

«Завершая вопрос о технологических укладах нельзя не сделать попытку охарактеризовать главный критерий зрелого (или полного согласно определению В.И.Ленина) социалистического общества. В чём же он состоит? На мой взгляд, в отличие от раннего общества здесь должны господствовать не индустриальные, а постиндустриальные средства производства. Наука станет не просто непосредственной производительной силой, но превратится в решающую, определяющую производительную силу. Соответственно трудящийся станет всесторонне развитым работником, и не только останется главной, но превратится в высшую производительную силу общества.

Важнейшая специфическая особенность производительных сил зрелого социализма будет состоять в том, что хотя они ещё не доросли до коммунизма, но уже переросли капитализм. Иными словами, это будут производительные силы, характер и уровень которых адекватен именно социализму. Их использование в условиях частнокапиталистического присвоения будет невозможным, как неприменимы индустриальные средства в условиях средневекового феодализма. Возврат в лоно буржуазного общества становится невозможным как с точки зрения применяемых технологий, так и с позиций качественных характеристик общественно преобразованной рабочей силы. В этом проявляется единый для всех общественно-экономических формаций социологический закон, открытый К.Марксом: новые производительные силы не умещаются в рамках предшествующего общества, что делает возврат к нему невозможным».

Здесь Братищев противоречит сам себе. Выше мы приводили его высказывание, что постиндустриальный уклад капитализм переварит. А здесь утверждает, что при постиндустриальном укладе будут созданы производительные силы, несовместимые с капитализмом.

Попробуем всё же додумать за Братищева, какие производительные силы будут созданы, используя тенденции научно-технического прогресса.

Описывая развитие производительных сил, Братищев говорит о том, что наука станет непосредственной производительной силой. Это соответствует анализу Маркса последствий полной автоматизации в «Экономических рукописях»: «Если с количественной стороны непосредственный труд сводится к менее значимой доле, то качественно он превращается в некоторый, хотя и необходимый, но второстепенный момент по отношению к всеобщему научному труду, по отношению к техническому применению естествознания» [61, 210]. Т. е. место пролетариев физического труда займут пролетарии умственного труда – научно-техническая интеллигенция.

Теперь продолжим прогнозирование по Марксу развития производственного капитала. Из прогноза Маркса вытекает фактическое вытеснение человека из сферы материального производства. Однако Маркс, естественно, тогда ничего не знал о вычислительных машинах, электронике…. Т. е. он не предполагал, что сфера науки также подвергнется автоматизации. Начало этой автоматизации мы наблюдаем уже сейчас. Современное развитие программирования и вычислительных машин привело к созданию универсальных программ для решения задач проектирования и расчета. Для эксплуатации такой программы уже не нужен человек с высшим образованием, поскольку для нее нужно задать лишь исходные данные: форму расчетной области, место и порядок приложения сил, потоков жидкости, Это вполне по силам человеку со средним образованием, имеющем гораздо меньшее представление о физике, чем человек с высшим образованием. При дальнейшем развитии таких программ просто нужно будет ввести в машину, например, такие указания: «Спроектировать самолет для полета в атмосфере Земли, дальность полета – 5000 км, количество пассажиров – 50 человек, полный вес груза – 20 т, скорость – 1000 км/час, длина посадочной полосы – 800 м». Очевидно, для такого задания вообще почти ничего знать не нужно, кроме предстоящих условий эксплуатации самолета.

Таким образом, комплексная автоматизация с точки зрения современной науки должна вытеснить человека из всей сферы и производства и науки. Если в прогнозе Маркса менялось лишь качество пролетариата: пролетарий физического труда заменялся на пролетария умственного труда, то здесь пролетариат исчезает полностью.

Т.е. не получается как у Братишева, что «трудящийся станет всесторонне развитым работником, и не только останется главной, но превратится в высшую производительную силу общества». Не в высшую производительную силу он превратится, а во второстепенную, исполняющую роль надсмотрщика над автоматизированным производством.

Как назвать возникающий при этом строй? Если в обществе нет эксплуатации, то это – коммунизм. Т. е. если ждать полной автоматизации, то вообще ничего не нужно делать: все дороги ведут к коммунизму. Таким образом, обществом полной автоматизации с точки зрения современных представлений является не капитализм, а коммунизм.

Однако едва ли из капитализма может вырасти здоровое общество. Скорее всего, это будет общество с каким-то социальным неравенством. Полная автоматизация будет сопровождаться появлением искусственного интеллекта. Это достижение цивилизации, потенциально будет более опасным, чем атомная бомба. Для того, чтобы искусственный интеллект не вышел из под контроля, люди не должны ему доверять все функции. Принятие решений они должны оставить за собой. Т. е. какое-то количество ученых, инженеров и техников должно быть для организации этого контроля. Их деятельность будет соответствовать работе надсмотрщиков в рабовладельческом обществе. Наверное, они не будут высшей кастой в этом «капиталистическом коммунизме».

Для такого общества нужна своя теория. Какое это будет общество, мы сейчас не знаем Т. е. обращаться к полной автоматизации при исследовании современных общественных процессов неправильно. Общество полной автоматизации оставим пока для исследования фантастам. А производительные силы, которые несовместимы с капитализмом, даже фантастам не по зубам.

Но описанный кошмар автоматизации и светлое коммунистическое (или капиталистическое) будущее нам сегодня не грозят. Поскольку целью капиталиста является не развитие производства, а получение прибыли. Поэтому капиталисты не спешат автоматизировать свои заводы. Один завод сварки кузовов автомобилей роботами в Японии есть. Но так, для рекламы. Ведь гораздо выгоднее перенести эту операцию в Китай, Латинскую Америку, Африку, где есть очень дешевая рабочая сила. Что капиталисты и делают. Происходит деиндустриализация Европы, США, Японии: производство из них переносится в слаборазвитые страны. Разумеется, не все: ведущие отрасли и отдельные предприятия, определяющие изготовление вооружений, остаются. Но это – политические, а не экономические соображения.

И насчёт невозможности возврата к ранней формации. Можно привести два примера, когда такой возврат частично произошёл. Первый – рабство в США до его отмены в результате гражданской войны. Второй – рабство в гитлеровской Германии, где рабы из СССР работали на заводах. И ничего: производительные силы капитализма прекрасно совмещались с рабством. Ведь рабства при капитализме нет, прежде всего, потому, что оно экономически и политически невыгодно. Но при определённых обстоятельствах, когда рабство будет выгодно, капиталисты превратят в рабов и своих соотечественников. И техническая часть производительных сил этому никак не помешает.

После анализа технологической многоукладности Братишев переходит к экономическая многоукладности.

«Для раннего социализма характерно сочетание различных ступеней развития индустриально-фабричного производства, т. е. «сосуществование» третьего, четвертого и пятого технологических укладов. Но, как правило, технологическая многоукладность обусловливает многоукладность экономическую. Начнем с того, что в СССР имела место социалистическая многоукладность в виде двух секторов народного хозяйства – государственного и колхозно-кооперативного. Оба они считались в то время составными частями единого социалистического уклада. Правда, лишь государственный признавался в качестве уклада последовательно социалистического типа» [56, 549].

И это верно, поскольку, как отмечалось выше, формально для внешнего мира колхозы были капиталистическими предприятиями.

«Но проблема этим не ограничивается. Дело в том, что в СССР сохранялись остатки реликтовых технологических укладов. И все это не по злой воле противников коммунизма, и не случайно, а вполне закономерно. Дело в том, что производительные силы фабрично-машинного производства, составлявшие материально-техническую базу Советского Союза, не способны охватить все закоулки народного хозяйства. В нем остаются ниши, в которых невозможно создать крупное индустриальное производство. В таких нишах социалистическое общество вынуждено сохранять средние и мелкие предприятия. Они при данных условиях оказываются выгоднее и рентабельнее крупных. Предположения марксистов, что процессы концентрации и централизации производства в условиях индустриально-фабричной системы в самые короткие сроки вытеснят мелких и средних товаропроизводителей на практике не подтвердились. Такие производители сохраняются при капитализме и не исчезают при социализме на ранней ступени его развития» [56, 549].

Братищев отмечает, что в СССР существовали два вида мелкотоварного уклада: «а) легальный в виде подсобных хозяйств колхозников и рабочих совхозов, и нелегальный в «виде строительных бригад «шабашников», лиц, занимавшихся ремонтом квартир, автомобилей, бытовой техники, а также машинисток, врачей, адвокатов, портных, парикмахеров, художников, дизайнеров, кустарей различной спецификации и т. п., работавших, сплошь и рядом «без вывески» и не плативших налоги.

Но все это относительно невинные формы теневой хозяйственной деятельности. Гораздо хуже было то, что стихийно возник не просто частновладельческий, но подпольный криминальный бизнес. Согласно данным профессора Л.П. Орленко он вкупе с прочими формами теневой частнохозяйственной деятельности давал около 10 % валового внутреннего продукта СССР [65,37]» [56, 550].

Братишев считает, что лучше было бы легализовать частный сектор, перейти, так сказать, к новому нэпу. В этом случае «мелкие и средние предприниматели попали бы под финансовый и законодательный контроль государства, платили бы соответствующие налоги, пополняя государственный бюджет. Будучи подконтрольны, они были бы не опасны для социалистического общества в СССР. Более того, правильная экономическая политика косвенно подчинила бы их хозяйственную деятельность задачам укрепления и совершенствования социализма. Имел бы место юридически, политически и экономически оформленный переход от декларируемого «развитого» социализма к фактически сложившемуся раннему социализму» [56, 550–551].

Экономика России в случае возвращения на путь социалистического развития также должна быть смешанной: «…ранний социализм предполагает длительное совместное существование социалистического уклада с мелкотоварным укладом, со средним и даже крупным бизнесом, с госкапиталистическими предприятиями» [56, 552].

Братищев даёт отповедь тем теоретикам, которые считают причиной кризиса социализма сохранение товарно-денежных отношений (Ацюковский).

«Как известно, многоукладность и ряд других факторов [66] обусловливают объективную необходимость при социализме товарно-денежных отношений. В связи с этим напомним, что основоположники марксизма не предусматривали ранней стадии в развитии социализма. Поэтому они не могли «предсказать» сохранение товарного производства и товарно-денежных отношений в жизни социалистического общества. Это обстоятельство породило целую плеяду догматиков, которые объявляют главной причиной гибели советского социализма наличие рынка, товара, денег, товарного обращения, финансовой системы и т. д. Подобная оценка противоположна марксизму» [56, 553]. Основная мысль верна, но Братищев недооценивает классиков. Так Энгельс в «Принципах коммунизма» на вопрос: «Возможно ли уничтожить частную собственность сразу»? – отвечает:

«Нет, невозможно, точно так же, как нельзя сразу увеличить имеющиеся производительные силы в таких пределах, какие необходимы для создания общественного хозяйства. Поэтому надвигающаяся но всем признакам революция пролетариата сможет только постепенно преобразовать нынешнее общество и только тогда уничтожит частную собственностъ, когда будет создана необходимая для этого масса средств производства». [10 т 1, 86–87]. Таким образом, классики предсказывали сохранение частной собственности, а, следовательно, товарного производства и товарно-денежных отношений на первой стадии коммунизма, т. е. неявно предусматривали наличие раннего социализма, только термина такого не вводили.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.