Социализм

Социализм

Неудивительно, что человеческая мысль и совесть, страстно искавшая целения человеческих страданий, не могли удовлетвориться холодными формулами либерализма, под нарядной внешностью которых таилась скрытая ложь. «Во время революции 1789 года, — писал Лафарг, — буржуазия считала себя призванной защищать человеческие права и уничтожить все несправедливости: она провозгласила предстоящее осуществление равенства, свободы и братства. Эти слова написаны в конституции, их можно прочитать даже на тюремных стенах, но нигде они не вошли в жизнь. Свобода, равенство и братство — вот три главные формы лжи буржуазии».

В жизнь пробивается новое могучее миросозерцание — социалистическое, беспощадно один за другим разбивающее все аргументы либерализма, своей главной целью ставящее достижение полного равенства между людьми. В основе социалистических требований равенства лежит еще Кантовский постулат о человеке, как цели в себе. В главе «Об основных мотивах чистого практического разума» Кант учил, что все, что представляется нам в мироздании, все, над чем человек имеет власть, может быть рассматриваемо как средство; только человек и с ним всякое разумное существо есть цель в себе (Zweck an sich selbst). Человек есть субъект священного нравственного закона и не может служить средством для упражнения на нем чужой, посторонней воли. Каждое человеческое существо должно видеть в другом не средство, а цель, ибо в каждом, даже в самом низком, есть нечто, имеющее абсолютную ценность, — это его человеческая природа. Таким образом общество представляет собой совокупность равных и равно уважаемых целей.

Эта идея равноценности человеческих личностей вошла как незыблемый принцип в учения всех социалистических школ, начиная от утопического сен-симонизма и других ранних социалистических конструкций и кончая эпигонами научного социализма. Но идея человеческой равноценности была отвлеченным философским лозунгом, логической категорией, которую социализму предстояло воплотить еще в жизни.

Таким образом творческий процесс социализма должен был открыться разрушительной работой; он должен был вскрыть язвы, разлагающие капиталистический организм, поколебать тот строй, на который возлагали упования идеологи буржуазии — либералы, и тогда насадить семена нового учения.

Эта грандиозная работа была выполнена целой плеядой гениальных мыслителей и самоотверженных деятелей, — мы не можем назвать их при нашем беглом обзоре, хотя бы по именам, но первое место между ними, по праву, принадлежит Карлу Марксу.

В настоящее время является уже общепризнанным, что величайшие социологические обобщения, положенные в основу творения автора «Капитала», вовсе не являются всегда плодом его оригинального творчества. Так, например, еще в 1900 г. анархист Черкезов в знаменитом парижском анархистическом органе «Ges Temps nouveaus» сравнивал текст одной анонимной французской брошюры 40 годов — «Принципы социализма» с Коммунистическим Манифестом — этим евангелием научного социализма. Сравнение обнаружило разительное сходство между тем и другим. Было ясно, что Коммунистический Манифест делал многочисленные позаимствования из этой малоизвестной работы. В 1902 г. вышла любопытная монография профессора Андлера о происхождении Коммунистического Манифеста. Андлеру удалось показать, что мысли Манифеста были ходячими в 30-40 годах в социалистических кругах. Все они или элементы их уже ранее находились в трудах Консидерана, Пеккера, Бюре и других социалистов этого времени. Ту же судьбу разделило и учение о борьбе классов. Противно утверждениям Энгельса, а в недавнее время и Зомбарта, что учение о классовой борьбе, как движущем моменте исторического процесса, является исключительно оригинальным замыслом самого Маркса, идея эта имела очень ранних представителей.

Один из авторитетнейших социалистических писателей нашего времени, которого в то же время менее, чем кого-либо, можно заподозрить в недоброжелательстве именно к Марксу, — Плеханов, в предисловии к изданному им Коммунистическому Манифесту, отмечает долгую эволюцию интересующего нас учения. «Понимание классовой борьбы, — пишет он, — как важнейшего двигателя исторического развития уже в 20 годах достигло такой степени ясности, которая была превзойдена разве только в сочинениях авторов Манифеста». «Уже во время Реставрации, — замечает он в другом месте, — Сен-Симон и многие ученые представители французской буржуазии видели в борьбе классов главнейшую пружину исторического развития народов нового времени... Взгляд Маркса и Энгельса на борьбу классов тождествен со взглядом на те же предметы Гизо и его единомышленников. Вся разница в том, что одни отстаивают интересы пролетариата, между тем, как другие защищают интересы буржуазии». Наконец учение о прибавочной ценности, впервые проливающее яркий свет на эксплуатацию труда в капиталистическом строе, было впервые развито не Марксом, как утверждал это Энгельс в своем «Анти-Дюринге», а Годвином и особенно Томсоном. Но если теоретические формулы социализма складывались и разрабатывались еще задолго до Маркса, то все же нужен был синтетический титан, подобный Марксу, чтобы железным усилием мысли сковать воедино звенья социалистической идеи. Именно в этом гениальном превращении обрывков мыслей в единое цельное научное миросозерцание лежит непреходящая заслуга Маркса. Поэтому, минуя всех предшественников творца научного социализма, мы остановимся на нем, чтобы выяснить сущность социалистического миросозерцания. С удивительной смелостью Маркс открывает свой анализ с учения о товаре. Под товаром Маркс разумеет всякий внешний предмет, способный своими свойствами удовлетворять какую-нибудь из человеческих потребностей. Если такой предмет создан человеческими руками, на его производство затрачен труд, он не является даровым произведением природы, как, например, вода, он становится ценностью. Вне затрат труда для Маркса не существует ценности. Нас не интересует сейчас вопрос, насколько правильно такое воззрение на самую природу ценности. Но раз ценность есть продукт труда, невольно напрашивается элементарный этический вывод, что ценность должна и принадлежать труду, т.е. рабочему, который усилиями своих мышц, изготовляет данный продукт. Маркс пока еще не делает этого вывода, но он читается между строк этого замечательного анализа. Итак, товар должен принадлежать рабочему, его создавшему; но оглянемся на современное капиталистическое общество и посмотрим, так ли это на самом деле? Повсюду мы увидим бесчисленные кипы самых разнообразных товаров, начиная с самых дорогих и кончая самыми простыми в роскошных магазинах, транспортных конторах, пароходах, железнодорожных поездах, набережных и доках; повсюду они привлекают массы покупателей, создают громадные богатства их владельцам, представляя неисчерпаемый источник наслаждения для одних и вечных страданий и зависти для других. Но нигде не увидите вы, чтобы эти товары принадлежали рабочим, трудившимся над их изготовлением. Наоборот, полиция и армия приходят на помощь владельцам их, когда полуголодный рабочий, сраженный ужасами безработицы, приходит попросить и совей доли в этих несметных богатствах. Но оставим иллюстрации, пойдем далее...

Центральным вопросом в исследовании капиталистической системы является вопрос о происхождении капиталистической прибыли. В самом деле, если, как это утверждают буржуазные экономисты, хозяева промышленных предприятий в заработной плате полностью оплачивают труд рабочего, откуда же берется тот излишек, который образует прибыль предприятия? Ответом служит учение о прибавочной ценности, которое принадлежит к числу самых блестящих страниц «Капитала».

Даже те из принципиальных врагов социализма, которые решительно отвергают самую теорию, не могут отказать Марксу в необычайной логической стройности его построений, украшенных, к тому же взрывами того могучего сарказма, который представляет едва ли не самую обаятельную сторону в литературном даровании творца «Капитала».

Сущность капиталистической формы хозяйства заключается в процессе производства товара на рынок. Необходимыми предпосылками этого процесса являются: с одной стороны, наличность капиталистического класса, предпринимателей, владеющих капиталом и орудиями производства на началах частной собственности, с другой — существование рабочего класса, предлагающего на рынке свой единственный товар, свою рабочую силу. Капиталист приобретает этот товар с целью эксплуатировать его в своем предприятии. «Процесс потребления рабочей силы, — пишет Маркс, — есть в то же время процесс производства товаров и прибавочной ценности, т.е. прибыли».

В самом деле, капитал, вложенный в любое капиталистическое предприятие, по мысли Маркса, разбивается на две основные формы: капитал постоянный и капитал переменный. Под постоянным капиталом Маркс разумеет сырой материал, вспомогательные вещества, орудия производства, т.е. ту часть капитала, которая своей ценности в процессе производства не меняет. Машина, например, постепенно изнашиваясь, соответственно и погашает свою ценность. Ценность эта не пропадает даром, она по частям входит в процесс образования ценности. Все то, что в своей ценности теряет машина, приобретает продукт, ценность которого возрастает пропорционально потерям ценности машины, причем машина отдает продукту ровно столько, сколько она имеет — ни больше ни меньше. Она вступает в предприятие с определенной ценой и уходит из него, целиком передав свою ценность продукту. Очевидно, что ни машина ни прочие орудия и средства производства прибыли создать не могут. В процессе образования ценности они не создают ничего лишнего. Есть только один товар, который в процессе производства свою ценность меняет и который Маркс называет переменным капиталом. Этот товар — рабочая сила. Рабочая сила не только воспроизводит свой эквивалент в процессе производства, не только возвращает капиталисту то, что тот затрачивает на нее при покупке рабочей силы на рынке, но и дает еще некоторый излишек, который и есть истинный источник прибыли, или прибавочной ценности. Когда капиталист нанимает на рынке рабочую силу, он договаривает ее на определенный рабочий день, совершенно не сообразуясь с тем, в какую часть рабочего дня рабочий успеет отработать ему то, что он ему заплатил. Между тем ежедневный опыт показывает, что рабочий успевает воссоздать свою заработную плату в течение известной части рабочего дня, и вся дальнейшая работа является для капиталиста подарком, неоплаченным трудом, присвоение которого сулит ему неожиданно громадные барыши. Неоплаченное рабочее время превращается в прибыль, и труд является единственным источником ее.

Перед нами таким образом открывается яркая картина эксплуатации рабочего класса. Все неслыханные богатства современного общества, весь прогресс материальной культуры обязаны своим происхождением открытому легализированному, систематическому грабежу одной части общества другой.

Чем же обусловливается возможность этого присвоения труда чужих людей? Существованием института частной собственности на орудия и средства производства.

И социалистическая доктрина с жаром обрушивается на частную собственность, видя в ней источник порабощения, несчастий и страданий человечества. Только тогда люди будут счастливы, учит социализм, когда они будут равноправны; а равноправны они будут только тогда, когда орудия и средства производства будут обобществлены, когда само общество станет единственным хозяином и единственным работодателем. Отдельные же его члены, чтобы жить, наслаждаться, пользоваться благами культуры, должны будут трудиться. Деление на хозяев и рабочих, господ и рабов, исчезнет, — все будут равны.

Уже ранние социалисты превосходно сознавали все несовершенства капиталистического строя. Но им не под силу оказалась задача найти против него действенное средство. Громадное большинство из них, отвечая на вопрос, каким образом экономическое порабощение может смениться экономической свободой, полагало, что этот успех может быть достигнут только нравственным воспитанием человечества. Нужно обращаться к благородным инстинктам и стремлениям человека, внушить сострадание к меньшому брату, или, наконец, встав на утилитарную точку зрения, показать социально-экономические преимущества нового строя. Самые причудливые утопические узоры были сотканы по этому плану. Но и до сих пор капиталистический мир стоит твердо, посмеиваясь над бреднями альтруистов-философов.

Впервые научный социализм, с необычайным искусством разложивший капитализм на составные его части, открыл нам и будущее.

Капиталистический строй сам в себе несет свою гибель. Это — колосс на глиняных ногах. В необузданной мировой конкуренции нашего времени капиталистические гиганты побивают капиталистических гномов. Число эксплуататоров убывает, но вместе с тем растут размеры предприятий. Капиталы сосредотачиваются в немногих руках. Вместе с тем капитализм собирает и формирует бесчисленную армию рабочих. Объединяя их под крышами своих предприятий, он воспитывает в них чувства солидарности, понимания общности их интересов и готовит таким образом сам себе могучих врагов. Приблизится день, когда лицом к лицу встанут дрожащие за свой интерес угнетатели и одушевленные идеей освобождения рабочие. Тогда исход борьбы несомненен!

Предоставим слово Марксу: «Экспроприация непосредственных производителей совершалась с беспощадным вандализмом и под влиянием самых гнусных, грязных и мелких страстей. Частная собственность, приобретенная собственным трудом, была вытеснена частной, капиталистической собственностью, основанной на эксплуатации чужого, но по форме свободного труда... Но один капиталист постоянно побивает многих других... Вместе с постоянно уменьшающимся числом магнатов капитала, которые похищают и монополизируют все выгоды этого процесса превращения, возрастает бедность, гнет, порабощение, унижение, эксплуатация; но увеличивается также и возмущение рабочего класса, который постоянно возрастает и постоянно обучается, объединяется, организуется самим механизмом капиталистического процесса производства...»

Сосредоточение средств производства и обобществление труда достигает такой степени, что они не могут далее выносить свою капиталистическую оболочку. Она разрывается, бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприирующих экспроприируют... Прежде дело шло об экспроприации народных масс немногими узурпаторами, здесь дело идет об экспроприации немногих узурпаторов народом...

На этом можно поставить точку.

Разрушительное творчество социализма кончилось. Переходим к их зодчеству.

Здесь все неопределенно и туманно. Маркс, который с такой неумолимой логикой сорвал все покровы с капиталистического механизма, обнажив сокровеннейшие его части, лишь смутно говорит, что наследником его будет кооперация свободных работников, сообща владеющих средствами производства, в том числе и землей.

Совершенно справедливо заметил один из критиков Маркса, что его гениальные труды посвящены не теории социализма, а теории капитализма. Общественные идеалы Маркса остались навсегда неясными; но все же, если мы не хотим работать в утопических казарамах — фаланстерах или заселять необитаемые острова по рецепту ранних социалистов, мы должны будем обратиться к многочисленным последователям и сторонникам Маркса, чтобы найти у них хоть намеки на будущий строй.

Еще Энгельс говорил, что «задача научного социализма состоит не в создании наиболее совершенной формы общества, а в анализе исторического хода хозяйственного развития...»

Антон Менгер горячо обрушивается на Энгельса за эти слова: «Я считаю тонкое описание наиболее совершенного строя не только вполне научным, — говорит он, — но прямо необходимым, если социалистическое движение хоть отчасти хочет достигнуть своей цели...»

После этого заявления Антона Менгера в литературе, критикующей марксизм, стало общим местом бросать социализму упрек, что он не интересуется своими конечными целями.

Заслуженную отповедь всем этим ненавистникам социализма дал К.Каутский в предисловии к известной книге Атлантикуса «Государство будущего». «Ни один вопрос, — справедливо говорит Каутский, — не обращает на себя такого большого внимания всего культурного человечества, как вопрос о цели, к которой стремится все более расширяющееся могучее движение пролетариата... Самые оживленные споры теоретиков касаются именно цели пролетарского движения... Но, понятно, мы можем до некоторой степени изучить направление развития социалистического государства, но не отдельные формы, которые оно может принять... В виду сказанного, социал-демократия всегда отказывалась и должна была отказываться от каких бы то ни было изображений будущего».

Если социалисты совершенно правильно отказываются от какого бы то ни было искусственного строительства, они указывают нам тенденцию развития. «Все средства производства, — говорит Каутский в Эрфуртской программе, — будут соединены в одних руках. В новом обществе будет только единственный работодатель, которого невозможно переменить...»

Прочтите другой небольшой этюд Каутского: «На другой день... после социальной революции», и вы увидите, как новое общество пролетариев создает грандиозный государственный механизм, которому равно должны быть подчинены все.

Эта государственная машина является экономической и логической необходимостью для проведения в жизнь планомерной организации общественного производства, составляющей сущность социалистического идеала. Усмотрение и инициатива отдельных лиц исчезает. Их место занимает всевидящее око универсального государства, подобно благодетельному деспоту, распределяющего труд и изливающего щедроты на атомы, его наполняющие. Общество живет рядом с личностью, но живет собственной жизнью, и в этой жизни поглощается и претворяется жизнь личности. Громадное большинство новейших социалистов, правда, формально отказывается от идеи авторитарного социализма. «Государственная организация, — писал, например, Бебель, — теряет почву и государство исчезает... С уничтожением частной собственности и классовых противоположностей отпадает постепенно и государство». Как писал еще Энгельс, «государство не отменяется, оно отмирает». «Мы хотим уничтожения государства, — восклицает Лафарг, — мы думаем, что государство служит только оплотом капитализма». Но не будем предаваться иллюзиям на это счет. Конечно, и Энгельс, и Каутский, и Бебель, и Лафарг, и множество других протестуют против современной государственной формы. Конечно, ни один социалист не допускает в будущем возможности существования классового государства; но государство как принцип, как принудительная организация, указывающая личности определенный путь, останется, и не только останется, но обратится в апофеоз всеобъемлющей, сознательной и разумной власти, т.е. самой тяжкой ее формы, которую только может себе вообразить человеческий ум. «Пусть социализм, — говорит тонкий юрист Штаммлер, отнюдь не приверженный к анархизму, — восстает против содержания существующего права... Он, однако, должен не только сохранить юридическое принуждение, но, по всем вероятиям, будет вынужден значительно усилить его в некоторые переходные моменты, а во многих отношениях и укрепить». Конечно, в социалистическом строе будут широко осуществлены все виды свободы, которые являются необходимой предпосылкой всякого культурного человеческого общежития: свобода совести, печати, собраний, союзов, личная свобода и т.п. Не будет только одной формы свободы, но самой драгоценной и самой необходимой — свободы самоопределения, сознания полной абсолютной независимости от кого бы то ни было, от принудительных организаций. Личность не будет в действительности целью в себе. Вечно будет и должна она сознавать, что она не сеть нечто самодовлеющее, что вне ее лежит другое, гораздо более могучее начало, которое будет ее всегда держать в рабстве. Социалистический строй, таким образом, будет гнести не своим обязательным трудом, сведенным к минимуму, и несущим с собой, несомненно, даже определенный элемент радости. Он будет гнести совей психикой, своим социалистическим шовинизмом, который будет так же ненавистен и так же будет претить всякой сильной индивидуальности, как и современное тупое буржуазное самодовольство и безграничная вера в непогрешимость догмата «laissez faire, lassez passer». Социализм также будет гнать за все покушения против него. Упразднив общеобязательного бога, он создает свою собственную религию, религию социализма. Разрушение социалистического строя станет самой тяжкой формой человеческого преступления, и социализм воспитает ревностных и фанатичных служителей. Сохранение и охрана социализма станут новым догматом и на сцену явятся новые формы цензуры. Социалистическая вера обратится в новое орудие угнетения, в новую форму власти, следовательно, гибели человеческой личности. И, конечно, социализм представляет несомненно большую опасность для нее, чем абсолютизм и клерикализм, потому что никогда те не имели к своим услугам такого арсенала знаний, таких блестящих умов, такой жестокой и верной критики преходящих порядков. Известный голландский социалист Ван-Коль писал недавно: «Социализм, который мы защищаем, которому принадлежит будущее, есть середина между абсолютной свободой анархизма и абсолютным равенством коммунизма».

Вот почему наперед можно предсказать кризис и крушение социалистической идеи после осуществления социалистического строя. Ее основание — золотая средина (juste inilieu). Никогда она не будет в состоянии удовлетворить вполне ни человеческого ни человеческой совести. Социализм есть только философия ножа и вилки. Он накормит голодающих и в этом будет заключаться его бессмертная заслуга перед человеком. Но, уничтожив страдание тела, он остановится в бессилии перед страданиями духа; их целить призван анархизм.