9.2.1. Оценка причин контрреволюции

9.2.1. Оценка причин контрреволюции

Основной причиной признаётся уже не внешняя, а внутренняя причина:

«… вся история коммунистического движения в России и СССР стала во многом историей борьбы двух партий – партии патриотов и партии национальной измены. Партия национальной измены временно победила в 1991 году… в руководстве страны и партии взяли верх процессы распада, которые переросли в прямое предательство клики Горбачёва и позволили произойти тому, о чём мечтали недруги нашего Отечества от Мамая до Гитлера…» [37, 177–178].

Т.е. признаётся, что контрреволюция была организована предательской Горбачёвской верхушкой партии. Зюганов приводит также способствовавшие победе контрреволюции причины экономического и политического характера.

Во-первых, он считает, что одной причин являлось бюрократическое управление экономикой.

«В конечном итоге все это привело ко все большему блокированию главной материальной и моральной основы социализма – общественной энергии и инициативы трудящихся, свободной самодеятельной организации народа, к нарастанию элементов экономического и политического отчуждения».

Здесь явное преувеличение стремления народа к «свободной самодеятельной организации». Выражение уверенности в этом стремлении свойственно марксистам. Но материальное – первично, поэтому люди хотят прежде всего обустроить свою личную жизнь, опираясь только на свои силы, поскольку возможность сделать это через коллективную организацию является делом гораздо более трудным.

Дело не в том, что управление экономикой было бюрократическое (другим оно просто не может быть), а в том, что оно было неэффективное. И, кстати, признаком эффективного управление является, в том числе, и умение руководства (бюрократии) способствовать пробуждению «общественной энергии и инициативы трудящихся, свободной самодеятельной организации народа».

Во-вторых, он критикует Хрущёвскую программу построения коммунизма.

«В дальнейшем, когда задачи непосредственного выживания страны были успешно разрешены и встала задача развития социализма на его собственной основе, было допущено еще одно грубое упрощение социалистической идеи.

Принципиально верный лозунг «максимального удовлетворения возрастающих потребностей трудящихся» остался на уровне абстрактного, внеисторического представления о человеческих потребностях, их связи со способом производства. Из поля зрения выпало то обстоятельство, что большинство потребностей не даны человеку «от природы», а носят общественный характер, определяются уровнем развития его способностей и служат ему для реализации их в окружающем мире. Вне такого понимания коммунистический принцип «От каждого – по способностям, каждому – по потребностям» совпадает с буржуазным идеалом «сверхпотребления» и целиком обессмысливается.

Общественное богатство и прогресс были отождествлены с буржуазной формой «огромного скопления товаров» и их беспредельного умножения. Поэтому на практике весь пафос принятой в 1961 году III Программы КПСС оказался сведенным к задаче, по существу, некритического копирования западного общества потребления на том же самом производственно-технологическом базисе. Это, с одной стороны, обрекало социалистическую экономику на заведомо проигрышную роль ведомого. А с другой – лишило адекватной экономической основы две другие провозглашенные Программой задачи: формирование новых общественных отношений и воспитание нового человека, – превратило их в задачи сугубо «идеологические», а потому нерешаемые» [38, 258–259].

В вышеприведённых отрывках Зюганов останавливается на двух идеях, которые выдвигают многие другие критики советского социализма: 1) идею «реального обобществления», т. е. к участию трудящихся в реальном управлении производством; 2) к отходу от буржуазной «модели потребительского общества», к выработке социалистической системы ценностей. Эти вопросы уже рассматривались выше (глава 6) и будут подробно рассматриваться ниже, а здесь заметим лишь о трудностях внедрения социалистической системы ценностей в условиях мирного сосуществования с капитализмом.

Как и ранее Зюганов выступает против руководящей роли коммунистической партии в социалистическом обществе, с чем, конечно, трудно согласиться.

«Советский Союз не удалось сохранить, прежде всего, потому, что партию развратили монополия на власть, стремление присвоить себе абсолютное право на истину, уверенность в незыблемости одной формы собственности. Мы из этого сделали серьезные выводы. Теперь в программе КПРФ прямо записано, что нельзя какую-либо форму собственности отвергать декретом, пока она не выработала полностью свой ресурс, нельзя навязывать обществу однопартийную систему правления, нельзя превращать свою идеологию в единственную» [38, 58–59].

Единственной, конечно, коммунистическая идеология в социалистическом обществе не должна быть, но она должна быть господствующей, поскольку таковой должна быть идеология правящего класса в любом обществе. Без этого правящий класс рискует потерять власть.