«Война без особых причин»

«Война без особых причин»

Болевых точек, настоятельно требующих от общества понимания и исследования, в каждой культуре немного. Однако именно они определяют жизнь общества и направление его развития.

В шестидесятые-восьмидесятые годы внимание англо-американской социальной фантастики фиксировалось, по преимуществу, на трех направлениях. Перенаселенность, экологический кризис, мировая термоядерная война.

Для советской SF аналогичный перечень включал социальную прогностику в форме утопий/антиутопий, проблему взаимодействия человека и системы (под которой чаще всего, но не обязательно, понималось государство) и, опять-таки, войну. Единственная реальность, попавшая в оба списка.

Неудивительно. Существование обеих противостоящих культур подразумевало «состояние войны»: локальной или глобальной, реальной и/или информационной. Холодной, горячей, ядерной.

Реалистическая литература исследует войну конкретную. Чаще всего, какие бы даты и названия не упоминались в тексте, имеется в виду Первая мировая, Западный фронт: «массовое убийство в масштабах, превосходящих всякое воображение»(5), повторенное следующим поколением, но не превзойденное им. В лучших своих образцах реалистическая литература воспроизводит эту войну, передавая ощущение кошмара, безысходности, беспомощности, бессмысленности жизни на войне. Смерти на войне. Самой войны.

Благодаря этим книгам, мы, не воевавшие, знаем войну настолько хорошо, что выработали к ней не только рассудочное, но и эмоциональное отношение.

Книги ответили на вопрос «как».

Но существуют вопросы, которые касаются не конкретной, а абстрактной войны, войны вообще. Вопросы, относящиеся к компетенции фантастики — литературы, ориентированной на «параллельную реальность» абстрактного.

«Папа, как больно!.. Да-да-да — это Будущее! Стоит ли жить ради него?! Стоит ли, вы, которые это сделали? Папа!.. Кто сделал это? Камен? Я? Мои солдаты? Чужие солдаты? Кучка жирных полководцев? Вся Ольена? Боги? Дураки? Гады? Кто?! Кто?! Почему никто не знает? Почему?»

Война — это социально-психологический феномен, пронизывающий всю историю цивилизации.

«Па, правда, что люди добрые и они не хотят и не умеют убивать?

— …добрые они там или злые, но убивать они умеют и не просто хотят, а жаждут! Дай им в руки по ножу, так они ночи спать не будут — друг друга будут рубить».

«Здесь были все. Лежали обезображенные головы в обломках разбившихся осадных колес, валялись обезглавленные трусы и предатели, истлевшей кучей шелестели на ветру сгоревшие в осадном огне. Зарубленные лазутчики-убийцы, освежеванные тела пафликэнских женщин, вздернутые за волосы воины… Мертвый Лет».

«…как объяснить этому смешному звездному гостю, что война — это жизнь Дианеи, тот счастливый исток, порождающий жизнь в королевстве горцев. И нет ничего страшнее мира, развращающего человеческий разум бездельем и глупостью».

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: Дианея — обычное военно-паразитическое государство (исторические параллели: Ассирия, империя Темучина), для которого война — не только естественный способ существования, но и основа экономики. Можно показать, что любая страна отличается от королевства горцев лишь количественно.

Да, всякому государству состояние войны выгодно; оно помогает ему поддерживать свое существование если не экономически, как в Дианее, то политически. Почему?

«Человек» относится к тем биологическим видам, в поведении которых эволюционно закреплен эгоизм. То есть абсолютное и полное пренебрежение одними индивидуумами интересами других способствовало процветанию вида.

Возникновение социальной структуры было обусловлено именно эгоистическими интересами особей, вполне осознанными.

Поэтому всякая социальная группа носила и носит в себе зародыш собственной гибели: рано или поздно вспышка эгоистической агрессивности уничтожит предпосылки к существованию этой группы и спровоцирует кровавый распад.

Но группа, даже самая маленькая, составляет систему. А система стремится выжить. Для этого она образует структуру, связывающую индивидуальные устремления. Иначе говоря, возникает мораль/право, общественные отношения/аппарат подавления/система воспитания.

Сотни тысяч лет, тысячи поколений существования в рамках подобных структур усложнили психику человека, отделив с помощью внутренней цензуры сознание, соответствующее поведенческим нормам коллектива, от древнего, безудержно агрессивного нецивилизованного подсознания(6).

Противоречивость личности послужила основным источником развития человека и человечества, породила все формы иллюзорной деятельности, начиная от сновидений и кончая творчеством, в том числе — социальным.

В любом из нас тело-желания тянут к земле, разум-мечты зовут к звездам. И все прекрасно: мысли и творчество частично заменяют нереализованные побуждения, а форма воплощения подчинена существующим социальным нормам.

Однако, если Вы не признаны, как мыслитель, поэт, создатель, обратная связь вместо сигнала «иллюзорно сыт» передает подсознанию ощущение собственной неудовлетворенности, обиды. Ах, как вскипает подсознание! Сразу у многих, потому что социальные группы, как правило, многочисленны. Устойчивость группы и ее существование сразу оказываются под угрозой.

Это означает, что в обществе должен возникнуть механизм, автоматически разряжающий психические «мины замедленного действия».

Реализацию побуждений коллективного бессознательного проще всего оформить как войну. Ведь она обязательно включает насилие, в том числе — сексуальное, и смерть. Смерть врагов, то есть существ, не входящих в общину и не пользующихся покровительством ее законов, — нелюдей. Благородно и свято, подло и вероломно — на бойне эти понятия теряют даже лингвистическое значение. Структуры вновь упрощаются до двоичности: или ты, или тебя.

Выжить — сейчас.

У подсознания нет будущего. Удовлетворение, насилие, рождение, даже смерть — это момент. Только жизнь — это процесс, все моменты включающий.

Само собой разумеется, что в каждом конкретном случае этот механизм действует по-разному. Подсознание творчески организует войну. Возбуждая экономические интересы (Дианея, Германия). Религиозные (Тридцатилетняя война, Крестовые походы, Пафликэн). Политические (Соденейское Лего). Богатство возможностей вполне соответствует сложности организации человеческого общества.

Итак, выхода нет?

«Этот мир, непростительно старый,

Жаждал счеты с тобою свести…»

Так не свел же, королева Дианеи!

«Путь обмана» — проклятье войне и гимн человеку, удержавшему в себе одновременно с остервенелым прошлым несусветное будущее.

Жестокость — это не свойство времени, трезвость — не заслуга отцов, чувства — не дар свыше, а интуиция — не следствие усилий! Цельность личности — суть выбор Пути, где в разных комбинациях требуется все: от рассудочности до мечтательности.

Свобода — это один против всех. Просто так, ради себя. Не во имя кого-то или чего-то. «… великая актриса во имя Дианеи…»

Путем сомнений, но путем свободы проходит Еленка через то, что стало путем обмана для всех. Одна. Ее военные победы — часть ее жизни. Успехи не случайны, потому что в том мире случайна только она.

Военная машина всегда часть машины государственной, отсюда ее неповоротливость и предсказуемость. Юная королева сыграла с государством шутку: превратила власть в себя, но себя оставила прежней — своенравной девчонкой, не чуждой сказкам, пусть даже и с натуральным привкусом крови.

А за это мира Ель, не отравленная status quo, получила в свое распоряжение всю теорию войны, обогащенную творчеством и интуицией.

«— Что, старик? Еще не забыл наш план?»

В действиях Еленки нет ничего лишнего (принцип экономии сил). Она «не говорит длинно», мыслит четко, «спит крепко, без сновидений», и позволяет себе любить и ненавидеть тех, кого пожелает. Каждый день живет она, как последний, и потому не делает ошибок.

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: основные положения военного искусства носят общий характер. Они могут быть использованы для управления армиями, людьми, государствами, теориями и состояниями духа.

Известно три основных закона стратегии.

Принцип экономии сил утверждает, что из всех оперативных возможностей следует выбирать ту, в которой собственные потери (сил, времени, людей) минимальны. Принцип ортогональности гласит, что движение к цели должно осуществляться вне пространства, контролируемого противником. Наконец, принцип обреченности указывает на невозможность сдвинуть позиционное равновесие, оставаясь в плоскости исходного конфликта.

Принципы эти были сформулированы Сунь-цзы в «Трактате о военном искусстве»(7) (Китай, V век до н. э.), книге, которую, зевая, читает юная ученица магистра Эрситы.

Текст этого трактата дал повести название, а Еленке — ключ к победе.

В представлении сегодняшних пацифистов война — это только мерзкая бойня, кровавое и бессмысленное — лобовое! — столкновение человеческих тел. Действо, подобное Ипру или Монте-Кассино, победа в котором достигается отсутствием жалости к своим солдатам и определяется числом убитых. Стратегические приемы сведены к размену, который продолжается до тех пор, пока у слабейшей стороны не кончаются люди.

Что ж, в некотором смысле так оно и есть: размен в войне неизбежен.

«Город отвечал. На головы штурмующим сыпались камни. Дождевальные установки, закутавшись в пар, окатывали карателей веерными потоками кипящей воды. По подвижным желобам сливали смолу и сыпали песчаную труху. (…) Металлизированные канаты с грузами крошили лестничную сеть, накинутую на стены города, ломали мосты осадных колес. Два колеса рухнули в ров. Одно раскололось в воздухе, из него посыпались люди. (…)

Люди упрямо вползали на изрытую каруселями стену. Со стороны это было похоже на гигантский муравейник, осаждаемый рыжими разбойниками. Каждый делал свое дело: одни защищали — это было дело их жизни, другие нападали — и это тоже было делом их жизни. (…)

Еленка потерла вспотевшие ладони.

Она видела, как умирают ее солдаты. Беспощадные взмахи мечей, крики раненых, растущая гора человеческих трупов и обрубков. Тела с выпущенными внутренностями, выбитые глаза, отрубленные головы с посиневшими языками, зажатыми осколками зубов…»

Однако война имеет второе лицо. Тихий уютный кабинет вдали от передовой, карта и карандаш в руке. Война как интеллектуальная игра, фишками в которой служат люди, объединенные в корпуса и дивизии (окки и энтораты).

Эта война даже красива; эстетический критерий всегда учитывается профессионалами.

Она ведется в информационном пространстве, где не слышны стоны умирающих и куда не доносится запах гниющих трупов. В пространстве, в котором ответ на вопрос: «Это игра или настоящая война?» всегда подразумевает: «А в чем разница?»(8).

Ни в одной земной войне ни один военачальник не поднимался до таких высот, как королева Ель в своей последней войне.

Шедевр стратегии риска!

…Громкие победы Еленки сплотили противников Дианеи. Армия Пафликэна, ни в чем не уступающая дианейским войскам, была ядром коалиции. Остальные союзники обеспечивали количественное превосходство — непременное условие выгодного размена.

Осадные колеса — лучшее оружие Дианеи — обесценивались тем, что горцам предстояла оборонительная война.

Таковы начальные условия, обрекающие Дианею на поражение и (традиции эпохи!) тотальное уничтожение.

План королевы был рассчитан по минутам. Вместо обороны столицы — скрытый марш основной части войска через Холодные Земли к неприятельской метрополии.

Цель? Любой ценой вырваться из схемы войны, построенной противником, и подчинить его действия собственной воле. Однако столица Дианеи неизбежно будет потеряна, и армия изолирована от своих баз. Это означало балансирование на грани полного разгрома, тем более, что пришлось разделить силы, чтобы создать хотя бы видимость обороны столицы и удержать развалины некогда мощной крепости Тель, нависающей над стратегическим флангом противников.

Окк, оставшихся в распоряжении Нейбэри, не хватало даже для пассивной обороны. Информационные аспекты войны, однако, требовали от него активности.

Единственное преимущество Нейбэри — возможность выбирать позицию — королева использовала полностью. «Немыслимые окопы вперед» определили схему сражения, аналогичную знаменитой битве у крепости Дара, выигранной Велизарием, величайшим полководцем европейского Средневековья(9).

Для королевы эта красивая победа была лишь звеном кампании, и не потери Соденейского Лего радовали ее, а те полтора темпа (остаток дня и следующее утро), которые подарил ей Хеллие.

Размен:

Одновременно взяты обе столицы (разница в том, что королева предвидела такое развитие событий, а для пафликян потеря города обернулась трагедией).

Еленка уничтожила город.

Это была не война против врагов-людей. Массовая резня — всего лишь информационный сигнал, призванный заставить Окнера форсированным маршем двинуться домой, пока дианейская армия будет отдыхать. Решающее сражение должно быть дано где-нибудь на территории, покоренной Пафликэном: там, где Окнера любят не больше, чем королеву в Дастесте.

И армия Еленки маневром беотийского полководца Эпаминонда поворачивает на Хантанел, двигаясь почти под прямым углом к направлению на Дианею.

Неудача. Случайная встреча с Эилинн задержала Окнера, фланговый удар сорвался, и дальнейший размен стал неизбежным. Первоначальное превосходство коалиции было настолько велико, что даже в созданных королевой благоприятных условиях оно было связано для дианейцев со смертельным риском.

Но Еленка осуществила «удар по центру обходящего противника» — знаменитую схему Аустерлица, — а стрела лингского самострела превратила поражение пафликян в разгром.

И заключительный акт войны: «обесцененные» осадные колеса берут столицу Дианеи, город-ловушку, последнюю крепость, оставшуюся в руках коалиции.

Сунь-бин и Велизарий, Наполеон, Нарзес и Роммель гордились бы подобной операцией.

«Королева пошевелила ногой вывалившиеся внутренности».

«Путь обмана» связывает воедино войну интеллектуала с войной мясника. Две стороны одной медали, они так же не могут существовать друг без друга, как сознание не существует без инстинктов.

«Путь обмана» был написан, когда разворачивались боевые действия в Афганистане, а глобальная информационная война сверхдержав вступала в последнюю стадию.

Пацифизм был запрещен и не моден. За значок «лапка» не сажали, но могли избить.

Сейчас кажется, что Н. Ютанов ломится в открытую дверь или доказывает очевидное. Однако качание маятника, замена шовинизма на «как бы пацифизм» — обычное дело в проигравшем войну государстве. Потом подрастут дети, и маятник качнется обратно. И не может быть иначе, когда пацифисты начинают делить людей на «своих» и «чужих», пока боевые генералы игнорируют интеллектуальную сторону военного искусства точно так же, как кабинетный стратег воротит нос от запаха крови и конкретных бедствий живых людей на войне.