2. Смутные строфы

2. Смутные строфы

Как уныло пьется настой ромашки,

Так тоскливо — будто сама ромашка

Пьет свою кровь в саду глухом на закате,

Так печально — как если бы я лежала

Глубоко во чреве Летнего сада

Рядом с плавающею авиабомбой,

И внутри можно маслом зерна разлиться,

И мы с нею взорвемся в конце квартала.

О если я могла бы играть на флейте —

Кажется, лучшего и не надо!

Хорошо бы в метро за медяк случайный,

Как Орфей, выходящий один из ада.

Тополь молит за всю Украину.

А ведь прав был по-своему и Мазепа,

И Матрена, кстати, его любила:

Ой ты кветочек мой рожаненький!

Мелитополь, как жаркая дверца топки,

За которой угольная бездна юга,

Где роятся москиты и бродят мавры.

Может, я уже не церковь, раз мне церкви не снятся,

Каменные пчелы внутри роятся.

Русский медведь плачет в берлоге,

А когда повернется — хруст костей раздается,

Да и сам он жрет свои кости.

Рус затравленный, урсус!

Скоро тебя поведут — куда не захочешь,

На майдане цепью повяжут,

Плеткою исколотят — плюшевый мой, лесной!

Скобелев вылетает, белый конь, а с ним и солдаты,

И бегут, закрыв глаза, раскосые орды.

Скатерть-самобранка белой Сибири

Зацепилась за саблю и несется куда-то.

Много крови пролили очи родителев наших,

А мы уж не плачем — рождаемся сразу старше,

Белой пеной исходят наши глаза.

Народ, засыпая, утыкается в бок народу,

И, как замерзающую пловчиху,

Гонят полночь на запад часовые пояса.

Моя жизнь истаяла в каменном яйце,

На петербургском камне осела, на высоком крыльце,

И, умирая, я прячу в рукав эфира

Карманное неровное зеркальце мира,

Ломаются черные пчелы и падают мне на висок,

Голову медведя несут под землю, а лапы волокут на восток,

Всхлипывая, он ложится спать в черном яйце,

И неловкая каменная лира, утешая, поет при его конце.