АПОЛОГИЯ СОЛНЦЕВОРОТНОГО СНА

АПОЛОГИЯ СОЛНЦЕВОРОТНОГО СНА

Памяти Джона — афганской борзой

1

Мы с борзою собакой носились по снам,

По Морфеевой пустоши,

по цветам и полям,

по висячим мостам.

И взлетали они и взмывали оне

До арбузного семечка — к белой Луне.

К нашатырным цветам приникали вдвоем,

От их трезвости дикой забывали — где дом.

И не лето кругом, а декабрьский скисающий день,

Открывала глаза, а закрыть уже лень.

И собака дрожала, свернувшись у ног,

И звала меня в сон. Разве жизнь есть предлог —

Чтобы сны мои видеть, чтобы, заспав,

Притушить этой тьмы слишком резкую явь?

Мы с борзою скользили по светлой реке,

Трепетала муха на честной усатой щеке,

И сказала собака: — Мне жизнь так странна,

Как чужая, в общем-то, эта страна,

Даже более сна. —

Отвечала я ей: — Некий похитил вор

Мою бодрость и трезвость. Ты б отыскала его. —

Но собака потупила взор.

Не ответила мне ничего.

Изобилием тьмы мы питаемся, столько не съесть,

Декабря не известь,

Она льется по нашим медвежьим костям,

Своей светлой изнанкой вращаясь ко снам.

2

С параллельною птицей летели тайгой, а потом

Повернули над синим сияющим льдом,

А на льду раскраснелись цветы, и едва

Называя себя — превращались в слова.

Леденели в полярных садах,

Их тяжелая ценная кровь вымерзала в клубнях.

О, зачем лепестки одеваются льдом —

Просыпаясь, я озиралась с трудом,

Голубь мерз за окном.

Голос сумерек в бархатной сыпи

Прошептал: спи, да спи ты.

Духи сумерек в ухо вливали настой:

Спи, усни, сон с тобой.

Так вмерзала я в льдину, в плывущую тьму декабря.

Спи, медведь, далеко до весны,

Сонным соком бочки полны,

Вдоволь сна у зимы в закромах.

декабрь, 1992