1.2. Гумилев о фантомах этнического самосознания

Не странно ли? Определяя этнос через его, этноса, самоопределение, Гумилев, тем не менее, писал в разделе «Этнос и этноним»[227]: «При изучении общих закономерностей этнологии прежде всего надлежит усвоить, что реальный этнос, с одной стороны, и этническое наименование (этноним), принятое его членами, — с другой, не адекватны друг другу». И разъяснял, полемизируя с Ю.В. Бромлеем: «Необходимость разбора этого тезиса обусловлена тем, что широко бытует мнение, будто этническое самосознание как один из социальных факторов определяет не только существование этноса, но и возникновение его… Самосознание проявляется в самоназвании. Следовательно, если будет доказано несовпадение того и другого, то вопрос об их функциональной связи отпадает».

И далее следуют страницы настолько захватывающие (хотя не всегда исторически безупречные), что мне показалось грехом сокращать их или давать в изложении. Надеюсь, читатель поблагодарит меня за это: ведь более убедительное доказательство того, что этнос вовсе не обязательно есть то, что он о себе думает, трудно было бы предложить. Уверен, что Гумилев именно этого вывода как раз и не хотел бы услышать в ответ, но такова сила истинного знания и дара слова, что она опрокидывает всякую искусственную концепцию, не согласующуюся с фактами, хочет того рассказчик или нет. Не забывая ни на миг о противоречиях Гумилева, воспользуемся его массивом данных.

«Часто мы встречаем несколько разных этносов, носящих одно и то же имя, или, наоборот, один этнос может называться по-разному. Так, слово “римляне” (romani) первоначально означало граждан полиса Рима, но отнюдь не их соседей — италиков и даже не латинов, обитавших в других городах Лациума. В эпоху Римской империи I–II вв. количество римлян возросло за счет включения в их число всех италиков: этрусков, самнитов, лигуров, цизальпинских галлов и многих жителей провинций отнюдь не латинского происхождения. После эдикта Каракаллы 212 г. “римлянами” были названы все свободные жители муниципий на территории Римской империи, в том числе греки, каппадокийцы, евреи, берберы, галлы, иллирийцы, германцы и др. Понятие “римлянин” как бы потеряло этническое значение, но этого на самом деле не было: оно просто его изменило. Общим моментом вместо единства происхождения и языка стало единство даже не культуры, а исторической судьбы. В таком виде этнос просуществовал три века — срок изрядный — и не распался. Напротив, он трансформировался в IV–V вв. вследствие принятия христианства как государственной религии, которая стала после первых четырех Соборов определяющим признаком.

Те, кто признавал оные Соборы, санкционированные государственной властью, был своим, римлянином, а кто не признавал — становился врагом. На этом принципе сформировался новый этнос, который мы условно называем “византийским”. Однако надо помнить, что те, кого мы называем византийцами, сами себя называли “ромеями”, т. е. “римлянами”, хотя говорили по-гречески. Постепенно в число ромеев влилось множество славян, армян, сирийцев, но название “римлян” они удержали до 1453 г., т. е. до падения Константинополя. Ромеи считали “римлянами” именно себя, а не население Италии, где феодалами стали лангобарды, горожанами — сирийские семиты, заселявшие в I–III вв. пустевшую Италию, а крестьянами — бывшие колоны из военнопленных всех народов, когда-либо побежденных римлянами Империи. Зато флорентийцы, генуэзцы, венецианцы и другие жители Италии считали “римлянами” себя, а не греков, и на этом основании утверждали приоритет Рима, в котором от античного города оставались только руины.

Третья ветвь этнонима “римляне” возникла на Дунае, где после римского завоевания Дакии было место ссылки. Здесь отбывали наказание за восстания против римского господства: фригийцы, каппадокийцы, фракийцы, галаты, сирийцы, греки, иллирийцы, короче говоря, все восточные подданные Римской империи. Чтобы понимать друг друга, они объяснялись на общеизвестном латинском языке. Когда римские легионы ушли из Дакии, потомки ссыльно-поселенцев остались и образовали этнос, который в XIX в. принял название “румыны”, т. е. “римляне”.

Если между “римлянами” эпохи Республики и “римскими гражданами” эпохи поздней Империи еще можно усматривать преемственность, хотя бы как постепенное расширение понятия, функционально связанного с распространением культуры, то у византийцев и римлян нет даже такой связи. Отсюда вытекает, что слово меняет смысл и содержание и не может служить опознавательным признаком этноса. Очевидно, надо учитывать еще и контекст, в котором это слово несет смысловую нагрузку, а тем самым эпоху, потому что с течением времени значение слов меняется. Это еше более показательно при разборе этнонимов “тюрк”, “татар” и “монгол” — пример, мимо которого нельзя пройти…

В VI в. тюрками называли небольшой народ, обитавший на восточных склонах Алтая и Хангая. Путем нескольких удачных войн тюркам удалось подчинить себе все степи от Хингана до Азовского моря. Подданные Великого каганата, сохранив для внутреннего употребления собственные этнонимы, стали называться также тюрками, поскольку они подчинялись тюркскому хану. Когда арабы покорили Согдиану и столкнулись с кочевниками, то они их всех стали называть тюрками, в том числе угров-мадьяр. Европейские ученые в XVIII в. называли всех кочевников “les Tartars”, а в XIX в., когда вошли в моду лингвистические классификации, присвоили название “тюрок” определенной группе языков[228]. Таким образом, в разряд “тюрок” попали многие народы, которые в древности в их состав не входили, например якуты, чуваши и турки-османы.

Последние образовались на глазах историков путем смешения орды туркмен, пришедших в Малую Азию с Эртогрулом, газиев — добровольных борцов за ислам, в числе которых были курды, сельджуки, татары и черкесы, славянских юношей, забираемых в янычары, греков, итальянцев, арабов, киприотов и т. п., поступавших на флот, ренегатов-французов и немцев, искавших карьеру и фортуну, и огромного количества грузинок, украинок и полячек, продаваемых татарами на невольничьих базарах. Тюркским был только язык, потому что он был принят в армии. И эта мешанина в течение XV–XVI вв. слилась в монолитный народ, присвоивший себе название “турк” в память тех степных богатырей, которые 1000 лет назад стяжали себе славу на равнинах Центральной Азии и погибли, не оставив потомства. Опять этноним отражает не истинное положение дел, а традиции и претензии.

Модификация же этнонима “татар” является примером прямого камуфляжа. До XII в. это было этническое название группы из 30 крупных родов, обитавших на берегах Керулэна. В XII в. эта народность усилилась, и китайские географы стали употреблять это название применительно ко всем центрально-азиатским кочевникам: тюркоязычным, тунгусоязычным и монголоязычным, в том числе монголам. Когда же Чингис в 1206 г. принял название “монгол” как официальное для своих подданных, то соседи по привычке некоторое время продолжали называть монголов татарами. В таком виде слово “татар” как синоним слова “монгол” попало в Восточную Европу и привилось в Поволжье, где местное население в знак лояльности хану Золотой Орды стало называть себя татарами. Зато первоначальные носители этого имени — кераиты, найманы, ойраты и татары стали именовать себя монголами. Таким образом, названия поменялись местами. В это время и возникла научная терминология, когда татарский антропологический тип стали называть “монголоидным”, а язык поволжских тюрок-кипчаков — татарским языком. Иными словами, мы даже в науке употребляем заведомо закамуфлированную терминологию.

Но дальше идет не просто путаница, а этнонимическая фантасмагория. Не все кочевые подданные Золотой Орды были лояльны по отношению к ее правительству. Мятежники, обитавшие в степях западнее Урала, стали именоваться ногаями, а те, кто жил на восточной окраине улуса Джучиева, в Тарбагатае и на берегах Иртыша, и благодаря отдаленности от столицы были практически независимы, стали предками казахов. Все эти три этноса возникли в XIV–XV вв. вследствие бурного смешивания разных этнических компонентов. Предками ногаев были уцелевшие от Батыева разгрома половцы, степные аланы, среднеазиатские тюрки, пришедшие в составе монгольской армии, и жители южной окраины Руси, перешедшие в ислам, ставший в то время символом этнической консолидации. В состав татар вошли камские булгары, хазары и буртасы, а также часть половцев и угры — мишари. Такой же смесью было население Белой Орды, из которого в XV в. сложились три казахских джуса. Но это еще не все.

В конце XV в. русские отряды с верховьев Волги начали нападать на средневолжские татарские города, чем вынудили часть населения покинуть родину и уйти под предводительством Шейбани-хана (1500–1510) в Среднюю Азию. Там их встретили как злейших врагов, ибо местные тюрки, носившие в то время название “чагатаи” (от имени второго сына Чингиса — Чагатая, главы среднеазиатского улуса), управлялись потомками Тимура, врага степных и поволжских татар, разорившего Поволжье в 1395–1396 гг.

Ордынцы, покинувшие родину, приняли для себя новое имя — “узбеки” в честь хана Узбека (1312–1341), установившего в Золотой Орде ислам как государственную религию. В XVI в. “узбеки” разгромили последнего тимурида — Бабура, который увел остатки своих сторонников в Индию и завоевал себе там новое царство. Так вот, оставшиеся в Самарканде и в Фергане тюрки носят имя своих завоевателей — узбеков. Те же тюрки, но ушедшие в Индию, стали называться “монголами”, в память того, что триста лет назад они подчинились монгольскому царевичу. А подлинные монголы, осевшие в XIII в. в Восточном Иране, даже сохранившие свой язык, называются хэзарейцами, от персидского слова “хэзар” — тысяча (подразумевается боевая единица, дивизия).

А где же монголы, по имени которых названо “иго”, тяготевшее над Русью 240 лет? Как этноса их не было, ибо всем детям Джучи на три орды по завещанию Чингиса досталось 4 тыс. воинов, из коих только часть пришла с Дальнего Востока. Этих последних называли не “татары”, а “хины”, от китайского названия чжурчжэньской империи Кин (совр. Цзинь). Это редкое название последний раз упомянуто в “Задонщине”, где “хиновином” назван Мамай. Следовательно, “иго” было отнюдь не монгольским, а осуществлялось предками кочевых узбеков, коих не нужно путать с оседлыми узбеками, хотя в XIX в. они смешались, а ныне составляют единый этнос, равно чтящий Тимуридов и Шейбанидов, бывших в XVI в. злейшими врагами, потому что эта вражда потеряла смысл и значение уже в XVII веке…

Приведенных примеров достаточно, чтобы констатировать, что этническое название или даже самоназвание и феномен этноса как устойчивого коллектива особей вида Homo sapiensотнюдь не перекрывают друг друга».

Добавить к сказанному нечего.