1.3. Отступление первое: расы и языки

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Каждый народ имеет тот язык, которого он биологически достоин.

В.Б. Авдеев

В вопрос о сущности рас однажды вмешались филологи-лингвисты и во многом запутали и без того не самый простой вопрос о расовых границах. Поскольку выяснилось, что представители разных рас могут вдруг относиться к одной языковой группе, а представители одной расы — говорить на языках разных групп.

Основы сравнительного языкознания были заложены В. Джонсом в 1796 г.; в 1835 г. немецкий санскритолог Ф. Бопп издал «Сравнительную грамматику». Оба они указывали на генеалогическое единство индоевропейских языков. В 1861 году вышли «Лекции по науке о языке» М. Мюллера, где впервые на основании сравнения языков было заявлено о некоем прошлом времени, «когда первые предки индусов, персов, греков, римлян, славян, кельтов и германцев жили не только в одном селении, но и под одной кровлей».

Антропологи скептически встретили откровения лингвистов: «Этнологическая ценность сравнительного языковедения весьма мала, — прозорливо писал Поль Брока еще в 1861 году. — И на самом деле она скорее всего может привести к заблуждению, чем к чему-либо другому».

Прошло немало времени, прежде чем лингвисты, изначально размещавшие прародину индоевропейцев в Азии, согласились переместить ее в Европу, примирившись с антропологами. (В те времена в одну группу объединялись языки: санскрит, зендский, авестийский, греческий, латинский, немецкий, кельтский и славянский.) Однако представители уже новой науки — лингвистической палеонтологии — со временем замахнулись на проблематику высшего порядка. Так, исследователь иранских языков В. Гейтер (1829–1870) выступил с сочинением, называвшимся — ни много ни мало! — «История происхождения человечества», предприняв попытку с явно негодными средствами. Решить обозначенную в названии проблему, исходя из филологического, а не биологического анализа — невозможно по той простой причине, что единого человечества, как мы знаем, не существует, а расы и этносы — структуры биологического, а не социокультурного порядка.

Со временем лингвисты и антропологи научились сотрудничать, поверяя данные одной науки — данными другой. Так родилась чисто лингвистическая концепция арийской расы (К. Пенка: «Происхождение ариев», 1883), прародина которой, как думали тогда, располагалась в Скандинавии. Арийцы, согласно Пенке, покоряли народы Востока, Юга и Запада, навязывая им свой язык. Последняя мысль в дальнейшем нашла свое подтверждение.

Вопросы прародины ариев, соотношение крови, почвы, языка, географии и т. п. занимали и продолжают занимать исследователей. Так, в 1925 г. на русском языке вышла книга выдающегося немецкого антрополога Ф. фон Лушана «Народы, расы и языки». В ней он поставил читателей перед многими странными фактами, приоткрывающими проблему миграции нордической расы на Юг — в Малую Азию, Северную Африку, Аравию, Кавказ. Его современники, такие как К.Е. Уйфальви, Г. Бушан, Э. Бельц, К. Штрац, И. Цольшан, Г. Швейнфурт, Л. Крживицкий и другие, распространяли эту увлекательную гипотезу на Переднюю Азию, Египет, Японию, Северный Китай, Центральную Африку, Яву, Индию, Индокитай, Малайский архипелаг, Океанию и Тибет. Попутно пришлось отказаться от понятия «арийская раса» в отношении североевропейской, «нордической» расы.

Лушан среди прочего обратил внимание на факт двойной идентичности евреев, говорящих на семитском языке, но соматически принадлежащих к переднеазиатскому типу и являющихся ближайшими родственниками армян, говорящих «на арийском языке в самом узком смысле этого слова». И таких народов, чья антропологическая идентичность явно противоречила идентичности языковой, оказалось весьма много. Что также, разумеется, объяснимо лишь через миграционные процессы и ассимиляцию.

Чересполосица лингвистических и расологических мнений то расходилась, то сходилась. Однако, применив биологизм как метод, мы теперь уже можем осознать, что простые и очевидные различия в расовом строении ротовой полости, челюстей, зубов, гортани, языка — одним словом, всего речевого аппарата — неизбежно должны были привести и привели к принципиальным фонетическим отличиям языков. Не случайно сегодня особенности произношения, которые считаются обязательной нормой языка для одних народов, для других народов так же обязательно считаются дефектом речи.

Корифей расологии П. Топинар еще в XIX в. указывал: «Существуют языки, глубоко отличающиеся друг от друга и требующие особого устройства гортани для разговора на них и особого понимания для уразумения их (…) Следует обратить внимание также на различные способы ощущения музыкальной гаммы в пяти частях света. То, что гармонично для слухового аппарата мозга одних рас, неприятно для слуха других. Воспитание здесь не при чем, так как самый факт первичен и имеет анатомическое основание»[30]. Исследования Т. Цуноды подтвердили: участки мозга, отвечающие за речевую деятельность, у разных народов расположены по-разному. В ходе эксперимента были обследованы представители нескольких десятков этнических групп (европейских, азиатских и африканских). Полученные материалы показали, что если у подавляющего большинства обследованных групп гласные вызывали доминантность правого полушария (левого уха), то у лиц, родным языком которых был японский или один из полинезийских (тонга, восточно-самоанский и маори), — левого полушария (правого уха)[31]. И т. д.

В то же самое время различное (именно: племенное) устройство мозга с неизбежностью вело к различному понятийному аппарату и различному способу смысловой связи понятий, различной логике и синтаксису мышления, то есть, к различному образу мысли, уже на самой ранней стадии существования различных рас, стадии расхождения признаков как истинной причины этногенеза. Что в свою очередь образовывало различный грамматический строй речи. Интересно отметить, в данной связи, что на сегодня считается установленным: различные системы письма (в частности, иероглифическое и фонетическое) вовлекают в процесс их употребления различные зоны коры головного мозга. Специальные исследования дают основание полагать что письменность, например, на русском и китайском языках «основана на различных констелляциях мозговых зон»[32].

Не языки, неизвестно откуда взявшись, формировали расовые общности. Напротив, расы, а затем и этносы обзавелись языками, во всем и всецело соответствующими их биологической сущности[33]!

Эту идею когда-то замечательно выразил в более обобщенном виде основоположник расовой теории граф Ж.А. де Гобино: «Ни один народ не может иметь язык, стоящий на более высокой ступени, чем он сам. Иерархия языков находится в строгом соответствии с иерархией рас». А позднее немецкий этнолог О. Рехе (1879–1966) в статье «Раса и язык» сформулировал не менее великолепно, но более точно:

«Результатом совместных усилий разных отраслей науки о человеке является решение проблемы “раса и язык”: человеческие расы возникают в состоянии изоляции как продукт наследственных задатков, отбора и эндогамных браков, и та же самая изоляция одновременно порождает однородный тип языка как продукт физических и духовных особенностей возникающей расы. Таким образом, первоначально раса и тип языка всегда совпадают. Язык был, так сказать, одним из духовных расовых признаков. В характерном для нее типе языка каждая раса создала удивительно гармоничный, приспособленный к ее тончайшим духовным движениям инструмент, который она не может безнаказанно отбросить. И если в позднейшие времена из-за распространения и смешения рас первоначально столь ясная картина замутилась, это не может ничего изменить в основном факте духовной взаимосвязи расы и языка: язык это часть расовой души»[34].

Добавить к этому нечего, но надо запомнить эту мысль, которая пригодится нам еще не раз. Вместе с тем, зная, как часто в истории победители навязывали свой язык побежденным, либо как низшие народы перенимали язык высших для социальной адаптации и подъема, мы должны признать непреложно: язык как явление вторичное по сравнению с биологией не годится на роль расодиагностического маркера.

Итак, оставим в прошлом методологически порочную попытку классифицировать расы по языку.

Однако, современная палеолингвистика оказалась способна подтвердить изначальность именно трех основных рас, а также, что еще более важно, верифицировать ту реконструкцию кроманьонско-неандертальских отношений, которая имеет быть предложена в последующих главах. Вот что пишет доктор исторических наук П.И. Пучков в статье «Некоторые проблемы протоэтногенеза»:

«Подавляющее большинство языков северной части Евразии и Северной Африки относятся к огромной ностратической макросемье… Данные глоттохронологического анализа позволяют нам предположить, что дивергенция ностратической этнолингвистической общности произошла самое раннее 15 тысяч лет до нашей эры… Носители ностратического языка были относительно однородными в антропологическом отношении, причем палеоантропологические находки, приблизительно соответствующие по времени и месту существованию ностратического единства, говорят о том, что носители ностратического языка принадлежали к европеоидной расе»[35].

Связь с ностратической семьей (более или менее тесную) имеют некоторые другие макросемьи:

афразийская (семито-хамитская);

синокавказская (в нее объединяются северокавказская, енисейская и тибето-китайская семьи;

палеоазиатская (юкагирский и нивхские языки, их иногда теперь признают дальними родственниками ностратического).

Согласно изысканиям группы Сергея Старостина (1953–2005, лингвист, глава Московской школы компаративистики), все эти семьи восходят к одной, «бореальной» суперсемье языков.

Однако, обратим сугубое внимание: все три африканские большие субрасы (не считая пигмеев) говорят, соответственно, на языках одной из трех лингвистических макросемей: койсанской, нило-сахарской (вариант: конго-сахарской) и нигер-конго. Все названные не имеют прямой связи ни с бореальной, ни, тем более, с ностратической макросемьей. Равно как и австроазиатская и австронезийская семьи, объединяющие языки Тихого океана и часть языков Юго-Восточной Азии.

Все это означает, как я и предполагал, две вещи.

Во-первых, с самого начала своего происхождения европеоиды и негроиды не имели между собой ничего общего, а не то что единого предка. Это две асболютно самостоятельно, в разных центрах расогенеза и от разных производителей, зародившиеся расы. Языковая отдельность европеоидов от австралоидов, имеющих с негроидами общего предка, также удобно ложится в изложенную выше гипотезу.

Во-вторых, можно смело предположить, что примерно 15 тыс. лет до н. э. кроманьонец уже не только зачистил и занял всю Европу и север Евразии, но и господствовал в Северной Африке, задвинув неандертальца в неудобья Сахары либо еще дальше — за Атласские горы. И этот грандиозный этноцивилизационный подвиг тогда же сопровождался этнической — и, соответственно, лингвистической — дивергенцией, которая в итоге дала не только у каждой из рас свои языковые макросемьи, но и отдельные семьи внутри макросемей. Что в итоге дало те шесть тысяч языков, что сегодня в наличии на Земле.

Рискну предположить также, что в афразийской и дравидийской семьях рано или поздно будут найдены лексемы, соотносимые с речью неандертальцев (негроидов). Недаром у лингвистов уже есть аналогичные сомнения относительно чистоты конго-сахарской макросемьи, на языках которой говорят негроиды, географически расположенные на северной части африканского континента: не просматриваются ли у нее некоторые лингвистические связи с афразийской семьей? Понятно, откуда возникают подобные сомнения: близость к зоне наиболее активной кроманьонско-неандертальской метисации не могла пройти даром для языка. А вот койсанская семья, на языках которой говорят негроиды, расположенные дальше от «опасной» зоны, и которая имеет резкие совпадения с гипотетической речью неандертальца, расчисленной Либерманом, таких сомнений, естественно, не вызывает, ибо формировалась на дальнем Юге Африки изолированно, вне всякого влияния европеоидов.

Точно так же следует предполагать, что более пристальное изучение алтайской и уральской семьи вскроет подмес языка протомонголоидов. Собственно, уже сегодня идет речь о существовании «синокавказской» языковой семьи, которая, якобы, родилась в лоне европеоидной расы, а затем каким-то образом отчасти привилась монголоидам[36]. Каким — пусть выясняют специалисты. Новейшие исследования на территории современного Китая подтверждают факт «десанта» европеоидов, относящегося примерно ко времени распада ностратической общности, что не исключает одновременного попадания кавкасионцев как на Кавказ, так и на Дальний Восток.

Однако нет сомнений в том, что монголоиды, не имея с европеоидами общего предка, изначально обладали самобытным языком (ведь язык как таковой всегда появляется вместе с расой как таковой).