Лекция 9. Кантильон (окончание) — физиократы

ПОЗВОЛЬТЕ мне сразу перейти к тому, что я еще должен рассказать вам о Кантильоне

(Cantillon, 1/55)- Я надеюсь, что тех отрывков из первой части эссе Кантильона, которые я прочел вам, хватило, чтобы вы почувствовали, каким важным персонажем он был. Первая часть «Эссе», как вы, наверное, поняли, посвящена общему описанию экономической организации общества: власти спроса, природе того, что он называет внутренней ценностью и ее отношению к рыночным ценам и доходам. Часть заканчивается описанием обычной денежной теории, которую я не стал вам пересказывать, потому что закончилось время лекции и потому что я не считаю, что эта глава о деньгах проливает свет на что-то особенно важное, хотя написана в типичном для него стиле и демонстрирует прекрасное практическое знание предмета.

Приступим ко второй части, в которой говорится о ценах, деньгах и проценте. Хотя мне было бы проще пересказать ее вам кратко, она куда важнее первой части книги, не в смысле формы и охвата материала, а в смысле оригинальности анализа и теоретических предположений. Вторая часть открывается главой об обмене, и сказать о ней особенно нечего. Кантильон описывает причины возникновения натурального обмена, а также несколько раз ссылается на Локка по поводу рыночных цен и возникновения денег.

Зато вторая глава чрезвычайно важна. В ней говорится о формировании рыночных цен. В первой главе Кантильон осуждает Локка за ориентацию только на рыночные цены, а во второй сам делает оригинальнейший вклад в теорию рыночных цен. Я называю эту теорию оригинальной; вам, разумеется, она покажется старьем. Однако в этой главе впервые в истории экономической литературы обсуждается

135

механизм, при помощи которого изменяющаяся склонность к спросу и предложению постепенно приводит к образованию рыночных цен. Кантильон пишет о натуральном обмене и утверждает, что некоторым людям

. .лучше удается завысить цену на свои товары, а другим распродать их по сниженной цене. Хотя у этого метода установления рыночных цен нет точного или геометрического основания, поскольку он часто зависит от рвения или способностей нескольких покупателей или продавцов, похоже, никакого более удобного метода не существует (Cantil-lon, 1755, Р-"9)-

Затем он описывает фактически аналог ранней австрийской модели рыночного процесса. Я зачитаю вам это место:

Нескольким парижским метрдотелям было велено с утра купить зеленого горошка. Один хозяин велел купить ю кварт за 6о ливров, другой — ю кварт за 50 ливров, третий — ю кварт за 4°ливров, а четвертый — ю за 30 ливров.

Чтобы выполнить эти приказания, на рынке должно быть 40 кварт зеленого горошка. Предположим, что их всего

2О. Продавцы, увидев, что покупателей много, будут держать свои цены, а покупатели поднимут оплату до цен, которые у них запрашивают. Таким образом, тот, кто предложит бо ливров за ю кварт, будет обслужен первым.

Продавцы, увидев затем, что никто не поднимает цену выше 50, отдадут оставшиеся ю кварт по этой цене. Те, кому было велено не платить больше 40 и 30 ливров, уйдут ни с чем.

Если же вместо 4° кварт на рынке имеется 4ocs то не только метрдотели купят горошек гораздо дешевле тех цен, которые были для них установлены хозяевами, но и продавцы, ради того чтобы их предпочли другим, снизят цены на свой горошек почти до уровня его внутренней ценности, и в этом случае многие метрдотели купят немного горошка без специальных указаний (ibid., pp. 119-121).

Кантильон заканчивает главу замечанием о том, что, конечно, отдаленные рынки всегда будут влиять на цену исследуемого рынка, причем оно зависит от их удаленности, и если цена на конкретном рынке будет особенно низка, некоторые продавцы решат отправиться в другое место.

В третьей главе Кантильон обращается к теме денежного обращения. В первых строках сказано:

В Англии считается, что фермер должен зарабатывать три ренты. Главная и истинная рента, которую он платит собственнику, предполагается равной стоимости одной трети продукта, произведенного на его ферме. Вторая рента идет на его содержание, а также на содержание людей и лошадей, задействованных в возделывании земли на его ферме. Третья рента должна оставаться у фермера, для того чтобы его деятельность была прибыльной

(ibid.).

Кантильон обсуждает эту тему, причем развивает свою мысль очень осторожно, оговариваясь, что это только первое приближение. Однако эта часть его рассуждений не лишена смысла и в четвертой главе приводит его к дальнейшей дискуссии о циркуляции денег.

Кантильон обсуждает разные общественные классы и то, как каждый из них использует деньги. Он рассматривает спрос на деньги, имеющий целью ограждение индивида от непредвиденных рисков. Он описывает привычки землевладельцев и тех людей, у которых они покупают товары в деревне, а также то, как тратят свои деньги городские жители, занятые в обрабатывающей промышленности. Он говорит о существовании банков и ювелиров, которые в то время превращались в банкиров, и утверждает, что существование банков экономит спрос на деньги и ускоряет их обращение.

В пятой главе Кантильон обсуждает географическое местонахождение центров концентрации наличных денег, что приводит его к отступлению на тему теории местоположения. Он считает, что цены бывают ниже в населенных пунктах, расположенных далеко от городов-ярмарок и городов- столиц. Поэтому, пишет он, определенным производствам, которым не нужно дорого платить за перевозку товаров, может быть выгодно располагаться в таких местах, а не вблизи городов, где ренты выше и существует много других затрат.

В шестой главе Кантильон обращается к «увеличению и уменьшению количества металлических денег в государстве». В связи с этим он цитирует труды Локка, который, как вы помните, разработал некое подобие количественной теории денег, а также исследовал причины изменений спроса на деньги, хотя и не так подробно, как Кантильон. В шестой главе Кантильон пишет:

137

Мсье Локк полагает фундаментальным принципом, что количество товаров в пропорции к количеству денег регулирует рыночные цены. Я попытался пролить свет на его идею в предыдущих главах: он очевидно считал, что изобилие денег удорожает все товары, но не задумывался о том, каким образом это происходит. Сложность этого вопроса состоит в том, чтобы знать, каким образом и в какой пропорции увеличение количества денег повышает цены (ibid., p. i6i).

На следующих двадцати страницах Кантильон более или менее подробно исследует различные способы увеличения количества денег, находящихся в обращении: приток драгоценных металлов с рудников, благоприятный платежный баланс и т.д.

После этого он изучает, как распределяются деньги в обществе при увеличении их количества описанными способами. Согласно своему пониманию разных видов спроса на деньги, Кантильон считает, что на изменение цен влияет то, в чьих руках деньги окажутся прежде всего. Если они окажутся в руках людей, спрос которых на деньги невелик, они быстро будут переданы дальше, и цены начнут расти. Если они окажутся в руках людей, склонных запасать деньги, влияние на цены будет не столь мгновенным, хотя рано или поздно отложенные деньги также будут потрачены, то есть повлияют на цены. Это на удивление оригинальный анализ— в экономической литературе не встречается ничего подобного даже у Юма или Адама Смита. Анализ на подобном динамическом уровне встречается только в 1802 году, у Торнтона в «Бумажном кредите». И после этого оригинального анализа Кантильон заключает: «Из всего этого я делаю вывод, что, увеличив количество денег в государстве вдвое, мы не всегда достигаем удвоения цен на товары и продукты. Река, текущая по извилистому руслу, не станет течь с двойной скоростью, если количество воды в ней увеличится вдвое» (ibid., р. 177)-

Уже почти в конце книги (главы 9 и ю) Кантильон обращается к проблеме процента, и на этой части его эссе нам не стоит задерживаться надолго. Он не согласен с мнением, что количество денег влияет на норму процента. Люди, пишет Кантильон, могут считать, что увеличение количества денег способно мгновенно снизить норму процента. Однако затем он приводит примеры того, как норма процента под-

138

нималась вместе с увеличением количества денег. Кантильон описывает рынок денег практически по теории ссудных фондов, отдавая должное всей его сложности —различные нормы процента, подходящие для разных покупателей и продавцов. Он упоминает потребительские ссуды, но подчеркивает, что в данном случае не они составляют основной спрос на ссуды. Основной спрос на фонды происходит от прибыли, которую получают предприниматели в обрабатывающей промышленности и родственных ей отраслях. Все это Кантильон описывает очень живо и доходчиво, но я думаю, что мне необязательно пересказывать вам эту часть «Эссе».

Далее начинается третья часть, посвященная торговле, международной торговле и банковскому делу. Я не буду даже пытаться пересказать ее вам. Эта часть написана человеком, ближе знакомым с торговлей и международной торговлей (мы помним, что Кантильон сделал состояние в банковском деле и международной торговле), чем любой из авторов, писавших после него. Любой, кто пожелает заново обсудить эту тему, сначала должен прочесть Кантильона.

Говоря о банковском деле, Кантильон подчеркивает, что существование банков и банковских кредитов экономит спрос на твердую валюту, а затем следует единственный пристрастный абзац во всем эссе. Кантильон утверждает, что

Нет сомнений, что банк при соучастии министра способен поднять и поддерживать на определенном уровне цену государственных ценных бумаг и снизить норму процента в государстве по желанию этого министра, если эти шаги предпринимаются тайно, и тем самым выплатить долг государства. Но эти поправки, открывающие возможности для обогащения, редко вносятся ради одного лишь блага государства, и те, кто принимают в них участие, обыкновенно бывают коррумпированы. Избыточные банкноты, которые печатаются и выпускаются в таких случаях, не нарушают денежный оборот, поскольку используются лишь для покупки и продажи ценных бумаг, а не для ежедневных хозяйственных нужд, и не обмениваются на серебро. Однако

(последнее предложение), если паника или непредвиденный кризис вынудят держателей бумаг потребовать от банка выдать им серебро, бомба взорвется, и все увидят, что это опасные манипуляции (ibid., p. 323)-

!39

Вот и все о Джоне Ло и миссисипской схеме. Но не все о Кан-тильоне, который заслуживает прочтения не меньше, чем основные части «Богатства народов» или эссе Юма, о котором речь пойдет позже.

Во второй части сегодняшней лекции я хочу начать рассказ о зарождении систематического экономического анализа усилиями французских экономистов, которых впоследствии, в честь названия одной из книг Кенэ (Quesnay, 1888) стали называть физиократами.

Для этого нам понадобится некоторое знание контекста, того, как жилось людям во Франции в конце

XVII —начале XVIII веков. Прежде всего вы должны осознать, какая чудовищная и повсеместная бедность царила среди большинства жителей Франции, подданных Короля-Солнца, великого

Людовика XIV. Кто читал «Характеры» Лабрюйе-ра (La Bruyere, 1698)? Это один из прекраснейших образцов французской прозы. В одном его эссе встречается изумительный отрывок, посвященный сельской местности. Лабрюй-ер пишет, что в деревне можно увидеть ослабленных, потрепанных животных, равнодушных ко всему, что растет вокруг них, одно из животных поднимает голову —и смотрите-ка! — это человек! Я не знаю другого описания бедности того времени, которое сравнилось бы по силе с этим коротеньким абзацем Лабрюйера. Люди обнищали из-за войны, беззаконного налогообложения, из-за того, что привилегированные вельможи были освобождены от выплаты налогов. Король-Солнце пестовал живопись, литературу, поэзию, театральное искусство — все это процветало во время его правления. Однако к людям он относился совсем не так бережно.

Кроме того, вы должны немного представлять коммерческую политику тех дней, которой руководил

Кольбер. Я уверен, что в этой аудитории найдутся люди, которые пробовали камбалу а-ля Кольбер, вкуснейшее блюдо. Так вот оно было названо в честь великого министра торговли Людовика XIV,

Жана-Батиста Кольбера. В «Богатстве народов» Адама Смита есть краткое описание Кольбера, которое лучше прочитать, чем пересказывать:

Кольбер, знаменитый министр Людовика XIV, был человеком честным, трудолюбивым и обладавшим знанием житейской практики, человеком большой опытности и сведущим

14О

ЛЕКЦИЯ 9 в государственных финансах,—одним словом, отличавшимся способностями, во всех отношениях подходящими для установления метода и надлежащего порядка при собирании и расходовании государственных доходов. Этот министр, к несчастью, воспринял все предрассудки меркантилистической системы, являющейся по своей природе и сущности системой ограничений и стеснений; она не могла не быть по душе столь трудолюбивому и старательному деловому человеку, привыкшему заведовать различными отраслями государственного управления и устанавливать необходимые ограничения и контроль, чтобы удерживать каждую из них в предоставленной ей сфере. Промышленность и торговлю великой страны он пытался регулировать по тому же образцу, что и деятельность различных отраслей государственного управления, и вместо того чтобы предоставить каждому че- ловеку преследовать свои интересы по собственному разумению при соблюдении равенства, свободы и справедливости, он наделял одни отрасли промышленности чрезвычайными привилегиями, тогда как другие подвергал чрезвычайным стеснениям (Смит, 2007, с. 625)-

Вы наверняка заметили некоторую предвзятость в этом описании. Тем не менее оно частично объясняет, против чего протестовали физиократы и что было основной темой полемической части

«Богатства народов» Адама Смита.

Итак, в описанном мной контексте экономические дискуссии на тему состояния общества не поощрялись. Знаменитый маршал Вобан (i633~7°7)> бывший, похоже, гуманным и щедрым человеком, а не только прекрасным солдатом, был обеспокоен ситуацией в стране. Его сердце щемило при виде нищеты, и он написал книгу «Королевская десятина» (Vau-ben, 1710), в которой предлагал полную реорганизацию налоговой системы. Он вручил эту книгу королю, но она была встречена без малейшего удовольствия. Вобан впал в немилость и вскоре умер, как считается, от разбитого сердца.

Однако история Вобана важна только для магистрантов, для нас куда важнее Пьер Буагильбер (1646-

1714)- H

O написал несколько книг, собранных под одной обложкой под названием «Подробности о

Франции» (Boisguilbert, 1707). Если кто-нибудь из вас увидит в продаже экземпляр этой книги, покажите ее специалисту — сегодня она стоит очень приличных денег. Буагильбер был судьей и так же, как и Вобан, считал, что французское государство находится в бед-

141

ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЫСЛИ ственном положении. Об этом состоянии свидетельствуют его труды, что делает их весьма ценными для изучения экономической истории Франции. Буагильбер также критикует кольбертизм — оказание поддержки обрабатывающей промышленности в ущерб сельскому хозяйству, которым занималась большая часть населения. Имя Буагильбера не слишком часто упоминается в экономической литерату- ре, но можно утверждать, что он предвосхищает позицию Кантильона в том, насколько спрос землевладельцев важен для экономики, то есть предвосхищает физиократию.

Мы добрались до Джона Ло и Миссисипской схемы. Джон Ло был шотландцем. Он родился в 1671 году и был вынужден покинуть Шотландию из-за участия в дуэли. Перед отъездом он опубликовал крайне интересную книгу на английском языке — «Соображения о деньгах и торговле» (1705). В этой книге много весьма точных замечаний о ценности и редкости, которые в некотором отношении почти предвосхищают Маршаллову революцию. По убеждениям Ло был инфляционистом. Он хотел, чтобы деньги выпускались в соответствии с ценностью земли, что почти наверняка привело бы к инфляции.

Хотя Ло не смог убедить в своей правоте шотландских коллег, он сумел втереться в доверие к французскому регенту, и вместе они открыли «Миссисипскую компанию». Они спланировали и осуществили финансирование, необходимое для запуска компании, крах которой затмил по масштабу и последствиям даже крушение «Компании Южных морей», случившееся примерно в то же время в

Англии. Так что, хотя Людовик XIV был мертв, провал этой схемы способствовал продлению мора- тория на публичное обсуждение экономических вопросов.

Во Франции того времени было несколько незначительных авторов-экономистов — Мелон (Melon,

1739)' Дют° (Du-tot, 1738); книги которых не представляют особого интереса, если вы не собираетесь писать по ним диссертацию. Монтескье в своем трактате «О духе законов» (Montesquieu, 1748;

Монтескье, 1999)' делает несколько разрозненных замечаний на экономические темы, но в целом можно сказать, что до середины 175°'х— начала 17бо-х годов во Франции очень мало было написано стоящих экономических трудов. Исключением является Кантильон, но и его размышления были изданы лишь в 1755 году.

142

Л Е К Ц И Я 9

Однако во второй половине 175°"х в

е

~ 17^°'годы благодаря деятельности физиократов — доктора Кенэ и его друзей — в стране произошел огромный всплеск экономических теорий. Если вы помните, я обещал предупреждать вас о случаях, когда от меня можно ожидать некоторой пристрастности. Я уважаю физиократов меньше, чем шотландских философов, писавших в то же время. Я согласен с Да- видом Юмом, который, описывая физиократов в письме другу, назвал их «самыми большими фантазерами из всех» . Это, конечно, было преувеличением; физиократы внесли ценный вклад в экономическую теорию. И все же я предупреждаю вас, что рассказ о них я начинаю с меньшим эн- тузиазмом, чем рассказ о Кантильоне, Юме или об Адаме Смите.

Кто такие физиократы? Зачитаю вам отрывок из надгробной речи, произнесенной ю декабря 1/74 года в комнате, полной людей в траурных одеждах. В одном конце комнаты стоял высокий пьедестал, увенчанный мраморным бюстом, и все собравшиеся стояли лицом к нему с выражением крайней скорби и уважения на лицах. Хозяин дома читал следующую речь:

Господа, мы потеряли нашего мастера, истинного благодетеля человечества, который оставил на земле память о своих добрых делах и нетленный перечень своих достижений. Говорят, что Сократ принес этику с небес. Наш мастер заставил ее дать ростки на земле. Небесная этика управляла лишь несколькими избранными душами.

Доктрина чистого продукта обеспечивает пропитание детям человеческим, оберегает их от насилия и мошенничества, определяет принципы распределения пропитания и обеспечивает его воспроизводство. О бюст! О почтенный бюст, представляющий нам черты нашего общего мастера. Перед тобой мы приносим клятву верности вселенскому братству, которую требует соблюдать наша совесть, просвещенная учением этого великого человека.

О мастер, взгляни на нас со своих небесных высот. Улыбнись нашим словам и трудам и нашим слезам, пока моя дрожащая рука опускает на твою могилу лавры, которые никогда не увянут.

1. Письмо Юма к Морелле от ю июля 1769 года, цит. по: Hume (i955> P- 2'4-8i6).

43

Это был бюст Кенэ, предводителя физиократов; речь произносил маркиз Мирабо, отец знаменитого Мирабо, первый, кого Кенэ обратил в свою веру, и первый его последователь. Люди в комнате были многочисленными членами той школы, которую создали Кенэ и Мирабо.

Несколько слов о Франсуа Кенэ. Не считая Тюрго, которого мы рассмотрим отдельно, Кенэ был главным мыслителем среди физиократов. Он родился в скромной крестьянской семье в 1694 году.

По профессии он был хирургом, но позже переквалифицировался в терапевта из-за проблем со зрением. Он достиг достаточно высокого положения в медицинской профессии, написав книгу «О кровообращении»2 (обратите внимание на это название!). Однако главных высот в своей профессии он достиг, скорее, благодаря своим коммуникативным, а не медицинским талантам.

Став известным врачом, Кенэ получил доступ в модные круги Версаля, который был центром французской монархии. Однажды, когда на балу с одной из высокопоставленных придворных дам случился эпилептический припадок. Кенэ был призван к ней и понял (это говорит о нем как о весьма проницательном человеке), что дама хотела бы скрыть природу своего недомогания от остальных гостей, и попросил всех удалиться из комнаты, пока припадок не прошел. Его тактичность и то лечение, которое он провел, так расположили к нему даму, что она порекомендовала его в качестве личного ассистента мадам де Помпадур, любовнице самого короля.

Кенэ в это время было пятьдесят пять лет, и с этого возраста до самой смерти он оставался в

Версале, вращаясь в высших кругах под персональной защитой мадам де Помпадур. Вероятно, вы знаете, что два года назад Национальная галерея приобрела великолепный портрет мадам де

Помпадур в зрелом возрасте. Если вы хотите посмотреть на главного покровителя физиократов, сходите в соответствующий зал Национальной галереи.

Отличительной чертой кольбертизма было то, что эта политика поддерживала обрабатывающую промышленность в ущерб сельскому хозяйству. Кенэ благодаря своему проис-

2. См. собрание сочинений Кенэ в: Quesnay (1958).

144

хождению и состоянию купил некий участок земли и увлекся сельским хозяйством и сельскохозяйственной политикой, а также заинтересовался техническими усовершенствованиями.

Вполне естественно, что рано или поздно он должен был заняться и более широкими вопросами сельскохозяйственной реформы. Для «Энциклопедии» Дидро3 Кенэ написал две статьи — о крестьянах и зерне. Изучение этих проблем, в свою очередь, привело его сначала к общему экономическому анализу, а затем к его знаменитой таблице (Quesnay, 1758), о которой каждый из вас должен знать — в ней говорится о циркуляции, но уже не крови, а богатства, и это не случайно.

Однако несмотря на все свое мастерство, Кенэ мог бы стать отдельно стоящей фигурой наподобие

Кантильона, если бы у него не было последователей. Перед там как завершить эту лекцию, я должен рассказать, откуда взялись эти последователи. Случилось так, что Мирабо, интересо- вавшийся экономическими вопросами, раздобыл экземпляр эссе Кантильона. Прежде чем вернуть книгу владельцу, он сделал с нее несколько копий, а затем написал книгу, названию которой он обязан своим прозвищем «друг людей» (Mirabeau, 1883). Из-за вздорного характера Мирабо к это- му прозвищу добавили продолжение «и враг своей жены и детей».

Мирабо достал адрес Кенэ и отправил ему свою рукопись. Кенэ прочел ее и написал на полях:

«Дитя пило дурное молоко. Сила его темперамента впечатляет, но он не умеет думать4». Первая встреча Мирабо и Кенэ тоже прошла не слишком успешно. Кенэ начал с того, что назвал Кан- тильона ослом и сказал, что Мирабо запрягает лошадь позади телеги5. Мирабо был сильно раздосадован, потому что очень уважал Кантильона и не считал, что был неправ. Он ушел, но очарованный Кенэ вскоре вернулся. Во время второй встречи Кенэ сумел обратить Мирабо в свою веру, и Ми-

3- См.: Quesnay (1958) и отрывки из трудов Кенэ в: Meek (1962).

4. Здесь Роббинс перефразирует слова Кенэ, процитированные Мирабо в письме к Руссо: «Дитя вскормлено дурным молоком; сила его темперамента часто приводит его к правильным результатам, но он ничего не знает о принципах» (цитата по: Meek, 1962, р. 17).

5- Мирабо использует тут слово «дурак»; см.: Meek (1962, р. 17).

145

рабо оказался именно тем человеком, который был нужен Кенэ для популяризации его идей.

Мирабо был очень общителен. Он собрал вокруг себя людей и заразил их идеями Кенэ: это были

Мерсье де ля Ривьер, Вобан и прочие. Этот круг стал основой настоящей школы. Они издавали журнал «Ephemerides du Citoyen», книги, регулярно собирались дома у Мирабо и стали чрезвычайно популярны. Ими заинтересовались царственные особы: король Швеции приезжал в

Париж, чтобы с ними побеседовать; Екатерина Великая посылала за Мерсье де ля Ривьером, хотя его визит в Россию был не слишком удачным; маркграф Баденский даже написал книгу о доктрине физиократов, и говорят, хотя я не очень в это верю, что сам австрийский император однажды провел день за плугом в полях Моравии в знак сочувствия их системе. Однако факт остается фактом: самые разные люди преисполнились по поводу физиократии того же энтузиазма, что и основатели доктрины. Внезапно они осознали, что появилась новая отрасль знания, которая смо- жет сделать всех людей счастливыми, а мир справедливым. На завтрашней лекции мы приступим к обсуждению собственно доктрины физиократов, в частности Кенэ.