Лекция 26. Историческая школа (продолжение) — Предвестники перемен: Курно, фон Тюнен и Рэ

337 В СЕГОДНЯШНЕЙ лекции я закончу рассказ об исторической школе. Вчера мы беседовали о Ричарде Джонсе, затем я рассказал о двух стадиях развития немецкой исторической школы, упомянув, что Рошер и Книс были главными представителями ранней, более приемлемой системы, а Шмоллер представлял позднюю историческую школу, куда менее приемлемую.

Исторический подход можно свести к трем основным пунктам. Во-первых, приверженцы исторической школы поднимали ужасную шумиху вокруг предполагаемых предпосылок классической школы, в частности вокруг того, что классическая школа не занималась интересовавшими их предметами. Я уже говорил о том, как Лист относился к экономическому национализму. Во-вторых, они протестовали против той картины мира, которая, как они считали, вытекает из классической традиции. Они утверждали, что эта картина не является абсолютно верной, что она пренебрегает институциональными факторами и вопросами мобильности капитала и труда и т.д. В-третьих, все это приводило их к критике метода классической политической экономии, предположительно, чистой дедукции на основа- нии простых постулатов; замечу, что такая трактовка классического метода была их личным мнением.

Школа Шмол-лера утверждала, что необходим новый метод: чтобы хоть что-то сказать об экономических явлениях, необходимо сначала провести трудоемкое исследование истории того со- общества, в котором существуют эти явления. И со временем, обещали последователи Шмоллера, появится не такой анализ, который вырос из классической традиции, но такой,

337

при помощи которого можно будет что-то сказать о законах экономического развития. Поппер назвал этот подход исто-рицизмом (Popper, 1960; Поппер, 1993)-

Выдерживает ли такой подход критику? По-моему, нападки исторической школы на предпосылки классической политической экономии были неоправданны. Адам Смит сказал бы, что идеи, приписываемые ему Шмоллером, ему и в голову не приходили, и это же касается классических экономистов XIX века.

Критика картины мира, нарисованной классическими экономистами XIX века, во всяком случае, некоторыми из них, до какой-то степени оправданна. Адам Смит еще как-то учитывал институциональную структуру общества и его историю. Но Рикардо и его последователи, с их ост- рым интересом к проблемам, выросшим на фоне нарисованной Смитом картины, значительную часть этой картины упустили из виду. Иногда я думаю, что, игнорируя институциональную структуру, они преувеличивали область применимости некоторых предложенных ими решений.

Нельзя, впрочем, сказать, что все классические экономисты игнорировали институты. Даже

Бентам, которого в рамках истории экономической мысли мы можем причислить к классическим экономистам, написал «Эссе о влиянии времени и места» (Bentham, 1843) на социальные явления.

И, конечно же, Джон Стюарт Милль весьма осмотрительно писал, что необходимо всегда принимать во внимание институциональную структуру общества.

Говоря об общей критике метода классических экономистов, я должен сказать, что она была основана на полном непонимании этого метода. Неправда, что все классические экономисты игнорировали историю и экономическую историю. Неправда и то, что ее игнорировал Рикардо: в работе «Ответ Босанке» (Ricardo, 1811) он демонстрирует мастерское владение темой эмпирических исследований.

Но представители исторической школы неправильно понимали и логику научного исследования как такового. Они неверно расставили акценты на приоритете индукции. Не хочу сказать, что проверять гипотезу на соответствие с действительностью не нужно или не важно. Хочу только сказать, что никакая наука не берется за сложный опытный материал, не применяя к нему некий принцип вы-

338

бора — принцип, который можно свести к сознательно сформулированным гипотезам или бессознательно сформулированным критериям отбора. Идея о том, что вы рассматриваете нечто, называемое историей, с совершенно пустой головой, не имея никаких идей (Локк называл это состояние tabula rasa) — это бред, поэтому мне кажется, что исторический подход Шмоллера делал историю бесплодной. Шмол-лер, его факультет и последователи проводили весьма инте- ресные исторические исследования, но не создали никакой значимой теории, не открыли значимых законов развития, которые выдержали бы испытание логическим и историческим анализом.

В годы своей молодости я много общался с австрийскими экономистами, изгнанными из вселенной Шмоллера и компании. Они рассказали мне историю об ученике Шмоллера, который исследовал колебания цен мясных консервов в Восточном Берлине в 1900-1905 годы. Он написал докторскую диссертацию в несколько сотен страниц, проиллюстрированную статистическими таблицами и диаграммами, а затем, как хороший докторант, короткую последнюю главу, содержавшую выводы из всей работы. В ней говорилось: «В результате этого исследования мы можем предварительно утверждать, что производство мясных консервов в восточных районах

Берлина в 1900-1905 годы находилось под влиянием спроса и предложения».

А если говорить серьезно, рост популярности Шмоллера привел к тому, что, если раньше немецкие экономисты вносили существенный вклад в экономическую науку, то при Шмоллере немецкая экономическая школа вымерла, сохранившись только в Мюнхене и Вене. Можно с уверенностью сказать, что к 1914 году основная часть экономических факультетов немецких университетов не производила ничего, заслуживающего внимания.

Если вы считаете, что это взгляд предубежденного англичанина, рекомендую вам почитать соответствующую главу в замечательной «Истории экономической мысли» Шнайдера (Schneider,

1962), к сожалению, эта работа не была переведена на английский язык, но в ней Шнайдер высказывает те же претензии, что и я. Однако в качестве реакции отторжения австрийская школа стала спорить с исторической, и об этом споре была написана вторая великая книга

Карла Менгера, его «Исследования о методе» (Menger, 1883; Менгер, 2005), переведенная на английский язык (Menger, 1963) и по-прежнему обладающая значительной социологической и экономической важностью.

В Великобритании (о Джонсе мы уже говорили) за невнимание к истории и институтам классических экономистов критиковал ирландский автор Клифф Лесли, чей сборник «Опыты о политической экономии» (Leslie, 1888) заслуживает вашего внимания. Кроме него классических экономистов критиковал, Уильям Каннингем, историк экономики, автор трехтомника «Развитие английской промышленности и торговли» (Cunningham, 1890). Каннингем был учеником

Маршалла, но не вполне понял его идеи. Он раскритиковал «Принципы» Маршалла, так исказив их содержание, что Маршалл, который не любил споров, был вынужден выступить с весьма жестким ответом. И если вы почитаете полемику между Каннингемом (Cunningham, 1892) и

Маршаллом (Marshall, 18920) в ранних номерах «Economic Journal», у вас не останется сомнений в том, что Маршалл вышел из спора победителем.

Фигурой более значительной, чем Каннингем, был Уильям Эшли, и его критику я воспринимаю серьезнее, чем мнение Каннингема. Эшли был человеком, предубежденным против классической школы. Когда его назначили заведующим кафедрой в Бирмингемском университете, он отказался называть ее «кафедрой экономической науки», столь ошибочной он считал ту экономическую традицию, против которой восставал. Его кафедру пришлось назвать «кафедрой торговли».

Однако учебник по истории экономической мысли Эшли (Ashley, 1901) очень интересен, и в методологическую дискуссию он внес вклад, куда более существенный, чем Каннингем.

О методологическом споре бесценную книгу написал отец знаменитого Кейнса, великого экономиста моего времени. Не Джон Мейнард Кейнс, а его отец, Джон Невилл Кейнс, написал весьма сдержанную книгу «Предмет и метод политической экономии» (Keynes, 1890), в которой предпринял отчаянную попытку выровнять чаши весов и отдать должное всем тем различным школам мысли, которые можно классифицировать как исторические, а также более классической традиции, в которой он вырос. Эта книга была из-

дана очень давно, некоторое время назад ее переиздали, кажется, в Америке. Она прекрасно написана. В ней нет остроумия и образности книг Джона Мейнарда Кейнса, но это классика.

Кроме того, читая эту книгу и сноски к тексту, вы знакомитесь с Methodenstreit, спором о методе.

Хватит об экономических националистах и исторической школе. Теперь я вернусь к истории экономического анализа в той форме, в которой он сохранился в наши дни. Мы больше не будем говорить о классической традиции, не считая тех моментов, в которых она связана с маржиналистской революцией. Но прежде чем перейти к ней, хочу сказать несколько слов о важных предшественниках современной теории. Оставлю за скобками достойных похвалы предвестников теории предельной полезности, поскольку их удобнее рассмотреть в лекции о

Джевонсе, начавшем маржиналист-скую революцию в Англии. Предупреждаю, в моем выборе нет системы. Я просто хочу привлечь ваше внимание к важным авторам разных направлений.

Первым и одним из важнейших предтеч маржиналистской революции был Курно (1807-1877)! французский математик, в преклонном возрасте назначенный ректором уважаемого

Гренобльского университета. Его «Исследование математических принципов теории богатства», опубликованное в 1838 году, стало первой великой работой по математической экономической теории.

Не думайте, что до Курно математической экономической теории не существовало. Профессор

Теохарис, преподававший здесь в 195°'е годы, якобы под моим руководством написал работу по истории ранней математической экономической теории (Theocharis, 1961). Когда он предложил мне эту тему, я опасался, что ему не хватит материала. Однако, как это бывает с аспирантами, от них получаешь больше знаний, чем сам даешь, и вскоре Теохарис доказал, что выбрал пре- восходную тему, и его раннее исследование попыток развития математической экономической науки, кульминацией которых стала теория Курно, весьма достойно внимания специалистов. Но есть много работ других авторов. Хьюэлл, которого уже я упоминал,—знаменитый декан

Колледжа Святой Троицы, логик, историк науки и моральной философии, также написал несколько примечательных докладов, в которых перевел Рикардо на язык математики (Whewell,

1829)-

341

Книга Курно подняла математическую экономическую науку на новый уровень. Она современна и содержит множество открытий, на которые претендовали ученые из самых разных университетов

Англии (но надеюсь, не из Лондонской школы экономики) в конце ig2O-x годов.

«Исследование математических принципов теории богатства» (Cournot, 1838) открывается прекрасным научным обоснованием математической экономической науки. Эта наука, говорит

Курно, не претендует на слишком многое. Она просто позволяет нам прояснить некоторые явления и с большей точностью рассуждать о больших и меньших величинах.

Затем Курно переходит к закону спроса (ibid., pp. 44~ 55)> и это первая публикация, в которой спрос изображается в виде функции цены (книга вышла в 1838 году). Джон Стюарт Милль изобразил ее в таком виде раньше, но сделал это в неопубликованном эссе, которое увидело свет только в 1844 Г°ДУ в сборнике «Unsettled Questions». В любом случае Курно принадлежит заслуга математического представления спроса в виде функции цены при помощи кривых и алгебры.

Далее он переходит к формам рынка. Прежде всего он рассматривает монополию (ibid., pp. 56-66), и, как это ни странно, в его тексте можно разглядеть формулу равновесия при монополии

«предельная выручка равна предельным издержкам». Она вовсе не была изобретена в Оксфорде или Кембридже в конце igso-x годов. Разумеется, она приводится в трудах Маршалла, который признает, что многим обязан Курно. Формула монопольного равновесия даже содержится в довоенной книге Сидни Чэпмэна «Outlines of Political Economy» («Основные принципы политической экономии») (Chapman, 1913), в которой автор пытается популяризировать идеи

Маршалла. Знакомство с историей экономической мысли иногда весьма полезно.

После этого Курно (Cournot, 1838, pp. 79~^9) переходит к своему открытию. Разобравшись с рынками, где продавец всего один, он переходит к проблеме дуополии: рынка, где продавцов двое.

И при некоторых специальных предпосылках он достигает определенного решения. Как вы знаете, теория дуополии была предметом весьма тщательного изучения в 1дзо-195о-х годах; очевидно, что определенно-

342

го решения в ней можно достичь только введением весьма конкретных предпосылок. Но Курно, не излагая всех предпосылок, находит верное решение, опираясь на свои особые предпосылки. Он продолжает рассуждать, пока не доходит до предельного случая математически чистой конкуренции (ibid., pp. 90-98), а затем сравнивает монополию и чистую конкуренцию.

Наконец, необходимо обратить внимание на предположения Курно об издержках и монополии. Он предположил, что если издержки падают и продолжают падать, пока не дойдут до точки равновесия, то какой бы ни была ситуация в начале, дуополистической или конкурентной, она придет к монополии. Это предположение обеспокоило Маршалла и заставило его обратить дополнительное внимание на проблему возрастающей отдачи и конкуренции и провести различие между внутренней экономией на масштабе, которая на небольшом рынке рано или поздно должна привести к предсказанной Курно монополии, и внешней экономии, которая может допускать конкуренцию в той или иной форме. Это все о Курно.

Два предшественника современной теории, о заимствовании у которых пишет Маршалл, помимо

Адама Смита и Джона Стюарта Милля —это Курно и фон Тюнен. Иоганн фон Тюнен (1783-1850), землевладелец из Восточной Германии, страстно интересовался вопросами управления сель- скохозяйственным поместьем. Он подходил к этим вопросам исключительно научно и со временем изложил свои размышления об этом в двух томах. Его книга называлась

«Изолированное государство». Первый том вышел в 1826 году, второй — в 1850, а полное издание увидело свет в 1876 году, когда фон Тюнена давно не было в живых. На английском языке в ig66 году были изданы самые важные отрывки этой книги под редакцией Питера Холла.

В первой части «Изолированного государства» фон Тюнен рассуждает об интенсивности земледелия и локализации промышленности. Он разрабатывает модель, в которой рынок является центром нескольких концентрических кругов. Почва, одинаковая по качеству в каждом круге, но разная с точки зрения близости к рынку, обрабатывается земледельцами и производит нечто, именуемое зерном. Соответственно, первая часть является очень серьезным исследованием

343

в области теории ренты и затрагивает вопрос ренты по местоположению. Часть вторая, которой автор придавал огромное значение, квазиматематическая. Интересующая нас глава называется

«Заработная плата равна добавочному продукту последнего рабочего, занятого на крупном предприятии». В ней фон Тюнен формулирует свою теорию заработной платы, основанную на предельной производительности, и предлагает упрощенную формулу заработной платы, которой он так гордился, что завещал, чтобы на его надгробии было высечено лишь его имя и эта формула.

Предельную производительность, на этот раз капитала, вы также встретите в лекциях человека, на которого я ссылался, когда говорил о развитии теории спроса в международной торговле: я говорю о «Lectures on Political Economy» («Лекциях о политической экономии») Маунтифорта

Лонгфилда (Longfield, 1834)- В девятой лекции вполне приемлемо изложена теория капитала, основанная на предельной производительности.

Теперь поговорим о предшественнике современной теории, который в свое время остался незамеченным, но был самым потрясающим умом среди экономистов общего профиля — о Джоне

Рэ. Он родился в 1796 году, а умер в 1872. Ему катастрофически не везло. Его семья обанкротилась до того, как он успел сделать карьеру в университете, которая, скорее всего, была бы блестящей. Рэ эмигрировал в Канаду, где получил должность школьного учителя. Через некоторое время (у него был сложный характер) он поссорился с коллегами и потерял и эту работу. Когда в Калифорнии были открыты золотые прииски, Рэ отправился туда, но золота не нашел, и чуть не умер от сыпного тифа. После этого перебрался на Гавайи, где занял скромную позицию инспектора здравоохранения. Рэ умер в полной безвестности в Бруклине в 1872 году.

Однако в 1834 году он написал книгу «Новые принципы политической экономии», в которой раскритикованы некоторые аспекты теории Адама Смита, особенно той ее части, которая касалась спора о неокрепшей промышленности.

Когда мы говорили об экономическом национализме, я не упоминал о Рэ, потому что знал, мы еще поговорим о нем в более широком контексте. Рэ сформулировал аргументацию в защиту протекции неокрепшей промышленности куда

344

лучше любого другого автора, и его критические замечания по поводу Адама Смита заслуживают пристального внимания, хотя на некоторые из них можно было бы дать ответ.

Впрочем, важнее всего оказался вклад Рэ в общую экономическую теорию, особенно в теорию капитала. «Новые принципы политической экономии» — одна из редчайших книг по экономике.

Не думаю, что в нашей библиотеке есть оригинал; возможно, он есть в библиотеке имени

Голдсми-та. Я часто видел экземпляр этой книги в клубе, к которому раньше принадлежал, и испытывал огромный соблазн украсть его. Там никто никогда ее не читал, но, будучи слишком хорошо воспитан, я удержался от кражи. Недавно «Новые принципы» были переизданы издательством Kelley в Нью-Йорке вместе с научной биографией Рэ, написанной неким Джеймсом из Университета Торонто.

Общую часть своей книги Рэ начинает с исследования, которое в большой степени предвосхищает

«Природу капитала и дохода» Ирвинга Фишера (Fisher, 1906). Он пишет, что важными объектами внимания экономического анализа должны быть «ход событий и их связь друг с другом» (Rae,

1834) Р- 8i). Способность к экономическому расчету отличает людей от животных, а возможность изменять ход событий при помощи сознательных усилий гарантирована им, если они используют свой интеллект.

Далее Рэ подробно описывает процесс формирования и истощения капитальных инструментов.

При этом он поднимается на уровень, на который до него никто не поднимался, и наилучшим образом этот уровень описывает название соответствующей главы: «Каждый инструмент

(капитальный инструмент) может быть помещен в отдельную серию, имеющую некий порядок, определяемый пропорцией между трудом, затраченным для формирования инструмента, мощностью этого инструмента и временем, проходящим с момента его формирования до момента его истощения» (ibid., p. юо). Эту идею Рэ развивает, приводя многочисленные арифметические примеры инструментов, производящих результаты, эквивалентные их удвоенной ценности, за короткие, средние или длительные промежутки времени. При помощи весьма искусного анализа он показывает, как можно преобразовать более сложные доходы, чтобы представить их в виде таких серий.

345

В следующей главе Рэ формулирует некий вариант закона убывающей отдачи от инвестиций в терминах удлинения периода удвоения:

Способность любого народа пользоваться материалами, находящимися в его распоряжении, для создания из них инструментов не может увеличиваться бесконечно, если знания этого народа остаются на одном и том же уровне, если он постоянно не продвигает свои инструменты вперед, в серию более высокого порядка (ibid., p. юд).

Имеются в виду описанные Рэ серии. Он иллюстрирует этот закон примером о разных степенях прочности, какие можно придать дому:

Жилище может быть возведено из дерева, реек, земли, штукатурки и бумаги, как те непрочные деревни, которые во времена правления Екатерины Великой строились в некоторых ее владениях (ibid., p. по).

Эти деревни Рэ сравнивает с деревнями

. .того же размера, вместительности и внешнего вида, но могущими простоять два или три века при использовании камня, железа и крепких пород древесины, скрепляемых аккуратно и прочно (ibid.).

Рассмотрев инвестиционную функцию, в следующей главе Рэ обращается к главному вопросу: до какой степени ее можно использовать? Для ответа на этот вопрос он использует понятие временных предпочтений, или, как он сам его называет, эффективное желание накопления. Он пишет:

Формирование каждого инструмента предполагает принесение в жертву какого-то меньшего имеющегося в наличии блага ради производства большего блага в будущем. Если производство этого большего блага в будущем будет сочтено заслуживающим того, чтобы пожертвовать меньшим благом в настоящем, то инструмент будет сформирован, в противном случае инструмент сформирован не будет (ibid., p. п8).

Затем Рэ переходит к экономической социологии и сравнивает историю разных стран, обитатели которых имели разную расположенность к накоплению: он сравнивает египтян,

которые создали долговечные памятники своей цивилизации, и другие сообщества, которые так и не продвинулись дальше весьма не долговечных инструментов.

И даже этим оригинальность Рэ не исчерпывается — он переходит к обсуждению отношений между предпочтением ликвидности и нормой процента. Если вы считаете, что тема предпочтения ликвидности и нормы процента стала обсуждаться только в ig2O-i93O-x годах, читайте Рэ:

Каждый человек должен тем сильнее не желать позволить тем деньгам, которыми он обладает, лежать без дела, чем большую сумму дохода он мог бы получить, потратив эти деньги на формирование финансовых инструментов. Если в обществе, к которому принадлежит человек, инструменты недалеко ушли от серии первого порядка, то есть наиболее быстро удваивают стоимость своего формирования, он скорее рискнет оказаться в неудобном положении нехватки наличности, чем оставит праздными в своих сундуках те деньги, которые мог бы превратить в инструменты и использовать для получения значительной прибыли. Однако если в обществе, к которому принадлежит этот человек, инструменты далеко отстоят от серии первого порядка, он будет склонен сберегать большие суммы, надеясь, что ему удастся провернуть сделку более выгодную, чем формирование любого инструмента (ibid., p. 178).

Эти рассуждения приводят Рэ к анализу функций денег, кредита и т. д.

Так получилось, что книгу бедного Рэ пресса встретила гробовой тишиной. Это один из самых трагических примеров того, как в истории нашей науки первоклассная книга прошла абсолютно не замеченной. Ее читал и оценил Сени-ор, ее прочел также Джон Стюарт Милль и восхищался ей. В

«Principles» Милль пишет, что Джон Рэ сделал для темы накопления капитала то же, что Мальтус сделал для темы роста населения. Это высокая похвала, но она не достигла ушей несчастного Рэ, находившегося в то время где-то на золотых приисках. Только когда он оказался на Гавайях, кто- то сказал ему, что его книгу похвалил Джон Стюарт Милль. Рэ тогда написал Миллю, благодаря за похвалу и признаваясь, что у него не осталось ни одного экземпляра его книги. Но это еще не конец истории. Рэ упомянул в своих трудах Бём-Баверк, и это подвигло гарвардского экономиста

Мик-

347

стера прочесть и переиздать его книгу. Микстер заслуживает всевозможной похвалы за то, что распознал величину достижений Рэ, а также всевозможного порицания за то, что перекроил его книгу согласно собственному пониманию о том, что в ней было важно, а что нет. Рэ был бы в ужасе, если бы узнал, что его замечания об Адаме Смите были отправлены в приложение и изданы под гротескным названием (для 1834 года оно было гротескным) «Социологическая теория капитала» (Rae, 1905). Только этого названия хватило бы, чтобы отпугнуть большинство экономистов. Так что только в наши дни Университет Торонто воздал Рэ должное, выпустив его книгу в достойном виде. А Ирвинг Фишер посвятил «The Rate of Interest» («Норму процента»)

(Fisher, 1907), самую выдающуюся работу по реальной теории процента, изданную в нашем веке,

«памяти Джона Рэ, который заложил те основы, на которых я отважился вести строительство».

Это все о предшественниках современного анализа. На следующей неделе мы приступим к маржиналистской революции.