«Петербургские сновидения»
«Петербургские сновидения»
Весь Достоевский – «Петербургские сновидения». То есть он свой, может быть, самый главный образ дает в заглавие публицистической статьи.
Но если сновидения – это пробуждение совести, спящей наяву, то ведь это, в сущности, самоопределение его искусства и, стало быть, его «безумные» планы, его импровизации (ср. с импровизацией Моцарта…), его экспромты – в какой-то мере сновидческие прозрения самого себя.
Давным-давно, еще в начале 60-х, был поражен восторгом Достоевского перед «Сном Обломова». Не понял, не проникся и даже чем дальше, тем больше не понимал, сравнивая сны Достоевского с гончаровским.
Что такое «Сон Обломова»? (Кстати, это единственная глава в романе, имеющая название, именно: «Сон Обломова»; все остальные – лишь пронумерованы. В «Анне Карениной» точно так же: одна глава названная – «Смерть», остальные пронумерованы.)
Если бы вам не было сказано, если бы вы не были предуведомлены автором о том, что это сон, вы никогда бы об этом не догадались. Это же просто самые чистые, незамутненные воспоминания. Ничего, абсолютно ничего специфически сновидческого здесь нет и в помине, даже вот такая, например, деталь. У Достоевского сновидец после пробуждения потрясен. Это на какое-то мгновение другой человек. Тот же Раскольников после сна, в котором забивают лошадь: «Свободен, свободен!..» А здесь, после такого, тоже ведь детского сна, сентиментального, доброго, теплого – в проснувшемся Илье Ильиче ничегошеньки не изменилось, ни на секунду.
Какие, какие в сне Обломова «перескакивания через пространство и время» и через «законы бытия и рассудка»?[194] Ну конечно, каждый сон – «перескакивание». Но речь-то ведь идет у Достоевского о художественном открытии духовного значения, духовного смысла снов и о художественном изображении.
«Перескакивание через пространство и время» – не от яви к сновидениям (тут все перескакивают), а внутри самого сна, когда рассудок наяву тебе говорит: так не бывает и не может быть, а рассудок в сновидении не только ничему не удивляется, но даже принимает все это перескакивание как должное.
Сравните: как, каким, после чего и почему (если угодно, для чего) «входит» Раскольников в свой сон. Сравните, сравните: как, каким, почему, для чего «выходит» он из своего сна… Контекст, контекст, духовно-нравственный, поэтическо-художественный контекст! Попробуйте переставьте этот сон Раскольникова в другое место… А сон Обломова? Мог быть переставлен, и ничего бы не изменилось. Каким он вошел в свой сон, точно таким и вышел.
Но вот что непонятно и даже до сих пор: контекст высказываний Достоевского:
«NB. О скоротечности жизни и рассказы – поэтическое представление вроде “Сна Обломова”, о Христе».[195]
Сон Обломова о Христе. При чем тут Христос? Я настолько не понял этого, что перечитал всего «Обломова», подумав, что я просто пропустил какой-то еще другой сон – о Христе. Ничего подобного. Сон – один.
Что же выходит? По-видимому, так: «Сон Обломова» дал Достоевскому какой-то мощный толчок к его собственному сну о Христе. Не угадать иногда и даже большей частью не понять происхождение наших, а тем более достоевских ассоциаций.
В лучшем случае гончаровский «Сон Обломова» для Достоевского – это все равно что легендарное яблоко для Ньютона. Но ведь не скажете же вы, что яблоко открыло закон всемирного тяготения.
«Сознание жизни – выше жизни…».[196] Отнести это к пониманию Достоевского и вообще к литературоведению.
Всякий народ, как и человек всякий, и Богоносец, и чертоносец.
«На весах»… Раскольников… «Весы» в Библии… «А ты найден легким»…[197]
Но без этих крайностей («всю жизнь за черту переходил») и не было бы никакого Достоевского.
Достоевский не Пимен, не летописец неторопливый, а стенограф года, месяца, дня, часа, минуты, секунды. Невероятное соединение сиюсекундного с вечным. Что-то об этом – у Д.С. Лихачева.[198]
«Сейчас» – «навсегда» – слито, органично. Точка пересечения. Тайна революций всех, коммунизмов, социализмов: мир – европейский, Россия – остались без Бога (лишь Восток, неповоротливый, потому и «неповоротливый», что религия осталась).
Сопоставить главные работы о Достоевском, выжившие до нашего времени (и даже звучащие сегодня сильнее, чем прежде), с первой публикацией писем Ф.М.Д., записных книжек, черновиков и т. п.
ПЕРВЫЕ ПУБЛИКАЦИИ
1. Том 1883 года (вернуться).
2. Запись в альбом Козловой. 31 января 1873 г. Опубликована в 1889. На правах рукописи (типография А. Гацука).[199]
3. Д. – Фонвизиной (между концом января – 20 февраля 1854 года). Сб. «Помощь голодающим». М., 1892.
4. Д. – брату Михаилу. 22 декабря 1849. 1922. «Красный архив», Кн. II.
5. Запись 16 апреля 1864. Л. Гроссман. «Путь Достоевского». Л., 1924.
6. Отрывок о «Житии Великого грешника», о замысле «Жития». 1922.
Ф.М.Д. «Статьи и материалы». Сб. 1. Под ред. Долинина. Разыскать первую публикацию писем о Ж.В.Г. Майкову, Страхову и Сонечке Ивановой. Когда впервые были опубликованы?[200]
7. Черновики к «Преступлению и наказанию». 1931. Гливенко.
8. К «Идиоту». 1931. Сакулин – Бельчиков.
9. К «Братьям Карамазовым». 1935. Долинин.
10. «Записные тетради». 1935. Коншина.
11. К «Подростку». 1963. Долинин («Последние романы Достоевского») и – 1965. «Литнаследство». № 77.
12. ПИСЬМА 1832–1867 года (Т. 1. 1928). 1867–1871 годы (Том II, 1930). 1872–1877 годы (Т. III. 1934). 1878–1871 (Т. IV. 1959).
Все четыре тома изданы под редакцией Долинина.
*?*?*
Выходит, что все авторы главных работ тогдашних (до 1931 года) о Достоевском (Н. Страхов, В. Розанов, Д. Мережковский, Н. Бердяев, Л. Шестов, даже М. Бахтин) всем этим богатством не могли воспользоваться (!!!).
И опять скажу на возражение: самое-то главное – его художественные произведения, а они все были опубликованы – да, да, да, но без этих драгоценностей, без этих «ключей» многие, очень многие двери к духовным кладам Достоевского (а там, конечно, – новые тайны) были бы закрыты.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.