Глава 12

Глава 12

Нежное отношение к открыткам. Детские велики и железные лошади. Прищепки в прокате велосипедов. Сочувствие между нами, велосипедистами. Английские бомбардировки немецких городов

У одной из дочерей Джеймса скоро день рождения, и он озаботился тем, чтобы купить ей подходящую открытку «А дарить-то ты что ей будешь?» — интересуюсь я. «Ну, что-нибудь придумаю. Главное сейчас — открытку купить!» Я с недоверием смотрю на него: это он серьезно, что ли? Выясняется, что серьезно, потому что назидательным тоном он тут же принимается мне объяснять, что англичане большое значение придают поздравительным открыткам и с надеждой ждут их от друзей и родственников на день рождения или на Рождество и втайне обижаются, если вдруг их не получат. «Даже если ты придешь к кому-нибудь в гости, чтобы поздравить лично, все равно помимо подарка надо непременно вручить открытку, — авторитетно говорит он, — и потом эти открытки хозяева выставят на видном месте — над камином или на журнальном столике — и будут любоваться ими несколько дней. А иногда их даже развешивают в виде гирлянды!» Я слушаю вполуха, потому что все равно уверена, что детям, пусть даже и английским, гораздо приятнее получать подарки. Потом вдруг вспоминаю: «Да, а что там за примета какая-то, связанная с открытками и Рождеством? Там еще есть точная дата, когда эти открытки надо с каминов и столиков убирать.» — «Ну да, есть, — уточняет он, — рождественские открытки нужно спрятать до того, как закончится тринадцатый день после Рождества». «А что будет, если не спрячешь?» — как обычно, любопытствую я. «Не знаю, — задумчиво говорит Джеймс, — просто это плохая примета…»

Наконец выбрав открытку и расслабившись, Джеймс говорит: «А давай возьмем велики напрокат и погоняем по окрестностям!» Я отвожу взгляд, а потом нехотя отвечаю: «А я не умею на велосипеде кататься…» Джеймс теряет дар речи. На велосипеде в Англии умеют хорошо ездить практически все. Есть даже такое высказывание: «Это так же легко, как кататься на велосипеде». Некоторые старики, когда им уже нельзя водить машину (если они, например, не прошли медицинский тест для тех, кому за семьдесят), пересаживаются на велосипеды. А девяностодвухлетняя бабка нашего знакомого до последнего разъезжала по деревне верхом на велике! Я про все это прекрасно знаю, но не стану же я объяснять Джеймсу, что, когда всем нормальным детям родители дарили велосипеды, мои решили выпендриться — и подарили мне лошадь! Не настоящую, конечно, а такую железную, с приделанной к ней сзади повозкой, в которой надо было сидеть и крутить впереди себя педали — и лошадь эта ехала и вроде бы как тащила повозку, в которой ты сидишь. Замечательно, конечно, чтобы вызывать зависть у других детей, но совершенно бесполезно для овладения навыками катания на велосипеде.

Джеймс жалостливо поглядел на меня, а потом ему пришла в голову отличная, с его точки зрения, идея. «Так давай я тебя научу!» — предложил он.

В пункте проката велосипедов мне выдали шлем и прищепки для штанин джинсов и слегка проинструктировали.

В подробности нашей с Джеймсом велосипедной поездки вдаваться не стану — весь этот ужас, когда, кое-как петляя, едешь по проезжей части и слышишь, как сзади приближается грузовик, передать довольно сложно. Отдельных же дорожек для велосипедистов, как, например, в Германии или в Голландии, здесь практически нет.

Короче, пару часов спустя, после того как я снова научилась ходить и немножко пришла в себя, мы поехали домой уже нормальным способом — то есть на авто. Ехали и наблюдали обычную для здешних мест картину: впереди колонны машин, не решающихся его обогнать из-за узкой и извилистой дороги, не торопясь, крутил педали велосипедист, а все тащились сзади. Я подумала — ну, не так уж я и рисковала, наверное… И была, пожалуй, единственным сочувствующим ему наблюдателем.

Как-то так получилось, что мы решили не торопиться домой и остались ночевать в маленькой симпатичной деревушке. Попросились на ночлег в дом с «кроватью и завтраком», засели в своей комнате и обнаружили в ней рукописный журнал времен Второй мировой войны — с фотографией английского летчика и его записями по дням: в какой день какой город Германии он методично летал бомбить. На следующий день на завтраке наш молодой хозяин с гордостью объявил, что летчик, писавший этот журнал, — его отец. А потом спохватился и спросил, не немка ли я.

Сейчас я уже знаю, что англичане (особенно старшее поколение) до сих пор не любят немцев. Всегда поминают им войны — Первую и Вторую мировые. Первую мировую здесь, кстати, считают более разрушительной, потому что в ней погибло гораздо больше англичан, чем во Второй. А про Вторую они уверены, что ее выиграли американцы (ну, с помощью англичан, конечно), а русские тут особо ни при чем — СССР, по их мнению, поначалу даже подстегивал Гитлера. Пострадали во Вторую мировую, считают они, больше всех евреи. На упоминание про количество советских людей, погибших в ту войну, не реагируют никак: или не верят, или не слышат (а скорее всего, не хотят слышать). И я перестала спорить и пытаться их в чем-то убедить: все равно беседы на эту тему заканчиваются холодным неприятием с обеих сторон.

Еще я хорошо помню, как мы в детстве играли в войну, в «наших» и «немцев», помню все эти фильмы и книги про Великую Отечественную. И только недавно, поработав в Германии, я вдруг осознала, что ее гражданское население тоже прошло через невероятные страдания во время войны, — это мне раньше почему-то никогда не приходило в голову.