Глава 9

Глава 9

«Капюшонщики». Видеокамеры на головах у полицейских. Полевые цветы. Тембр голоса англичанок

Идет дождь, и от нечего делать мы с Джеймсом снова сидим и смотрим телевизор. Показывают репортаж про «худиз» — от английского слова «hood» (капюшон). Так называют мелких местных хулиганов, носящих куртки или свитеры с капюшонами, которые можно надвигать низко на глаза. Делают это они для того, чтобы камеры не могли запечатлеть их физиономии. Я размышляю — какие такие камеры? Их что, здесь всех постоянно снимают, что ли? Тут Джеймс терпеливо начинает мне объяснять, что в Англии во многих общественных местах: в транспорте, магазинах, музеях и даже просто на улице — установлены камеры слежения. Они могут быть скрыты в самом неожиданном месте, так что если ты вдруг решил подтянуть штаны, — не факт, что за тобой именно в этот момент кто-нибудь через камеру не наблюдает. Это отчасти помогает раскрывать многие преступления: если что-то произошло, на всю страну по телевизору могут показать жертву или преступника, заснятых на эту камеру, и таким образом получить дополнительную информацию свидетелей. А «худиз», эти малолетние хулиганы, придумали, как со всем этим бороться: они просто стали надвигать на лицо капюшон.

Тут по телику показывают такую деталь, которая приводит меня в полнейший восторг: недавно на головных уборах полицейских (не всех, правда) появились маленькие видеокамеры, записывающие то, на что именно смотрит этот страж порядка. Теперь, если вы бросили мусор там, где не положено, или ваша собака нагадила где-нибудь в парке и вы за ней не убрали (а в это время полицейский посмотрел на вас), то никакие отмазки, что «это не я и собака не моя» не помогут: доказательства записаны на камеру, и штраф придется платить. Только тут я подумала: ну, это если у тебя на глаза не был натянут капюшон…

После обеда дождь прекратился, выглянуло солнце, и мы с Джеймсом отправились гулять по холмам рядом с морем. Идем по тропинке, вокруг красотища: солнце, зеленые луга, полевые цветы. Меня переполняет счастье, и я решаю унести кусочек всего этого с собой: срываю стебелек с белыми цветочками, похожими на колокольчики, и собираюсь набрать целый букет, как вдруг Джеймс, испуганно оглянувшись по сторонам, торопливо говорит: «Ты что это делаешь?» Я улыбаюсь, протягиваю ему стебелек, срываю другой и довольным тоном отвечаю: «Цветы вот собираю!» Потом вижу его напряженное лицо и неуверенно спрашиваю: «А что, нельзя, что ли?» — «Конечно, нельзя! — говорит он твердо и сухо. — Представляешь, что будет, если все вдруг начнут рвать полевые цветы?» — «Это ты так решил или это местное правило такое?» — раздраженно вопрошаю я, и мое прекрасное настроение потихоньку начинает улетучиваться. «Нет, это не я так решил! Это правило такое, а те, кому оно не нравится, могут сами платить штраф! Только я здесь буду ни при чем». Мы идем дальше по тропинке, Джеймс свой цветок куда-то спрятал — чтобы встречные прохожие не подумали чего плохого, а я воткнула свой в волосы и притворяюсь, что мне все равно. Иду и молча злюсь, а тут еще замечаю, что меня преследует какой-то странный запах. Наконец догадываюсь понюхать свой цветок и понимаю, что запах этот исходит от него — и пахнет он не медом, а чесноком! Я быстренько от этого цветка избавляюсь и думаю: «Хорошо еще, что целый букет не набрала».

Джеймс наблюдает за мной, усмехается и говорит примирительно: «Знаешь, кстати, у нас сейчас здесь некоторые знаменитости в своих садах, вместо того чтобы сажать всякие там розы, сеют семена обыкновенных полевых цветов и дают им расти, как в диких условиях, — это теперь модно». — «Очень интересно,» — бурчу я, а сама думаю: «Это хорошо, если заранее знаешь, чем эти полевые цветы пахнут!»

По дороге домой заезжаем в маленький магазинчик, и я, под одобрительные взгляды Джеймса, покупаю там небольшой букет. Выслушав все эти многократные «спасибо» и тонюсенькое «бай» напоследок, решаю тоже сделать это по-английски. Дело в том, что англичанки при разговоре почему-то используют невероятно высокий тембр голоса, которым в России говорят, только когда сюсюкают с совсем маленькими детьми. В конкретных ситуациях это здесь делают поголовно все, особенно когда говорят «бай!», то есть «пока!». В этом случае они выдают звук по крайней мере на полторы октавы выше того, который только что использовался при разговоре. И вот я, расплатившись, набираю в легкие воздуху, чтобы пропищать свое прощание, но в последний момент страшно тушуюсь, потому что мне это кажется ужасно ненатуральным.