Советская кинофантастика

Кинофантастика, произведенная в СССР, в массе своей не только уступала зарубежной кинопродукции, но и проигрывала фантастике литературной – как переводной, так и русскоязычной. «Он такой же, как я. Только маленький и примитивный», – говорил в советском фильме «Его звали Роберт» человекоподобный робот. Он имел в виду кукольного клоуна, которого надевал себе на руку. Именно этой словесной формулой приходится обозначать заведомо неравное отношение нашей кинофантастики, например, 70-х годов и «книжной» фантастики, публикуемой у нас в ту же пору. С одной стороны – трехрублевая тряпичная кукла. С другой стороны – сложнейший механизм, сконструированный для того, чтобы исследовать далекие планеты. Согласитесь, дьявольская разница.

Мне и моим ровесникам в 70-е было десять, потом двенадцать, потом пятнадцать. Книжный дефицит не мешал нам добывать фантастику, находя ее везде, где возможно. Мы читали хорошие книги с грифом НФ, выслеживали публикации в тонких журналах – и лучшие фантасты, здешние и нездешние, учили нас думать. В детлитовских изданиях указывалось «Для среднего и старшего возраста» – и это были, например, «Обитаемый остров» или «Дом скитальцев». В те годы мы уже по нескольку раз перечитали Стругацких и Мирера, давно открыли для себя непростые миры Уиндема и Бестера, успели опечалиться вместе с Брэдбери, озадачиться вместе с Лемом и посмеяться вместе с Шекли, а на экранах СССР между тем демонстрировались фильмы типа «Петли Ориона» или «Звездного инспектора», словно снятые для учащихся вспомогательных школ – с поправкой на замедленное развитие.

Да, были еще «Солярис» (см.) и «Сталкер». Но две ленты Андрея Тарковского, формально проходившие по тому же «ведомству», оставим за рамками этой статьи; тем более что фантастическим сюжетом режиссер не особенно дорожил. А вот «обычное» советское жанровое НФ кино, которое демонстрировалось на экранах Советского Союза… Черная дыра, да и только! Выходя из кинотеатра в состоянии обалдения, мы трясли головами, не в силах уразуметь: если писатели-фантасты считают нас достаточно взрослыми и равными себе, то почему же киношники-фантасты принимают нас за инфантильных придурков? Ностальгия туманит самую точную оптику, но не может заменить один цвет времени другим: даже те жанровые ленты 70-х, о которых мы сегодня вспоминаем с ностальгической теплотой, – к примеру, очень популярные некогда фильмы кинодилогии «Москва – Кассиопея» и «Отроки во Вселенной» – были обаятельны и убедительны в «земных» эпизодах и, мягко говоря, глуповаты в «инопланетных» (то есть научно-фантастических, жанровых) сценах.

Профессиональные кинодраматурги Авенир Зак и Исай Кузнецов к моменту начала работы над сценарием, надо полагать, знали о существовании фильма «2001: Космическая одиссея» Кубрика и читали Кларка, Азимова, Лема и пр. Оба сценариста и режиссер Ричард Викторов наверняка догадывались, что их космическую кинодилогию прежде всего побегут смотреть любители литературной фантастики, знакомые с ее основными конфликтами – в том числе и вариациями на тему бунта роботов (см. Роботехника). Зачем надо было изобретать велосипед, да еще и трехколесный, для малышни? Зритель Кубрика становился свидетелем смертельной схватки Homo sapiens c электронным мозгом, и исход битвы был непредсказуем. В нашем случае тот же сюжетный посыл втискивали в детсадовские рамки и прикрывали считалкой «А и Б сидели на трубе». Никто не требовал от молодежного кино замысловатого ферзевого гамбита, но кого не разозлит, если под видом шахмат тебе впаривают игру в пятнашки?

Меньше всего мне хочется упрекать создателей кинодилогии о юных путешественниках в созвездие Кассиопеи. Эти фильмы (во многом, повторяю, очень симпатичные) лишь иллюстрируют общие процессы, происходившие в позднесоветском кинематографе. Казалось бы, кто мешал перенести на экран произведения, опубликованные в нашей стране – то есть прошедшие строгое сито Главлита и выдержавшие тест на лояльность? Отчего было нельзя экранизировать «Половину жизни» или «Последнюю войну» Булычева? «Очень далекий Тартесс» Войскунского и Лукодьянова? «Леопарда с вершины Килиманджаро» Ларионовой? «Винсента Ван Гога» (см.) Гансовского? (Фильм по этой повести сняли в Германии, а не у нас.) Однако начальники кино и ТВ бежали как черт от ладана, от умных и серьезных жанровых лент: на фантастику заранее клеили ярлык халтурности, второсортности и развлекухи. Думаю, всякий, кто ныне читает опубликованную переписку Стругацких, заметил, что 90 процентов предложенных ими кинопроектов в конечном итоге попадали в редакционную корзину, – и хорошо еще, если от писателей не требовали вернуть аванс. Мы ведь так и не увидели в свое время киноверсии повести «Понедельник начинается в субботу» – вместо этого нас накормили бодрым мюзиклом «Чародеи». А до этого точно так же обошлись с «31 июня» Пристли: повесть, полную тонкого юмора (мы же ее читали!), превратили в непритязательное действо с песнями и плясками. Песни были мелодичными, хореография плясок – недурной, но от фантастики Пристли остались рожки да ножки.

Два рода искусства жили в советской коммуналке через стеночку и по утрам вежливо здоровались, но в одной комнате уже расщепили атомное ядро, а в другой – жгли лучину и еще не додумались до паровой машины. Вы пробовали сравнить полифоничный «Город» Саймака с пропагандистски прямолинейным «Молчанием доктора Ивенса»? Это все равно что поставить в один ряд «Апассионату» Бетховена с «Чижиком-пыжиком». Помните, как в рассказе Воннегута «Гаррисон Бержерон» красавцев гримировали под уродов, на атлетов вешали вериги, людей с абсолютным слухом глушили какофонией (чтобы не выделялись)? Аналогии уместны. Главная беда нашего НФ кино была не в скудости спецэффектов (у Павла Клушанцева, например, они неплохо получались – см. Планета бурь), но в заведомой заезженности сюжетов и нарочитой скудости мысли. Голливуд опередил нас на целую эпоху не потому, что «Мосфильм» был беднее «Парамаунта» или у нас не было своих Карло Рамбальди. Просто визуальные виды искусства – кино и театр в первую очередь – в СССР считались более доходчивыми и, значит, потенциально более опасными, в смысле «западной заразы». Каждый чиновник держался за свое кресло. Никто не хотел рисковать. Лучше подстраховаться, перебдеть, подрезать, убрать от греха подальше: как бы чего не вышло?

Ну вот ничего и не вышло.