Джекил и Хайд

В фантастической повести шотландца Роберта Льюиса Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» (Strange Case of Dr Jekyll and Mr Hyde), написанной в 1886 году, два главных героя. Точнее, не два, а всего один: ну как если бы Виктор Франкенштейн (см.) и его рукотворное чудище слились. Благородный доктор Генри Джекил изобретает препарат, на время превращающий его в социопата (и впоследствии убийцу) Эдварда Хайда. Он – худшая часть натуры Джекила: снадобье отделяет Зло от Добра и дает Хайду возможность «порулить». Казалось бы, перед нами чистой воды психиатрия – сюжет о расщепленной личности, классика жанра. Джекил великодушен, Хайд мстителен, Джекил альтруист, Хайд эгоист, Джекил не поддается низким страстям, Хайд – их живое олицетворение. Фантастика повести в том, что метаморфоза выходит далеко за рамки ментальной сферы. После приема препарата меняются не только поведение героя, но его внешность и даже рост. Он становится ниже и субтильнее, обрастает волосами и вообще делается крайне омерзителен на вид.

Мотивация поступка Джекила понятна: он из тех отважных ученых, которые ради науки готовы ставить опасные опыты на себе (см. Человек-невидимка). То, что начинается как чисто научный эксперимент, постепенно превращается в личную трагедию доктора: с каждым новым приемом препарата благородному герою все труднее держать в узде свое отвратительное alter ego, и ближе к финалу ситуацию контролирует уже злодей. В конце концов Джекил, с трудом вырвавшись из-под власти Хайда, принимает яд. Жертвуя собой, он уничтожает монстра, им порожденного…

Разумеется, мировой кинематограф не мог пройти мимо такого сюжета. К настоящему времени по мотивам повести снято более трех десятков фильмов и сериалов – от немых короткометражек до высокобюджетных лент с участием звезд Голливуда. Иногда авторы буквально следуют сюжетной канве, а иногда далеко отходят от первоисточника. В ряду экранизаций я бы выделил две довоенные звуковые ленты – Рубена Мамуляна (1931) и Виктора Флеминга (1941), а также советский фильм Александра Орлова (1985). В двух первых картинах авторы берут у Стивенсона лишь саму идею превращения нормального человека в монстра – в границах одного и того же тела. Двух героев играет один и тот же актер, преображение обставлено с помощью яркого грима, по-театральному гротескно (Фредерик Марч у Мамуляна после метаморфозы делается похож на большую злобную обезьяну). В фильме Орлова, напротив, Джекила и Хайда играют два разных актера – шестидесятилетний Иннокентий Смоктуновский и тридцатилетний Александр Феклистов. Джекил – пожилой усталый человек, и то, что роль его alter ego исполняет артист, который вдвое моложе мэтра, выглядит печальной метафорой: Добро дряхлеет, увядает, а идущее ему на смену Зло энергичнее, витальнее, и ему легче завоевать будущее…

Но вернемся к повести Стивенсона. Принято считать, что она свидетельствует о пессимистическом взгляде автора на человеческую натуру. Мол, достаточно нескольких капель химии – и все лучшее в человеке, взращенное столетиями, будет мгновенно затоптано агрессивным дикарем. Мне-то кажется, все наоборот: писатель, изображая своего Джекила, исходил из романтического постулата, что добро в человеке «главнее», и нужно особое вмешательство извне, чтобы зло в этом тандеме взяло верх. Ради эксперимента вообразим сюжет, где начальные условия перевернуты. Хайд – патентованный негодяй, который ставит на досуге химические опыты и синтезирует снадобье, способное высвободить таящееся в человеке добро. Забавы ради он принимает препарат и превращается в Джекила – гуманиста, филантропа, защитника вдов и сирот. Злодею быстро надоедает «формат» добряка, но пасту уже не засунешь обратно в тюбик: негодяй чувствует патологическое желание быть хорошим. Вместо того чтобы расшвыривать старушек, переродившийся Хайд переводит их через дорогу. Он не отнимает у младенца леденец, а покупает ему на последние деньги игрушку. И тому подобное…

Боюсь, при таком сюжетном выверте повесть о Джекиле и Хайде стала бы не психологической (психиатрической) драмой, а сущей комедией и вряд ли бы оказалась в одном ряду с произведениями Мэри Шелли, Герберта Уэллса и других классиков мировой фантастики.