Посмотри в глаза чудовищ

Цикл фантастических романов (1997–2006) написан в соавторстве Андреем Лазарчуком и Михаилом Успенским (в третьем томе к двум авторам присоединяется еще Ирина Андронати). Начало положила книга «Посмотри в глаза чудовищ». Цитата из Николая Гумилева в названии не случайна: писатели волевым решением спасли Николая Степановича от расстрела в 1921 году – мол, некое эзотерическое общество с многовековой историей и неограниченной ответственностью (про деньги уж не говорю) для начала выкупило поэта у чекистов, а затем наделило его вечной молодостью, тайными знаниями и умениями. И все ради того, чтобы автор «Пути конквистадоров», с автоматом в одной руке и пергаментом с древними заклятиями в другой, однажды спас человечество от роковой угрозы.

Авторы шутя и играя прошлись едва ли не по всем темам современной фантастики (не забыты оккультизм Третьего рейха, Шамбала, разумные ящеры и др.), населив книгу сотнями эпизодических, даже мельком упоминаемых персонажей: от царя Ашоки до Владимира Маяковского, от Анатолия Собчака до Андрея Жданова, от Роберта Говарда до Льва Гурского. Эти и многие другие фигуранты – вкупе с неодушевленными НФ атрибутами – подчинялись авторскому замыслу, участвуя во всеобщей веселой комедии дель арте. По ходу сюжета доблестный герой проберется в подземное логово человекоядных драконов, во главе англо-американских коммандос десантируется на Южный полюс (где Третий рейх ковал «оружие возмездия»), предотвратит штурм Шамбалы «сталинскими соколами» из спецбригады НКВД и много чего еще сделает на протяжении шестисот с лишним страниц.

«Посмотри в глаза чудовищ» – тот редкий случай, когда вместо взаимоотторжения творческих манер возник удачный симбиоз. Андрею Лазарчуку, способному мастерски закрутить интригу и потом много-много страниц подряд держать читателя в напряжении, прежде недоставало фантазии адекватно «развязать» выигрышные сюжеты, и кроме того, писатель нередко впадал в угрюмство и гипертрофированную эмоциональность (недоброжелатель употребил бы в данном случае слова «надрыв» и «слезливость»). Михаилу Успенскому эти недостатки совершенно не были свойственны, зато имелись другие: юмористу милостью божьей, гению короткой новеллы, блистательного абзаца и безумно смешной репризы не всегда удавалось организовать свои выдумки в полноценное романное пространство. Фантазии у Успенского всегда находилось с избытком. Однако зачастую у автора не хватало дыхания, чтобы выстроить нелинейную и «долгоиграющую» фабулу, из-за чего даже в лучших романах о приключениях Жихаря (см.) повествование порой распадается на эпизоды, связанные меж собою больше авторским произволом, чем внутренней логикой…

Появление на свет писателя по фамилии Лазарчук-Успенский сняло многие проблемы. Прежде всего, в романе возник прочный фабульный костяк, скрепленный фигурой главного персонажа и выдержавший нагрузку непрерывных пространственно-временных отступлений. Автор-симбионт, щедрый на парадоксальные сюжетные ходы, разбрасывает их пригоршнями: мы отыщем в книге следы земной працивилизации – и «красную магию» ВКП(б), эликсир бессмертия – и тайный Совет Девяти, альтернативную историю (см.) России – и боевые свойства Тетраграмматона. Там, где иной фантаст окучивает многотомную эпопею, нашему автору неинтересно долго задерживаться, а хочется идти дальше и дальше. Однако при всем обилии отступлений и периферийных эпизодов (будь то путешествие героя на трансатлантическом лайнере либо пребывание его на Первом съезде советских писателей) среди них почти нет случайных: все так или иначе вписались в единую концепцию романа, обрамляя генеральную линию. Монументальность конструкции (явно заслуга Лазарчука) оказалась тут более чем кстати. Что же касается собственно борьбы агента-супермена-партизана-эзотерика-и-поэта Николая Гумилева с объявленными в заглавии чудовищами вида ужасного, то и она, эта борьба, представлена в книге с полагающимися натуре подробностями – зеленой чешуей, когтистыми лапами, огромными зубами и немигающими глазками (речь, конечно, идет о рептилии, а не о драконоборце). Причем сам Николай Степанович, убивая очередную тварь или отправляя на тот свет десяток-другой немецко-фашистских захватчиков, продолжает оставаться элегантным джентльменом и рыцарем.

От обвинений в спекуляции на расхожих темах книгу спасает необычайно легкая, ироническая, нередко фарсовая, а иногда попросту издевательская интонация, с какой автор всякий раз предупреждает о новом зигзаге сюжета. Юмор, унаследованный писателем-симбионтом от Успенского, не позволяет судить роман по всей строгости законов жанра научной фантастики (см.), более того, дает повествованию несколько дополнительных степеней свободы. Там, где любой автор, пишущий сугубо всерьез, споткнулся бы на пафосе или на чрезмерности фантастической атрибутики, Лазарчук-Успенский непоколебим и непобедим.

В нашем резерве остался еще один возможный упрек по адресу автора – кощунственное отношение к жизни и судьбе расстрелянного поэта Н. С. Гумилева. Но не будем забывать, что у писателя-фантаста (в отличие от писателя-реалиста) есть законное право продлить либо переосмыслить земное существование любой исторической личности; недаром такие популярные авторы, как Фармер («Мир Реки») или Пелевин («Чапаев и Пустота» – см.), с успехом воспользовались этим своим правом.

Первая книга цикла была блестящей. Второй роман соавторов, «Гиперборейская чума», вышел двумя годами позже и оказался на порядок хуже. Беда была не в том, что из числа действующих лиц пропал обаятельный рыцарь Гумилев, а в том, что начисто исчезла хоть какая-то сюжетная внятность. Число фантастических идей, задействованных походя, между делом и неизвестно для чего, превысило разумные пределы: если в мире, придуманном писателями, возможно все – без ограничений – и уже никого ничем не удивишь, то терялся драйв. Вдобавок ко всему огромное количество персонажей играли друг с другом в непонятные игры; фабула ускользала, логика растворялась в бесконечном мельтешении. Результатом стало лоскутное одеяло, которое конь и трепетная лань упорно тянули каждый на себя.

Критики назвали «Гиперборейскую чуму» досадной неудачей интересных авторов и понадеялись, что проект исчерпан. Но нет! Книга «Марш экклезиастов», написанная втроем, способна вызывать даже не раздражение, а тоскливое недоумение. Вот пример, как «умирают замыслы с размахом». Авторы решили, что все их творческие проблемы разом исчезнут, если в число героев вернется Гумилев и сотворит для почтеннейшей публики пару чудес. Но и придуманный Николай Степанович не смог спасти этот винегрет. Персонажей, сюжетных линий, намеков, отступлений (каждая – иным шрифтом, подчас абсолютно не читаемым) тут стало еще больше. Здесь и Конгресс тайных сил, и природные катаклизмы, и древний город (куда можно войти, но нельзя выйти), и машина времени (см.), и чаша Грааля, и революция в Швейцарии, и «новые русские» братки с бритыми затылками… «Не творческая игра с “вечными” сюжетами и мерцающими цитатами в книге доминирует, а калькирование и склеивание моделей, кем-то когда-то уже использованных», – констатировал в рецензии Андрей Немзер. По мнению Александра Гарроса, роман «рассыпается на блестки автономных аттракционов, местами удачных, а местами вовсе нет, но уж точно не выстраивающихся ни в какой логичный и стройный парад-алле: экклезиасты маршируют не в ногу и совершенно уже не ясно куда». «В “Марше экклезиастов” нет финала, а текст похож на нашинкованную капусту», – писал Владимир Березин.

Рецензенты были правы. Перед нами – уже не мозаика и даже не импрессионистское полотно, смысл которого понятен на расстоянии; в психиатрии все это именуется разорванностью мышления. Не будем винить в этих бедах нового соавтора: едва ли Ирине Андронати принадлежит главное дезорганизующее начало. В конце концов предыдущую книгу авторам удалось загубить без участия третьих лиц… Что поделать: некоторым произведениям «цикловость» противопоказана категорически. Все сказано в первой вещи, тиражировать – только портить. Фильм «Матрица» (см.) тому пример.