Красные Пинкертоны

Это направление в советской фантастике появилось в 20-е годы ХХ века и просуществовало примерно до середины 30-х: истории претворения в жизнь квазинаучных идей здесь рассказаны в авантюрно-приключенческой манере. Сам феномен «пинкертоновщины», то есть многотиражной беллетристики, возник в дореволюционной России и был отрефлексирован Корнеем Чуковским в статье «Нат Пинкертон и современная литература» (1908). Автор сравнивает «штучного» Шерлока с «конвейерным» Натом, не склонным к сантиментам. Для критика выпуски пинкертоновых «похождений» в ярких обложках «даже не литература, а жалкое бормотание какого-то пьяного дикаря». По мнению Чуковского, популярность этого чтива свидетельствует о смерти культуры в России, поскольку «это бормотание для миллионов душ человеческих сладчайшая духовная пища».

Критик поспешил. Лишь после октября 1917 года, когда вместе с гибелью старого уклада сломались и прежние механизмы воспроизводства культуры, а новые не были отстроены, литература «пинкертоновского» толка в России оказалась и впрямь востребованной. Те, кто вчера сетовал на вкусы «готтентота», легко расставались с интеллигентским чистоплюйством. Раз уж твердыни рушатся и скоро все перевернется вверх дном, то чего ж вы хотите от литературы? В 20-е годы не только в России люди жили, как на вулкане, и каждый день, открывая газеты, прикидывали: где и когда же рванет? В Англии бастовали горняки, веймарскую Германию охватил экономический кризис, обвешанная «гроздьями гнева» Америка неотвратимо погружалась в Великую депрессию, а Красная Армия была всех сильней. Многие ли писатели сумели оставаться в стороне от схватки, не проникнуться настроениями «бури и натиска»? При этом налет бульварщины в книжках эпохи социальных потрясений представлялся вполне оправданным и даже необходимым: перед «последним, решительным боем» новое вино вливалось – за отсутствием другой тары – пока еще в старые мехи.

О необходимости «коммунистического Пинкертона», в особенности для молодого читателя, в ту пору писал Николай Бухарин. Он ратовал за скорейшее создание «увлекательных романов» с «легкой, занятной, интенсивной фабулой» и советовал учиться у буржуазии: «Мы могли бы перещеголять всякого Пинкертона по увлекательности фабулы, по занимательности событий и т. д.». Сказано – сделано. Бывшие гимназисты, вчерашние поклонники Бодлера, Дорошевича и брошюрок о сыщике Путилине, были способны и эстетизировать агонию уходящего мира, изображая «красивых живчиков на красивых ландшафтах», и подтолкнуть социальный катаклизм на прокрустово ложе авантюрного романа – с перестрелками, погонями и роковыми красавицами. Крушение республики Итль (из одноименного романа Бориса Лавренева 1925 года) сопровождалось, например, роскошным «буржуазным разложением». Роман Мариэтты Шагинян – под псевдонимом Джим Доллар – «Месс-менд, или Янки в Петрограде» (1924), созданный с таким легкокрылым молодым нахальством, что и сегодня читается не без удовольствия (правда, уже как пародия), не мог обойтись без передовых рабочих Мика Тингсмастера и Лори Лэна, перерастания империалистической войны в гражданскую, а также красных сыщиков-любителей, мафиози и «пещер Лехтвейса» разной степени глубины.

Чаще всего такой бульварный «гарнир» прилагался к какому-нибудь военному изобретению – новому смертельному газу, чудо-взрывчатке, «лучам смерти» – или к какой-либо мировой катастрофе. Даже ироничный европеец Илья Эренбург не преминул в романе «Трест Д.Е.» (1923) заложить под старушку-Европу гремучий фугас из дьявольской смеси «Коммунистического манифеста», Шпенглера и «Рокамболя».

Подробно о советской «пинкертоновщине» рассказано в статье Рафаила Нудельмана «Фантастика, рожденная революцией» в третьем выпуске сборника «Фантастика-1966» (см. Фантастика). Критик пишет о «гибридности» жанра и о том, что мы бы сегодня назвали гипертрофированной коммунистической ангажированностью автора. Такая литература, подчеркивает Нудельман, была «откровенным выражением отчетливо сформулированного «соцзаказа»; его буйно-приключенческий сюжет, перебрасывавший героев с одного континента на другой, неизменно завершался картинами мировой революции, в приближении которой решающую роль играли похождения героев».

Помимо названных выше произведений, к числу книг этого направления можно отнести «Катастрофу» (1927) Якова Окунева, «Долину смерти (Искатели детрюита)» (1925) Виктора Гончарова, «Повелителя железа» (1924) Валентина Катаева, «Иприт» (1925) Всеволода Иванова и Виктора Шкловского, «Аппетит микробов» (1927) Анатолия Шишко и др., в том числе упомянутый в статье о Буриме фантастическом коллективный роман «Большие пожары» (1927). Впрочем из-за авторской торопливости, размашистости и сиюминутности девять десятых подобных книг не пережили своего времени. Избежал забвения единственный роман – и то лишь потому, что автор, будущий классик советской литературы, выстроил «пинкертоновскую» книгу по законам добротной русской реалистической прозы. Имею в виду всем известный роман «Гиперболоид инженера Гарина» (1927) Алексея Толстого.