Глава 5. Казна "Азиатской дивизии"

Глава 5. Казна "Азиатской дивизии"

…Очень много разговоров ходит про так называемую "казну Азиатской дивизии" — до сих пор не найденный легендарный клад времен гражданской войны. Клад этот был якобы спрятан где-то в монгольской степи на границе с Манчжурией в 1920 году известным "белобандитом" генералом-бароном Унгерном, когда после неудавшегося рейда на Верхнеудинск (Улан-Удэ) его дивизия была разбита красными частями Дальневосточной армии, и этот неудавшийся полководец с остатками своего воинства, преследуемый по пятам настырной вражеской конницей, поспешил скрыться в соседнем Китае. Однако скрыться Унгерну не удалось — входившие в его отряд монголы изменили своему предводителю и сдали красным. 15 сентября 1921 года барона расстреляли в Иркутске, но, как утверждается, казна его "Азиатской дивизии", состоявшая из не менее полутора тонн золота и драгоценных камней, в большинстве своем отбитых у китайцев во время завоевания Монголии и взятия ее столицы Урги (ныне Улан-Батор), исчезла бесследно.

Барон Роман Унгерн фон Штернберг

Самая живучая легенда о местонахождении клада Унгерна гласит, что после того, как красные в погоне за остатками "Азиатской дивизии" вторглись из Забайкалья на территорию Монголии и привезли с собой в Ургу новое монгольское "Временное народное правительство", барон решил прорываться в Китай, чтобы попытаться договориться с англичанами и создать взамен уничтоженной дивизии новое войско. Красные буквально висели на хвосте Унгерна, и тогда было решено припрятать казну в укромном месте и уходить налегке.

Столица Монголии Урга

"…Подъесаул Камет Ергонов был одним из немногих, кому барон мог полностью и безоговорочно доверять. — пишет в своей книге "Из истории российского кладоискательства" доктор исторических наук П.Р.Рачковский. — Подсчитав варианты, Унгерн поручил ему осуществить план сокрытия казны, состоявшей на данный момент из 26-ти пятидесятикилограммовых ящиков с золотом. Задача была очень трудной, и даже невыполнимой, но Ергонов был уверен в успехе, так как знал места, по которым проходило отступление, как свои пять пальцев. По плану подъесаулу предстояло доставить золото в китайский Хайлар, а оттуда на поезде — в Харбин. Но это был лучший из вариантов, потому что ни Унгерн, ни Ергонов не питали иллюзий, что тяжелонагруженному каравану удастся оторваться от преследующей красной конницы и дойти хотя бы до китайской границы. Потому на карте, которая была у бурята, было отмечено несколько мест на пути следования, где можно было укрыть казну Дивизии в случае опасности ее захвата.

Ночью несколько десятков верных Ергонову во главе с ним самим солдат-бурятов быстро собрались и отбыли в неизвестном направлении. Через несколько дней они были замечены в одном из глухих бурятских улусов, где поменяли уставших лошадей, и не останавливаясь на отдых, проследовали в сторону китайской границы. Еще через время значительно поредевший отряд наткнулся на конный разъезд красных, патрулировавший в нескольких верстах к северу от озера Буйр-Нур, но беглецам удалось уйти. Красные пустились в погоню, но она закончилась безрезультатно. Только через несколько дней им снова удалось обнаружить этот отряд, пытавшийся прорваться в Китай. В завязавшейся перестрелке все беглецы были убиты. В одном из убитых опознали ближайшего помощника барона Унгерна — подъесаула Ергонова. Когда стало известно о миссии Ергонова, были предприняты поиски спрятанной им казны "Азиатской дивизии", но все было тщетно".

…С тех пор прошло немало лет, и также немало самых разнообразных экспедиций занимались поисками золота барона Унгерна, но никто так и не смог заявить об успехе этих поисков. Распространены также версии, что никакого клада на самом деле не существовало, потому что Унгерн к моменту своего разгрома был самым настоящим политическим и финансовым банкротом, от которого отвернулись даже прежде щедрые по отношению к нему англичане, и потому прятать ничего не мог. Наиболее правдоподобной является версия, что все золото, которое имелось у барона, он с собой в походы не брал, а хранил основную часть казны своей дивизии в одном из монастырей священного города буддистских монахов-лам Гандана. И этого золота там было не "несчастные" полторы тонны, а по меньшей мере в двадцать раз больше!

Этой версии придерживается известный бельгийский ученый-востоковед Шарль Стеллер. Раздобытые этим исследователем документы и прямо, и косвенно свидетельствуют о том, что за год военных действий против оккупировавших Монголию китайцев Унгерн захватил у них поистине неисчислимые богатства, большинство из которых те, в свою очередь, награбили в монгольских монастырях под видом военной контрибуции. Кроме того, Унгерну в "наследство" от небезызвестного "преемника Верховного правителя Российского государства адмирала Колчака" — атамана Семенова, досталось и похищенное из "золотого эшелона"[209] на перегоне Нижнеудинск — Иркутск в январе 1920 года золото в количестве 55 пятидесятикилограммовых ящиков. По мнению Стеллера, общее количество золота, которым распоряжался Унгерн во время своей "монгольской кампании", равнялось 20–30 тоннам, но не следует забывать и о большом количестве драгоценных камней, которые являлись личным капиталом барона, и которые тот получил от монгольского императора Богдо Гэгэна в качестве вознаграждения за освобождение своей персоны из китайского плена и возвращение ему власти над всей Монголией,[210] а также от многих монгольских магнатов, которые уповали на барона, принявшего буддизм, как на защитника своих интересов в условиях экспансии коммунистических идей из красной России. Сами понимаете, таскать такие "тяжести" за армией не только вряд ли возможно, но и крайне неразумно. Для того, чтобы обеспечить нужды армии в походе, вполне достаточно ничтожной доли этого богатства, и если поверить в то, что заявленные доктором П.Р.Рачковским 26 пятидесятикилограммовых ящиков с золотом, которые Унгерн во время отступления доверил заботам своего подручного Ергонова, и на самом деле являются той "ничтожной частью", то возникает вполне закономерный вопрос: куда же тогда в таком случае подевалась основная часть "казны Азиатской дивизии"?

Между тем ларчик, что называется, открывается просто. Об этом нам могут рассказать как и требующие серьезной проверки источники, так и официальные документы, которые подвергать проверкам не обязательно. Правда, информация, содержащаяся в последних, зачастую настолько зашифрована, что понять ее правильно способен только специалист, но тем не менее и не особо искушенный в подобных делах исследователь может открыть для себя кое-что интересное. Для начала следует остановиться на событиях, которые сопровождали установление в Монголии Советской власти. В самом начале 1921 года в Ургу, спешно оставленную изрядно потрепанными войсками Унгерна, вступили части экспедиционного корпуса Дальневосточной Красной Армии под командованием комкора К. Неймана. В тот же день там же объявилось и так называемое Временное народное правительство во главе с новоявленным "вождем всего монгольского народа", двадцативосьмилетним авантюристом из Урги Сухэ-Батором,[211] которого большевики выбрали в качестве проводника идей марксизма-ленинизма в стране отсталых пастухов и жадных буддистских монахов. Очень быстро Сухэ-Батор сделал из Временного правительства постоянное, и приступил к наведению в стране новых, социалистических порядков. Но с этим неожиданно вышла досадная закавыка.

Сухэ-Батор

…Еще во время формирования нового монгольского рабоче-крестьянского правительства, которое происходило в Кяхте, старинном городе русских переселенцев на границе русского Забайкалья с Монголией, советское руководство пообещало Сухэ-Батору передать этому правительству часть средств, которые будут захвачены у белогвардейцев после их окончательного разгрома, в том числе упоминалась и "казна Азиатской дивизии". Когда Урга была взята и остатки неприятельских войск были вытеснены в Китай, все трофеи и на самом деле были оставлены братьям-монголам, однако ни крупицы золота эти братья от своих благодетелей-покровителей так и не получили. Когда Сухэ-Батор обратился за разъяснениями по этому поводу лично к "дальневосточному диктатору" Блюхеру, тот только пожал плечами, заявив, что проклятый Унгерн, которого красные накануне захватили с помощью подкупленных гвардейцев-монголов "неуловимиого" барона, не хочет выдавать тайны своих сокровищ, и потому "младшему брату" придется подождать.

Унгерн же, оперативно переправленный чекистами в Иркутск, а затем в Новониколаевск (Новокузнецк), и на самом деле подвергался мощному физическому и моральному давлению, но народная молва упорно твердит о том, что чекисты от упрямого барона ничего не добились, за что, разозлившись, и расстреляли его в середине сентября того же года. К этой версии следует относиться весьма скептически, потому как истина, заложенная в ней, явно противоречит практике большевистских спецслужб тех лет, первейшей задачей которых при захвате потенциальных богачей было не уничтожение их, а последовательная (если нужно, то и длительная) обработка на предмет выявления припрятанных сокровищ. В случае с Унгерном большевикам уже некуда было спешить, как в случае с царем Николаем Вторым, например, тем более что дело касалось не кучки золотых монет, зарытой в огороде под кустом смородины. Тем странней выглядит поспешная ликвидация этой потенциальной "курицы", так и не снесшей "золотого яйца". Как бы сильно Унгерн не ненавидел большевиков и как бы сильно он им не доверял, но он все же смог бы поверить их обещаниям сохранить ему жизнь в обмен на золото, тем более что на допросах, согласно дошедших до нас сведениям, речь шла о посредничестве представителя иностранной державы, в данном случае американцев, у которых с Советами уже установились доверительные отношения и которые надеялись получить с этого дела свои комиссионные.

Однако чекисты, если верить другим документам, справились со столь сложной задачей сами и без помощи недешевых посредников. Вероятно, они все же развязали несговорчивому барону язык, не связывая себя с ним какими-либо обещаниями, и даже не прибегая, как это ни странно утверждать, к пыткам. У большевиков специально для таких случаев имелся метод покруче утомляющих допросов с пристрастием — этот метод был рожден в недрах Спецотдела ОГПУ под руководством его главы Глеба Бокия, и имел несколько необычную для понимания обыкновенного человека природу. Короче, этот метод заключается в так называемом психотронном воздействии на испытуемого человека с целью принудительного изъятия из его мозга интересующей дознавателей информации, и может считаться дальнейшим развитием эффекта телепатии, над окончательной доводкой которого тогда много и упорно работал знаменитый русский (и советский) профессор Бехтерев. Одним из самых результативных сподвижников гениального ученого был Бернард Кажинский, который и преподнес в дар Бокию многократно опробованный им еще с 1918 года в петроградском Институте Мозга метод дознания не желающих делиться информацией преступников. У Кажинского, в свою очередь, имелось немало не менее талантливых ассистентов, и одним из них был некий Владимир Сагилевич, который еще до первой мировой войны неоднократно демонстрировал на публике возможности не только телепатической мысли на расстояние, но и передвижения предметов при помощи этой мысли (так называемый телекинез). И пусть кто-то твердит о том, что и Бокия, и Сагилевича расстреляли в 1937 году за то, что они столько лет морочили голову Сталину всякой мистикой и хиромантией, добившись потрясающих результатов только на бумаге, но кто толком сможет объяснить тот факт, что за полторы недели до суда над томящемся в чекистской темнице бароном Унгерном в Новониколаевск прибыли именно две эти личности. Визит был зафиксирован документально, была объяснена и причина прибытия — инспекция состояния дел Сибирского бюро ЦК РКП(б) в связи с начавшимися крестьянскими волнениями в этом регионе.

Глеб Бокий

Вообще-то причина эта выглядит правдоподобно, только не в той части, где оговаривается участие в этой инспекции Сагилевича. Сагилевич был научным работником, а не чекистом или партийным функционером. Конечно, высокое начальство вольно брать с собой в путешествия кого ему заблагорассудится, но необходимо согласиться с тем, что рационального объяснения присутствия одного из ведущих парапсихологов страны в одном месте с потенциальным "клиентом" именно его ведомства никто никогда публике не представлял. Поспешный расстрел Унгерна в новониколаевской тюрьме 15 сентября 1921 года служит косвенным подтверждением тому факту, что Сагилевичу удалось "разговорить" опального миллиардера и передать чекистам тщательно скрывавшуюся им тайну.

Теперь возникает вопрос о том, как воспользовались большевики полученной от Унгерна информацией. Очень просто. В октябре того же года, когда Сухэ-Батор уехал в Москву жаловаться Ленину на обманувшего его Блюхера, к стенам священного Гандана подошли возвращавшиеся с рейда по приграничным землям регулярные части 27-й конно-стрелковой дивизии Дальневосточной Красной армии под командованием А.Дягура. Под видом проведения "зачистки" города от "белогвардейских шпионов" красные приступили к планомерному обыску местных монастырей, но вскоре бросили это неблагодарное занятие и тихо ретировались. Официальная версия твердит, что красные просто испугались дипломатических осложнений, потому что возмущенные такой бесцеремонностью монгольские монахи обратились за заступничеством к англичанам, имевшим в те годы на дальневосточном театре немалый вес. Однако эта версия оспаривается другой версией, не менее интересной, которая подтверждается рассказами многих участников тех событий. Дягур, получивший указание самого Блюхера не возвращаться без "казны Азиатской дивизии", сданной Унгерном на хранение настоятелю самого крупного монастыря Хара-Байян — ламе Замдзину Боло, имел на руках самые точные данные и обнаружил сокровища сразу, но скорее всего он просто договорился с ламой о возврате золота, и тот решил, что с новой властью лучше не спорить. Один из участников того "освободительного" похода, старший писарь Самуил Иссерсон, уроженец Эстонии, спустя много лет после описываемых событий поведал одной таллиннской газете о том, что при возвращении армии домой ее обоз увеличился более чем на полсотни подвод, и эти новые подводы охранялись специальным отрядом чекистов, которые не подпускали посторонних к ним на несколько десятков метров. Всякие сплетни вокруг содержимого этих подвод пресекалось самым жестоким образом, но все же упорные слухи о том, что в обозе везли награбленные у монахов драгоценности, оказались чересчур живучими.

* * *

Итак, в свете всего вышеизложенного можно вполне определенно говорить о том, что советский шпионаж в странах Дальнего Востока в межвоенный период имел мало общего с интересами нового большевистского государства в целом. С присоединением так называемой "марионеточной" Дальневосточной республики к Советской России в 1922 году относительная самостоятельность дальневосточных наместников от московского руководства не претерпевала сколько-нибудь заметных изменений, и только с "падением" Блюхера в 1938 году Сталин кое-как подчинил вторую половину своей империи возглавляемому им Центру. Целых 16 лет руководство Дальневосточного НКВД самым натуральным образом водило за нос Сталина, оскорбляло его самолюбие и унижало его достоинство, пытаясь определять всю восточную политику СССР самостоятельно, оно покупало и продавало китайских и японских политиков и военачальников на вес и объем живой массы и требовало для себя самых немыслимых привилегий. Все конфликты и даже войны на окраине империи были развязаны Блюхером и его приспешниками в ущерб великой большевистской идее и не были оправданы ни политической, ни экономической, ни военной или какой-либо другой необходимостью. Советская разведка в Китае и Японии проявила натуральную неспособность к ведению оперативной работы, а создание кое-какого подобия заграничных резидентур стало возможным только благодаря тотальному подкупу традиционно продажных разведок и контрразведок восточных государств. Провал попытки коммунистического переворота в Китае в 1927 году и последующий захват Маньчжурии японцами — дело рук Блюхера, посчитавшего, что положение "защитника границ первого в мире коммунистического государства от поползновений западных империалистов и восточных националистов" гораздо выгоднее роли простого "соседа дружественного Китая". Вспомним, что своей известностью легендарный командарм был обязан вовсе не своим победам на полях сражений Гражданской войны, а именно роли "диктатора Дальнего Востока". Сталин в конце концов посчитался с ним за своеволие, но все могло быть гораздо серьезней — возможно, Блюхер и на самом деле метил на место "отца народов" в Москве, и потому вся его деятельность на поприще "усмирителя воинствующих китайцев и зарвавшихся японцев" могла иметь целью расчистить себе путь к этому посту самыми радикальными методами. Многих подробностей мы, скорее всего, уже не узнаем никогда, но тот факт, что вся дальневосточная разведка на протяжении долгих 16 лет являлась не орудием против несуществующих врагов, а всего лишь аргументом в пользу компетентности Блюхера как возможного главы государства, сейчас оспорить достаточно трудно.

Ходят упорные слухи, что в этот период у Сталина на Дальнем Востоке имелся только один альтернативный блюхеровской "разведке" шпион — это был знаменитый Рихард Зорге, который, работая в Китае, а затем и в Японии, держал своего московского шефа в курсе всех замысливаемых его "владивостокским конкурентом" планов и махинаций. Это вполне походит на правду, особенно учитывая, как Сталин обошелся со своим неординарным информатором — когда опасность в лице строптивого "диктатора" миновала, сатрап решил разделаться с Зорге также, как он разделывался и со многими другими неоправданно хорошо осведомленными о его планах и методах подручными, а когда ему это не удалось, то попросту "сдал" Зорге японцам, воспользовавшись услугами доставшегося ему в "наследство" от Блюхера Доихара Кендзи (вспомним, что Зорге в конце концов был казнен японцами как английский шпион, хотя на допросах твердил о своей любви именно Сталину).

Однако Сталину после разгрома "дальневосточной оппозиции" так и не удалось наладить в Китае и Японии действительно боеспособную разведку, потому что за те "гроши", которыми вполне довольствовалась вся остальная советская шпионская резидентура по всему миру, ни "жадные китайцы", ни "хитрые японцы" продаваться не захотели. Басня о том, что Москву зимой 1941-го спасли какие-то мифические "сибирские дивизии", снятые с советско-маньчжурской границы благодаря переданной Зорге информации о "южном направлении" японской агрессии, была пущена в оборот более поздними "летописцами", чтобы сделать из Зорге, этого известного по всей Японии скандалиста и бабника по заказу обиженного на Сталина Хрущева полноценного Героя Советского Союза. На самом же деле Сталин, не имея своих глаз и ушей в этом "танкоопасном" регионе, всю войну держал столько армий, сколько хватило бы на то, чтобы завоевать всю Юго-Западную Азию с Австралией впридачу. Если он верил Зорге, который шпионил за своими соотечественниками, то он не верил Зорге, который оказался способен на нечто большее. Достоинств этого неординарного авантюриста никто не сможет умалить, в конце войны Сталин понял, что Зорге вовсе не намеревался его обманывать, сообщив о японских планах и возможностях настолько точно, насколько это не смогли бы сделать даже сами японцы, но все это даже в самые критические месяцы войны не имело никакого значения. Запущенная когда-то машина без надзора ее создателей сломалась — Япония все же была разгромлена, а Китай наконец стал коммунистическим. Правда, со временем это обернулось более реальными угрозами СССР со стороны оккупировавших Империю восходящего солнца американцев и непокорного "маленького китайца" Мао Цзедуна, но на этом месте эту страницу советского шпионажа на Дальнем Востоке пора закрывать — нас ждут другие истории.