Глава 13. Каплан против Девиса и Хьюза

Глава 13. Каплан против Девиса и Хьюза

…Второе письмо, пришедшее к Кремнеру после публикации в "Military Profile Technology", касалось одного факта, с которого, по сути, и началось расследование Берлитца и Мура по "Филадельфийскому эксперименту", и пришло оно от человека, который своего имени скрывать не думал, и даже указал свой почтовый адрес для ответного послания, хотя честно предупредил, что помимо изложенного в письме ему добавить больше нечего. Это был бывший летчик морской авиации США Винсент Каплан, который утверждал, что лейтенанты ВВС Джеймс Дэвис и Аллен Хьюз, которые фигурируют в книге Берлитца и Мура "Филадельфийский эксперимент" в качестве свидетелей рассказа некоего незнакомца, пострадавшего, по его собственным словам, в 1943 году в ходе эксперимента, проведенного военными в доках Филадельфии — отъявленные лгуны, потому что никакого незнакомца не встречали, никакого рассказа не слышали, а все выдумали в погоне за дешевой сенсацией, которую намеренно подсунули таким именитым фальсификаторам как Берлитц и Мур, чтобы прославить свои имена в истории — как известно, об этом мечтает каждый американец. Было тут кое-что еще, но это, по мнению Каплана, можно было принимать во внимание далеко не в первую очередь — речь шла о реабилитации отца Джеймса Дэвиса, старого ветерана, умершего в 1955 году с репутацией выжившего из ума одержимого навязчивой идеей смутьяна. Каплан знал Дэвиса и Хьюза лично, и потому мог судить об их намерениях со всей определенностью. Его версия показалась Кремнеру достойной внимания, потому что некоторые приведенные Капланом факты можно было без особых усилий проверить, к тому же они настолько дополняли собранные Кремнером ранее сведения, что сомневаться в их состоятельности можно было только лишь с огромным трудом. Вкратце дело выглядело так.

По версии Берлитца и Мура, Джеймс Дэвис и Аллен Хьюз были летчиками-истребителями, проходившими стажировку на авиабазе Стоун-Лейк, расположенной возле Колорадо-Спрингс в окрестностях Скалистых гор. В один прекрасный день поздней осенью 1970 года они вдвоем отправились погулять в близлежащий мемориальный парк, прихватив с собой фотоаппарат. Когда начало смеркаться, Хьюз принялся фотографировать Луну, а Дэвис присел на скамейку, чтобы отдохнуть. Неожиданно к нему подсел один из посетителей парка, которого Дэвис сначала принял за попрошайку — настолько неопрятно тот был одет — и заговорил с летчиком. Сначала разговор крутился вокруг нелегкой службы в армии, затем незнакомец сообщил, что тоже когда-то был офицером, только не в армии, а во флоте, и вытащив из кармана бумажник, показал Дэвису потрепанное и давно устаревшее удостоверение капитана 2-го ранга, датированное 1943 годом.

"— Они там втянули меня в какую-то авантюру, — отрешенно проговорил незнакомец, — а потом меня же и выгнали, сославшись на то, что я якобы сошел с ума. Но во всем виноват этот проклятый эксперимент — я просто не выдержал чертовой нагрузки, вот меня и вышвырнули, как паршивую собаку.

Дэвис заинтересовался.

— О каком таком эксперименте вы говорите? — оживленно спросил он, придвинувшись ближе.

— Невидимость. — ответил незнакомец. — Они хотели, понимаете, сделать невидимым целый корабль! Представляете, какая великолепная была бы маскировка, если бы все получилось так, как было задумано с самого начала! Впрочем, оно и получилось, но только лишь с железякой, я имею в виду сам корабль… А вот команда пострадала. С живыми людьми что-то не сработало — мы все просто не выдержали силового поля, которым на нас воздействовали.

Дэвис никогда не слышал про эксперименты, связанные с невидимостью, и потому попросил более детальных разъяснений. Незнакомец охотно продолжил.

— Это была так называемая "электронная маскировка". - сказал он. — Понимаете, маскировка крупного военного объекта, достигаемая с помощью неких силовых полей, которые в науке принято называть "пульсирующими". Уж я не знаю, что за энергию эти экспериментаторы использовали, но мощность была зверская. А мы не смогли этого вынести — ни один из нас. Всем досталось, хотя последствия были самые разные. У одних после того, как все закончилось, просто двоилось в глазах, другие долго хохотали и шатались, как пьяные, а кое-кто свалился в обморок. У некоторых попросту "поехала крыша" — они утверждали, что попали в какой-то другой мир, и в этом мире они видели странных неземных существ, и даже общались с ними! Несколько матросов даже умерли, но достоверно сказать об этом не могу, во всяком случае никто их потом больше не видел. Тех же, кто выжил, попросту списали как психически неуравновешенных и непригодных к дальнейшей военной службе. Матросам-то, может, это было только на руку, тем более во время войны, но я — морской офицер, всю жизнь мечтал дослужиться до адмирала, и на тебе — в самом начале блестящей карьеры отправился в отставку!

Тем временем Хьюз закончил фотографировать Луну и подсел к беседующим. Дэвис пересказал приятелю услышанное от незнакомца, и тот тоже заинтересовался.

— Значит, вы считаете, что командование объявило всех вас невменяемыми именно из-за того, что эксперимент провалился? — переспросил Хьюз.

— Именно так, и никак иначе. — утвердительно ответил собеседник. — Именно так они и поступили. Для начала всех нас, разумеется, изолировали на пять месяцев, якобы для отдыха — так они сообщили всем заинтересовавшимся. И еще, надо полагать, чтобы втемяшить в наши головы, будто ничего подобного с нами никогда не случалось. Во всяком случае всех нас заставили подписать бумаги о неразглашении государственной тайны, Хотя, конечно, даже если бы кто-то из нас и принялся вопить после освобождения о случившемся на ближайшем углу, никто бы все равно не поверил в подобную историю.

Он замолчал, словно что-то обдумывая, а затем обреченно спросил:

— Ну хоть мне-то вы верите? Скажите, вы хоть сколько-нибудь верите тому, что я вам сейчас рассказал?

Лётчики неуверенно молчали, не зная, что сказать, затем Дэвис промолвил:

— Уж не знаю, как и быть. История и впрямь невероятная. Прямо фантастика какая-то.

Друзья многозначительно переглянулись, и незнакомец, уловив эти взгляды, кивнул и с горечью проговорил:

— Да, понимаю. Что и говорить, хитро было всё придумано. Кто же поверит официально освидетельствованному сумасшедшему? И все же клянусь, всё, что я вам рассказал сейчас — чистая правда".

После этого незнакомец переменил тему, но разговор не клеился, и вскоре они расстались. Дэвис и Хьюз отправились на свою базу, уверенные на все сто, что незнакомец был отменным выдумщиком, и вся эта его "чистая правда" — один из многих способов ненужных никому стариков хоть ненадолго завладеть вниманием вечно спешащей куда-то молодежи. Однако прошло 8 лет, и Дэвису на глаза попалась вышедшая незадолго перед этим книга Чарльза Берлитца под названием "Бермудский Треугольник", в которой он обнаружил упоминание о так называемом "Филадельфийском эксперименте", якобы имевшем место во время второй мировой войны — многие сведения, приведенные в этой книге, подтверждали рассказ незнакомца в парке Колорадо-Спрингс о попытках военных экспериментаторов придания невидимости конвойному эсминцу вместе с экипажем путем использования неких силовых полей. Дэвиса настолько поразило это совпадение, что он поспешил связаться с Берлитцем и рассказать ему о событии восьмилетней давности, когда он впервые узнал об этом самом "Филадельфийском эксперименте". Соавтор Берлитца, Уильям Мур, не поленился и разыскал бывшего сослуживца Дэвиса — Аллена Хьюза, и тот подтвердил рассказ своего друга, сожалея, правда, что в тот момент они не настолько заинтересовались выдумками выжившего из ума старика, чтобы записать его имя и координаты.

Выжав из столь "ценных" свидетелей всю нужную им информацию до последней капли, Берлитц и Мур приступили к созданию своего самого знаменитого, пожалуй, шедевра. Однако Винсент Каплан, который ознакомился с "Филадельфийским экспериментом" после его завершения и поступления в широкую продажу, был несколько не согласен с версией авторов, но разоблачать их тогда и не подумал, так как был истинным американцем, и всю жизнь считал, что каждый имеет право зарабатывать свой кусок хлеба с маслом как умеет, если, конечно, дело не доходит до посягательства на его личный, Винсента Каплана, кусок. В случае с "Филадельфийским экспериментом" бывший морской летчик мог быть спокоен, но когда ознакомился с публикацией Кремнера в "Military Profile Technology", он вспомнил старые обиды, полученные некогда им, боевым ветераном, от штабных бюрократов, которые использовали свои высокие посты для разворовывания казны, не рискуя при этом своими головами на передовой, было ли это на фронтах второй мировой, в Корее или во Вьетнаме. Конечно, писал Каплан Кремнеру, он лично и не надеялся на то, что своим маленьким "разоблачением" способен хоть как-то изменить положение с коррупцией, царящей в высших эшелонах власти, но свое веское слово сказать все же обязан.

"…Начнем с того, — заявил он в своем письме, — что Джеймс Дэвис и Аллен Хьюз носились с идеей придания визуальной невидимости военным кораблям и самолетам еще задолго до того, как повстречали эту мифическую жертву "Филадельфийского эксперимента" в парке Колорадо-Спрингс в 1970 году. Джеймс Дэвис жил в моем родном городе — Филадельфии, и был другом детства моего сына Джорджа. Отец Джеймса, Стивен Дэвис, во время войны был матросом на флоте, и вернулся домой в 1943 году психически ненормальным человеком. Причиной этой болезни послужил случай, когда японские самолеты потопили его корабль в Коралловом море у берегов Австралии, и из всего экипажа спасся только он один. Несколько суток Стивен Дэвис проплавал в море на спасательном плоту, изнывая от жары и жажды, неоднократно подвергался нападению акул, его неоднократно проносило мимо каких-то островов, к которым направить свой потерявший управление плот Дэвис был не в силах, над головой неоднократно пролетали самолеты, и свои, и японские, но спасать умирающего моряка никто и не думал, пока его не подобрал туземец, проплывавший мимо на своей утлой пироге. Можно только представить себе, какие изменения в результате этой вынужденной одиссеи может претерпеть психика выжившего всем смертям назло человека, но самое главное, как оказалось впоследствии, заключалось в том, что Дэвис сошел с ума еще до того, как остался с океаном один на один. Самым страшным испытанием, как признался он своему сыну после возвращения (а тот рассказал моему), было нападение на его корабль японской авиации. В середине лета 1942 года американский эскадренный миноносец "Джарвис" участвовал в прикрытии высадки американского десанта на Гуадалканал, был поврежден торпедой, сброшенной с японского самолета, и 8 августа отбыл с места боевых действий своим ходом на ремонт в Сидней. Около полудня следующего дня, поведал Дэвис-старший, над хромающим в одиночестве кораблем появился внезапно вынырнувший из-за облака японский разведывательный самолет, который сбросил бомбу, попавшую прямо в мостик и разворотившую находившуюся под ним радиостанцию, причем погибли капитан и старший радист. Через несколько часов не успевший скрыться эсминец настигли несколько вражеских пикирующих бомбардировщиков, наведённых разведчиком, и они принялись методически разрушать попавший в ловушку корабль. Лишившиеся возможности вызвать по радио на подмогу свои истребители с ближайшей базы, моряки "Джарвиса" приняли неравный бой с самолетами противника, но исход был предрешен, хотя он и затянулся на неопределенное время. Японские бомбы одна за другой попадали в корпус несчастного корабля, не имевшего в виду повреждения двигателей возможности развить достаточный для уклонения от атак ход. Они, правда, не смогли поразить жизненно важных для живучести центров эсминца, но каждый новый град осколков уносил жизни все новых и новых членов команды, и залитые кровью палубы стали напоминать сущий ад. Постепенно зенитки были вынуждены снизить темп стрельбы ввиду нехватки снарядов и патронов, тогда как японские самолеты прилетали снова и снова. Позже выяснилось, что японцы посылали на уничтожение "Джарвиса" неопытные экипажи из числа новоприбывших на фронт (для "натаскивания" в условиях, так сказать, приближенных к боевым), иначе с американским кораблем давно было бы покончено. Это могло продлевать агонию корабля до бесконечности, но, к счастью, наступила ночь, и кошмары на время прекратились. Но только на время. Ночью эсминец атаковала японская подводная лодка, и торпеда попала в машинное отделение. "Джарвис" остановился окончательно, но у субмарины, видимо, не было больше торпед, а приблизиться к эсминцу, чтобы расстрелять его из пушек, японцы не решились. Отремонтировать за ночь двигатели корабля не удалось, и потому когда утром японские самолеты вернулись, неподвижный американский корабль представлял для них прекрасную учебную мишень. Правда, и с этой атакой японцам не повезло, потому что шквал огня остатками боезапаса из нескольких исправных зенитных автоматов не позволил бомбардировщикам как следует прицелиться. В конце концов японскому командованию надоела эта затянувшаяся игра в "кошки-мышки", и оно прислало на смену новичкам всего лишь один торпедоносец, но без сомнения ведомый опытным специалистом. Японский ас легко уклонился от зенитного огня и с ювелирной точностью положил торпеду в левый борт "Джарвиса" как раз в том месте, где сходились особо важные технологические узлы. Агонии не было — эсминец разломился на две части и ушел под воду еще до того, как успел опасть фонтан от мощного взрыва. Нескольких спасшихся с него моряков японец расстрелял из пулеметов, и на всякий случай сбросил в воду еще с десяток пакетов с приманивающим акул веществом — это было "новое оружие" японцев, которое они частенько применяли для того, чтобы с потопленных ими кораблей не спасся ни один вражеский моряк или солдат. Каким чудом он увернулся от пулеметов кровожадного японского летчика, Стивен Дэвис не смог рассказать, как не смог в подробностях рассказать и о своем многодневном путешествии по волнам пустынного тропического моря. Он лишь запомнил тот ужас, с каким экипаж обреченного "Джарвиса" ожидал каждой новой атаки японских самолетов. Как назло, в те дни в районе боя стояла отличная погода, и моряки эсминца прямо-таки сходили с ума, вымаливая у глухого Всевышнего хоть часок ненастья, которое смогло бы скрыть израненный корабль от смертоносных крылатых хищников и оградить их от этого беспрерывного кошмара. Когда Дэвис вернулся домой, он вполне серьезно убеждал своего сына в том, что американские ученые уже давно изобрели прибор, который мог делать невидимыми для врага военные корабли, но так как скорое окончание войны в планы американского правительства никак не входило, то это изобретение намеренно было похоронено в недрах секретных военных ведомств, и хотя источников такой потрясающей своей осведомленности в военных секретах Стивен Дэвис никак объяснить не мог, было видно, что он верит в это так, как религиозный фанатик верит в существование Господа Бога. Спустя некоторое время после своего возвращения Дэвис принялся бомбить руководство вооруженных сил США письмами с угрозами подать на него в суд за преднамеренное сокрытие важного военного открытия, параллельно он разослал требования обуздать военных в Конгресс, Верховный суд и еще множество правительственных контор, но всё это закончилось в 1944 году, когда Дэвиса задержали в Филадельфии, где он устроил дебош в воротах военной базы, требуя допустить его в док, где якобы находился самый главный научно-исследовательский центр по испытанию невидимых кораблей. Несчастного упрятали в сумасшедший дом, откуда выпустили только после войны, но он не угомонился, хотя не был уже так категоричен в своих утверждениях. Дэвис-младший рассказывал моему сыну Джорджу, что его отец рассказывал, в свою очередь, ему самому о том, что он якобы встречался с людьми, которые пострадали во время одного из испытаний в результате халатности обслуживающего персонала: в аппарат, предназначенный для воздействия на испытуемый корабль магнитного излучения, по утверждению Стивена Дэвиса, случайно было подано повышенное напряжение, и из-за этого в организмах облученных членов экипажа произошли необратимые изменения на молекулярном уровне — некоторые из них исчезли без следа, некоторые обрели способность проходить сквозь стены, некоторые сгорели спустя время после окончания неудачного эксперимента синим пламенем прямо на улице на глазах многочисленных очевидцев… Дэвис разговаривал с одним матросом эсминца, на котором, по его словам, произошла авария в результате эксперимента, и тот рассказал ему, что практически вся команда в той или иной степени сошла с ума. Военные тщательно засекретили свою неудачу, чтоб не тратить огромные суммы на компенсацию пострадавшим и семьям погибших, оставшихся в живых упрятали в сумасшедшие дома, а потом наиболее нормальных выгнали с флота, объявив их слабаками, не выдержавшими тягот и лишений военной службы. Конечно, Джеймс Дэвис, как и все остальные, прекрасно понимал, что все это бред полоумного, но поделать с этим ничего не мог — в конце концов это был его отец, которого он очень любил невзирая ни на что. Он решил во что бы то ни стало реабилитировать своего отца в глазах всех, кто знал его как сумасшедшего, и хотя он еще не имел никакого представления о том, каким образом это сделает, желание его не ослабевало ни при каких обстоятельствах. Закончив колледж, он поступил в Военно-воздушную академию, и там познакомился с Алленом Хьюзом, отец которого тоже пострадал на фронте, правда совсем в другой форме — он вернулся домой без руки и ноги, подорвавшись на американской мине из-за ошибочного приказа своего командира, который своей ошибки не признал и был оправдан бюрократами из военного трибунала, пороху не нюхавшими, а потому в качестве вознаграждения инвалид получил всего лишь почетную пенсию, которая ни шла ни в какое сравнение с компенсацией за неправильные действия командования. Хьюз также любил своего отца, и потому проблема, которой мучился Дэвис, была и его проблемой. Уже находясь на службе в армии, приятели написали большое письмо эксцентричному астрофизику из Флориды Морису Джеззупу, который в те годы начал заниматься феноменом "летающих тарелок" и сопутствующими этой теме вещами, в котором представились неким Аллисом Букмайзером, человеком, который якобы наблюдал в 1943 году за проведением некоего секретного испытания "аппарата по созданию невидимости", которое, не мудрствуя лукаво, они назвали просто "ФИЛАДЕЛЬФИЙСКИМ ЭКСПЕРИМЕНТОМ". Теоретически они рассчитали все точно — Джеззуп принадлежал к тому типу "энтузиастов изучения неведомого", которые ради громкой сенсации готовы пожертвовать своей научной репутацией (наличием которой, кстати, Джеззуп похвастаться не мог), но когда в свет вышли джеззуповские "Аргументы в пользу НЛО", в котором упоминалось о "Филадельфийском эксперименте", Дэвис и Хьюз были разочарованы — они ждали не упоминания, а полномасштабного "расследования", ведь в сочиненном ими письме было столько материала, что при экономном его использовании, по их твердому мнению, хватило бы на несколько томов. Впрочем, делать было нечего, друзья решили, что попросту перегнули палку, увлеклись так сказать, да так, что даже наиболее отъявленный "энтузиаст изучения неведомого" не рискнул в это поверить до конца. В 1961 году они написали послание американскому физику Френсису Биттеру, основателю Магнитной лаборатории при Массачусетском технологическом институте и автору книги "Магниты: подготовка физика", который во время второй мировой войны носился с идеей сделать военные корабли "невидимыми" для немецких магнитных мин, которые те широко применяли на коммуникациях союзников, и от которых гибло большое количество кораблей. Конечно, "невидимость" для подводных мин и невидимость для человеческого глаза — разные вещи, но Дэвис и Хьюз, недостаточно четко разбиравшиеся в технических вопросах высшего порядка, рассудили, что от одного до другого — всего лишь один шаг, тем более что в обоих случаях фигурируют электромагнитные излучения. Фальсификаторы сообщали ученому (не называя, естественно, своих настоящих имен), что якобы до войны присутствовали при монтаже оборудования для одного секретного испытания, проводившемся ВМС, и видели большой военный корабль, оснащенный мощнейшим стержневым магнитом, который был такой величины, что простирался в трюме корабля от носа до кормы, и ток для него вырабатывали огромные генераторы, которые из-за нехватки места пришлось смонтировать на палубе. После завершения к подготовке испытания корабль отправили на Гавайи в военную базу Пирл-Харбор, а результаты эксперимента строго засекретили. При этом Дэвис и Хьюз сослались на коллегу Биттера — физика Джона Маглахи, который также сотрудничал с ВМС в области размагничивания, и при встрече с Дэвисом и Хьюзом, произошедшей после войны как-то упомянул о своей работе в Национальном комитете оборонных исследований над одним из проектов, в ходе которого один из кораблей был якобы подвергнут воздействию интенсивного электромагнитного поля с целью наглядной проверки влияния поля на материальные объекты. По утверждению Маглахи, поле было создано корабельными размагничивателями с использованием принципа резонанса для получения экстремальных результатов, и в результате эксперимента у экипажа этого корабля была вызвана некая экстремальная физическая реакция, послужившая поводом к закрытию проекта еще в 1941 году, накануне нападения японцев на Пирл-Харбор. Однако Биттер никак не отреагировал на анонимное послание Дэвиса и Хьюза, и это стало ясно из его статьи, вышедшей в начале 1962 года в журнале "Физикл Ревю", где утверждалось, что до войны американскими учеными не было сделано практически никаких более-менее заметных открытий в области электромагнитных излучений ввиду катастрофической нехватки средств, по капле отпускаемых Конгрессом на военные исследования, и потому с началом войны все разработки в этой области были срочно позаимствованы у англичан, которые в межвоенный период уделяли обороне более серьёзное внимание. Но это не остановило фальсификаторов, и после выхода в свет книги американского исследователя Чарльза Берлитца "Бермудский треугольник", в которой упоминался "Филадельфийский эксперимент", им стало ясно, что Берлитц — именно тот человек, который нужен, он не остановится на полдороге, как другие горе-исследователи, к которым они обращались, а наверняка начнет "раскручивать" сенсацию на полную катушку. Дэвис позвонил автору "Бермудского Треугольника" и сообщил, что ему есть что рассказать в связи с интересующим Берлитца делом в связи с "Филадельфийским экспериментом". Параллельно он с помощью своего приятеля настрочил подметные письма еще некоторым специалистам в области "неизведанного", в частности журналисту из Нью-Йорка Аллену Крэйгу, "сообщив" ему некоторые "соображения" по поводу участия в "Филадельфийском эксперименте" адмирала Гарольда Боуэна, который в 1943 году возглавлял Управление военно-морских исследований и был "крестным отцом" не только данного эксперимента, но и всех остальных секретных "ультрапрогрессивных" проектов второй мировой войны, а также его заместителя Арлингтона Берка, который после страшного провала в Филадельфии в 1943 году (который случился исключительно по его вине), повлекшего многочисленные человеческие жертвы, был смещен с должности и отправлен на Тихий океан командовать эскадрой эсминцев. Как и следовало ожидать, все эти данные вскоре стали достоянием Берлитца и Мура, и когда Дэвис и Хьюз предстали перед очами заинтересованных исследователей, их сообщение о некоем "ветеране" "Филадельфийского эксперимента", рассказавшем свою невеселую историю, упало на вполне подготовленную почву. Как только Берлитц и Мур взялись за дело, весь мир поверил в то, что американские ученые умнее ученых всех остальных стран в мире вместе взятых, и они способны на такие чудеса, которые по гениальности заложенных в них творческих идей могут запросто переплюнуть любое достижение всей человеческой цивилизации, будь то изобретение колеса или возведение египетских пирамид. "Филадельфийский эксперимент" стал самым настоящим гимном американской технической мысли, а то, что его таким странным образом засекретили, только подтверждает тот факт, что он значительно опередил свое время. Теперь-то уж Дэвис мог быть спокоен за репутацию своего отца (и за свою собственную в том числе), который к этому времени уже давно умер — ветеран Стивен Дэвис был реабилитирован, хотя и не официально, но какое это имело значение, когда весь мир только и твердил о том, что американские военные готовы объявить сумасшедшим любого смертного, который перейдет им дорогу, осмелившись разоблачить их тайные махинации! Вот так и получается, что "Филадельфийский эксперимент" вполне мог являться не фактом, а только лишь орудием в руках людей, заинтересованных в достижении своих личных целей. Нынешние адреса Дэвиса и Хьюза мне известны — мой сын общается с ними до сих пор, но я не думаю, что от них вы получите хоть что-то для себя полезное, в лучшем случае это будет порция очередных рассказов в духе Фрэнка Скалли или Чарли Берлитца".

Кремнер с пониманием отнесся к посланию Каплана, так как в основных чертах оно полностью увязывалось с добытыми им ранее сведениями, разница была только лишь в деталях, которые, с одной стороны, могли являться исключительно плодом вольной интерпретации Капланом известных Кремнеру событий. В письме он ни словом не упомянул "русскую мафию", о которой буквально трезвонил Николсон, хотя одно имя, промелькнувшее в рассказе бывшего ветерана, состыковывало обе истории самым непосредственным образом — это было имя Джона Маглахи, фигурировавшего в письме Каплана в качестве "американского физика, сотрудничавшего с ВМС в области размагничивания". По сведениям, предоставленным ему миллионером Тоннисоном, Джон Маглахи не был ни каким физиком, он не был также американцем, даже его настоящее имя звучало несколько по иному — Евгений Маклаков. И если он сотрудничал с ВМС США, то никак не в области каких-то там высоких технологий, а являлся самым законченным шпионом-провокатором, получавшим деньги и от Рузвельта, и от Сталина, а до войны и во время нее — от Гитлера и японцев, причем своей сущности ни перед кем никогда не скрывал, ни от кого не таился, и несмотря на свою чересчур опасную с виду профессию, умер от старости в своей постели в полном уме и при полной памяти 90 лет от роду.