Пьяный суфий

Раз старцу Дауду поведал мюрид:

«Я пьяного суфия видел. О, стыд!

Чалма и рубаха залиты вином,

Лежал он в грязи, и собаки кругом».

Услышавши это, Дауд прелестной

Сначала, насупясь, поник головой,

Затем, прерывая молчание вдруг,

Он молвил: «Потребен тут любящий друг.

Ступай-ка, опять возвращайся туда,

Чтоб не было вере и рясе стыда.

Нет сил и рассудка у пьяных людей.

Пьянчужку возьми, притащи поскорей».

Смутился мюрид, услыхав тот приказ,

И в думах, как в глине осел, он увяз.

Ослушаться можно ль? Удерживал страх,

А пьяницу стыдно тащить на плечах.

Однако приказ обойти он не мог,

Сыскать к избавленью пути он не мог.

Решившись, он пьяницу на плечи взял.

Собрался, крича и смеясь, весь квартал.

С издевкой одни говорили: «Взгляни

На этих дервишей, как святы они!»

Другие: «Вот суфии наши, ну-ну!

И рясу в заклад, чтоб добраться к вину».

Кричали, на них указуя рукой:

«Один полупьян, перепился другой!»

Ах, лучше взнесенный врагом ятаган,

Чем черни насмешки и брань горожан!

С пьянчужкой пока дотащился мюрид,

Немало стыда претерпел и обид.

Свой стыд вспоминая, не спал он всю ночь.

Сказал ему утром Дауд: «Не порочь

Людей по кварталу, коль сам клеветы

Не хочешь от целого города ты».

О вы, кто разумны и светлы душой,

Ни добрых, ни злых не порочьте хулой.

На злобных хула – лиходеев родит,

А добрых хулить – преступленье и стыд.

Коль кто-нибудь скажет: «Такой-то дурен», –

Так знай, что себя опорочил лишь он.

Сначала чужой пусть докажет он грех,

Меж тем как грешит сам злоречьем при всех.

Хотя б ты и правду сказал, но, ей-ей,

Творишь ты неправду, пороча людей!