4

4

Шел настоящий сев. Уполномоченные к нам не заглядывали, но я уже сам торопился: время приспело. Ефим сеял на том самом поле, где поймал меня на обмане Сизов. Вон засыпают его сеялки, среди девчат и теток — баба Нюра. Чалдон халтурит, это у него в крови. Вон опять оставил треугольник просева!

— Голобородько, я за эти балалайки шкуру спускать буду! Сколько говорить — не разворачивайся на полосе!

— Обсеем, Виктор Григорьевич.

— Нужен твой обсев! Это пар, тут наверняка хлеб будет, я с граблями пошлю огрехи засевать.

— Да хоть вилами…

— Забракую.

Кажется, понял: спуску не будет. Научил на свою голову распознавать хитрости.

— А вообще-то — ладное поле, Виктор Григорьевич, — мягко заступается за Ефима баба Нюра. — Ну скажи, неужто у того канадца поля лучше?

— Пока лучше… Работают — как чужому дяде! Весь ум — как бы объегорить.

— Молоко кушать будешь?

— Нет, сегодня Таня дома.

— Ну, езжай, а то не часто видитесь.

Направив мотоцикл к дому, я заметил на целине у колочка полянку с синенькими петушками, нарвал и, боясь чужого глаза, завернул в куртку, привязал к багажнику мотоцикла.

Пыльный, небритый, вхожу к ней с помятым своим букетом.

— Танек, это я тебе принес цветы.

— Спасибо, милый, это очень красивые цветы, а ты очень галантный кавалер.

— Я жрать хочу, как собака.

— Скорей мойся. Я такую вкуснятину сварила. Представляешь, банка лосося — уха, пальчики оближешь. Меня в школе научили.

Плещусь в тазу и то и дело поглядываю на нее. Хлопочет с керосинкой, ставит на стол сияющие тарелки, хлеб, баночку растворимого кофе. Пригожая женщина!

На стене — гравюра, вид Коломенского. Было, быльем поросло.

— Ты чего?

— Смотри, — не отвечаю, — загар у меня сельхозный.

— Вот-вот, шея будет как сапог, а груди белые, нежные, настоящий районщик.

Настоящая женщина, спокойная и ласковая.

— А Колька где?

— Где же — у деда в саду. Цветет все, кучи для дыма готовят, — наливает своей ухи.

Никакая это не случайность, что она моя жена, иначе и впрямь быть не могло. И все же случайности, что не дали нам расстаться, — вовсе не случайности, а судьба. И этот сильный полдень, и нежная тень от гардины на столе, и запах еды — все так полно жизни, молодости, внезапного счастья, что я… накидываю крючок нашей двери.

— Ты что, чокнутый?

— Татьяна, — поднимаю ее на руки, — ты — самолучшая жена.

— Какая ж это новость?

— Танек, с тобой что-то делается, ты все лучше, ты настоящая, и все у нас настоящее, — целуя, несу ее в комнату с зашторенными от солнца окнами.

— Ты хулиган, как не совестно…

— Тань, девочка, выходи за меня замуж.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.