7

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

7

…И я впервые понял, что в сущности бездомен. С чемоданом и матрацем тащился по Рождественке.

На пороге своего дома сидел Шевчук. Точил садовый нож.

— Э, целинник, чего не здороваешься? Или у вас только с начальством положено?

Я подошел.

— Это я тебя тогда?.. Не серчай, то вгорячах.

— Нестер Иванович, мы не хотели, чтоб так вышло. И Вадим не хотел.

— А что я его не вижу, Вадима вашего?

— Его взяли в райком комсомола.

— Уже?

— Он и в Москве был на комсомольской работе…

— Куда ж вас теперь?

— В клубе пока будем.

— Хозяева, бить их некому, — возмутился Шевчук. — Надо ж вас по домам разобрать, что ли. Ну, ты пока заходи, заходи.

Я поставил чемодан на порог.

— Нюра! — позвал он. Вышла жена его, гренадерского вида тетка. — Вот друг-целинщик зашел. Пылюку в полях они развести успели, а помыться негде. Баню истопи.

* * *

Пьем чай на кухне у Шевчука. После бани на шее у меня, как и у Нестера Ивановича, полотенце. От меня пар валит, как от каменки. Тетя Нюра возится у русской печи.

— Нет, тут прожить дороже. Катанки тебе надо на зиму? Клади триста, — считает Шевчук. — Полушубок, шапку, рукавицы — еще шестьсот. Сапог две пары, если на механизации.

— А пропитаться, а яблочко ребенку? — добавляет тетя Нюра. — Женатый, поди?

— Нет.

— Холостой, выходит.

— Нет.

— Да как же это у вас? Разведенный, что ли? — удивилась она.

— Знакомая есть. Невеста, — Я впервые так назвал Таню.

— Да ладно тебе, следователь, — заступился Шевчук. — Иди сюда, Виктор.

Он провел меня за переборку. Комнатка в одно окно, кровать, крашеный ковер с замком и всадником, на скамейке — кадочка с китайской розой, любимым домашним цветком сибирячек.

— Сынова конурка. В училище, танкист. Можешь пока жить… Полистай, кое-что собрано, — сказал Шевчук, снимая с полки книгу. — Во, Тимирязев.

* * *

Таня сошла с поезда. Чемодан, рюкзак, тюк с постелью — вся тут. Перрончик полустанка пуст. Ждет-пождет — ни души. Подъехала походная мастерская, шофер забрал чей-то багаж.

— До Рождественки довезете? — спросила она.

— Садись.

— А далеко это? У меня денег мало.

— Я за любовь вожу.

Таня тащит вещи, они ей не под силу.

— Помогите. Мне тяжелого нельзя.

— Беда с вами. К мужу, что ли?

— Ага.

* * *

«Летучка» притормозила у дома Шевчука, шофер сбросил вещички — и был таков. Дома я был один. Выскочил — и обомлел.

— Витя, ты телеграмму не получил?

Мотаю головой.

— Вот бросила все — и к тебе.

— А… от станции как?

— Мне больше нельзя без тебя, Витя, — улыбается виновато, и я, холодея, понимаю — почему.

— Я ж писал, что жить пока негде, сам на сорочьих правах, — раздавленный происшедшим, беру ее вещички.

— Где ты, там и я.

Ввожу ее в каморку и только здесь целую в щеку.

— Я сейчас хозяйку позову. Не выгонят же, в самом деле!

Таня стала разбирать вещи. Заинтересованные событием подошли соседки. Молча стоят, спокойно изучают, с чем приехала. Самый придирчивый из таможенных досмотров. Таня от робости и закрыть чемодан не смеет.

К счастью, подоспела тетя Нюра:

— Приехала? А то Виктор все уши нам прожужжал: Таня да Таня…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.