Глава 14 «Экономические проблемы социализма в СССР»

Когда Сталин разменял восьмой десяток лет своей жизни и стал ощущать неимоверную физическую усталость, все стали понимать, да и он сам, что его надо бы разгрузить. Разгрузить по-настоящему, снять с него какое-либо из дел полностью, вместе с ответственностью за него. Было совершенно очевидно, какое – ВКП (б). Уход из правительства не освобождал вождя от ответственности за судьбу страны, поэтому он продолжал бы работать как глава правительства, и не являясь им. А будучи предсовмина, он продолжал бы председательствовать на Политбюро, но партийная работа с него была бы снята. Следовательно, требовалось найти нового лидера ВКП (б). Сталин его искал и наконец нашел. Это был Жданов. Жданову он, видимо, доверял. Во-первых, Сталин как только мог приветствовал второй брак дочери Светланы с сыном Жданова Юрием.

Во-вторых, сам Жданов был очень близок по духу ему самому. Андрей Александрович Жданов считался разносторонне образованным марксистом, так как марксизм он изучал не по шпаргалкам и цитатническим хрестоматиям, а по первоисточникам. Постоянно и капитально. Он, как никто, обладал способностью использовать законы и категории марксистской диалектики для освещения, анатомирования и обобщения самых различных явлений духовной жизни. С высоты настоящего, бросая ретроспективный взгляд в прошлое, можно не соглашаться с некоторыми существенными положениями Жданова по ряду идеологических проблем, но, по мнению знавших его людей, в нем всегда присутствовала страстность, с которой он относился к изучаемому в данный момент вопросу, словно более важного вопроса не было на свете.

Он слыл человеком, который живет своим умом. Никогда не зачитывал кем-то подготовленные доклады, не подписывал кем-то написанные статьи. Людей к работе привлекал, в отличие почти от всех высокопоставленных лиц страны, не по блату, а по деловым качествам. Но идеологией в партии руководил, как мог, то есть боясь далеко выходить из-под шефа Сталина. Любил Сталин Жданова и за поведение у себя как гостя. Андрей Александрович не придерживался меры. Пили тогда все, в том числе и сам Сталин, но хозяин умеренно, Берия, Маленков и Микоян, в отличие от Щербакова и Жданова, оставались трезвыми. Секрет был прост – пили они, по договоренности с официантками, минеральную воду, а не водку.

Сталину был глубоко симпатичен Юрий Жданов, окончивший в 1941 году химический факультет Московского государственного университета. Именно Сталин поддержал его в продвижении и назначении в 1947 году заведующим отделом науки ЦК. Дочь Сталина Светлана и сын Жданова Юрий полюбили друг друга. Но, как часто бывает, дети известных людей несут на себе бремя своих родителей очень тяжело: быть не самим собой, а всего лишь сыном кого-то. Молодой доктор химических наук очень хотел заявить о себе как о вполне самостоятельной личности, чтобы никто не подумал, что он женится на Светлане исключительно из корыстных соображений. Его, возможно, и спровоцировали, наверное, с целью дискредитировать отца в глазах Сталина. Никто из партноменклатуры не хотел, чтобы Сталина даже частично заменил кто-нибудь.

В 1948 году молодой Жданов высказал то, что было на языке у многих. Он обозначил противостояние сторонников генетики и советского биолога Трофима Денисовича Лысенко, противостояние новой науке, входившей в моду в развитых капиталистических странах. В то время Лысенко с завидным упорством объявлял новую западную гипотезу о генах, как единственных причинах наследственности, несостоятельной. И Лысенко был уже авторитетом. Он начинал свою деятельность агронома-новатора на Украине, сначала в Уманской школе садоводства, затем на Белоцерковской селекционной станции, в Одесском селекционно-генетическом институте. Его поддержал и рекламировал Хрущев. С его слов и рекомендаций составил свое мнение о Лысенко и Сталин, который был нетороплив и осторожен, прежде чем прийти к определенному мнению, но, сформировав его, считал уже абсолютным. Конечно, важно было и то, какое значение каждому сталинскому слову придавало его окружение.

Молодой украинский агроном все теоретические положения Грегора Менделя и Томаса Моргана объявляет идеализмом и буржуазными выдумками. Как практик, «человек от сохи», он противопоставлялся оторванным от земли кабинетным ученым, подхватившим на вооружение генетику, занимаясь которой годами можно было ничего конкретного не предлагать сельскохозяйственному производству. Дела и разработки Лысенко, наоборот, дают большой практический результат. И Лысенко становится академиком и директором Института генетики Академии наук СССР, президентом Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. В.И. Ленина. Ему трижды присваивается звание лауреата Сталинской премии. Находят поводы вручить ему шесть орденов Ленина. Он становится Героем Социалистического Труда и бессменным депутатом Верховного Совета СССР.

И вот против такого авторитетного ученого открыто выступает сын Жданова. Это произошло на семинаре лекторов. Содержание критики Лысенко дошло до Сталина. Через день Сталин созывает Политбюро и говорит на заседании то, чего ожидала партноменклатура: в этом выступлении Ю. Жданова виноват не сын, а отец. Спустя некоторое время после упомянутого заседания Политбюро наступает резкое ухудшение здоровья А. А. Жданова. Сталин отправил Жданова в санаторий на Валдай отдохнуть и подлечиться. Вскоре Жданов умер. В головах людей так и отразилось (как было на самом деле, никто не знает): сын выступил с антипартийным заявлением, вождь устроил разнос отцу, и тот, расстроившись, скончался от сердечного приступа.

В постсоветское время Жданова перестали считать выдающимся человеком. На пленуме ЦК после ХIХ съезда партии Сталин с волнением и большой убежденностью говорил, что Жданова убили врачи: они де сознательно ставили ему неправильный диагноз и лечили умышленно неправильно. Конечно, это были измышления. Элитный брак распался. После снятия с должности в ЦК Юрий Жданов достойно устоял. Многие годы плодотворно работал ректором Ростовского университета. Спровоцировав сына Жданова на выступление против академика Лысенко, партноменклатура добилась своего – Сталин остался у власти, но сама она попала в трудное положение: необходимо было нейтрализовать негативное влияние на общество выступления Юрия Жданова. Выступления, по ее понятиям, вредного.

Объяснять народу то, что сами с трудом понимали, сочли нецелесообразным. Решили оставить в стороне научную суть менделизма-морганизма, а на основе «классового подхода» показать, что собой представляют ученые, считающие этот менделизм наукой. Поступили так, как поступали всегда. Помните анекдот с элементами графики? Рисуются две параллельные прямые, а между ними накручивается без отрыва ручки от бумаги огромное множество зигзагов, спиральных линий и прочих закорюк. Задается вопрос: что это такое? Тогда слева пишется уже словами: уклон слева, справа – уклон справа. И ответ дается такой: это генеральная линия партии. Просто и понятно.

Итак, в 1948 году ЦК ВКП (б) нужно было нейтрализовать негативное влияние на советское общество выступления Ю. Жданова и заодно дать бой явно «ненародной» науке, которая дала фашизму идеологическую основу – расизм. От биологической науки требовались и требуются новые сорта растений, животных, новые лекарства, а морганисты-менделисты, называвшие себя «генетиками», деньги большие для опытов тратят, но новых сортов всяких культур не дают и не обещают, потому что изменить, мол, наследственность нельзя, так как это противоречит хромосомной теории наследственности.

Что это такое? Прервитесь, читатель, и почитайте немецкого зоолога А. Вайсмана, чешского монаха Г. Менделя и американского ученого Т. Моргана. Почитали? Не стали? Не стали их читать и высокие партийные руководители. Сталин, возможно, и почитал. Остальные читали мало – все равно за них думает Хозяин. Да и образование у них было, как говорят, ниже среднего. Кроме шуток, в рассматриваемый период ни один из членов Политбюро высшего образования не имел.

Ученые Менделя с Морганом читали. Факт. Те, кто читал, в частности Лысенко и мичуринцы, утверждали, что изменения наследственных признаков возможны с изменением условий жизни организмов. Не только утверждали, но и подтверждали практическими делами. И все было бы не так страшно, если бы после выступления Ю. Жданова Лысенко не подал заявление об отставке с поста президента ВАСХНИЛ. Раз публично выражены сомнения в его научной компетенции, значит, он не соответствует занимаемой должности. ЦК ВКП (б) поступил так. Давайте, мол, истину выявим в очередной дискуссии. Пусть Лысенко на сессии ВАСХНИЛ в своем докладе устроит очередной погром менделизму-морганизму. А «генетики» пусть защищаются. На сессии дали выступить «генетикам», и эти «истинные ученые», чувствуя, куда ветер дует, дружно кляли и хаяли менделизм-морганизм, каясь в своих ошибках и заблуждениях. Они, естественно, боялись репрессий, а вообще-то эти люди готовы были за деньги исповедовать все, что угодно.

Справедливости ради следует сказать, что ни один из «генетиков», кроме Вавилова, репрессивным действиям не подвергся. Чем занимался Вавилов Николай Иванович, директор Всесоюзного института растениеводства (в Ленинграде), знают многие. Он занимался изучением и улучшением (селекцией) сортов полезных растений, главным образом хлебных злаков. Составил уникальную коллекцию семян, собранную со всего мира. Но поскольку Вавилов был обвинен в антисоветском заговоре и умер в тюрьме, родился миф о том, что Лысенко «сгноил» Вавилова (у нас любят жалеть обиженных), загубил «генетику». Возможно, противостояние Лысенко – Вавилов можно наполнить каким-то содержанием, но это другая тема.

До недавнего времени специалисты во всем мире считали советскую систему образования самой совершенной и противопоставляли ей западную систему, не вылезавшую из состояния кризиса. Наша система образования была единой, планируемой, управляемой. Советский Союз с поразительной с исторической точки зрения быстротой наладил всеобщее образование населения и подготовку профессиональных кадров для стремительно расширявшейся и усложнявшейся жизни страны. Практически страна не испытывала дефицита в образованных людях. Советская система образования давала широкое фундаментальное образование, на основе которого граждане имели возможность быстро приобретать узкую специализацию или, в случае необходимости, переучиваться. Школьное образование было универсальным, позволяющим выпускникам школ делать выбор дальнейшего образования в широком диапазоне. Независимо от социального происхождения способные и усердные молодые люди имели преимущества в массе обучающихся в отношении жизненного успеха. Случаи использования социального положения родителей в деле образования бывали, но не определяли общую ситуацию в системе вертикальной динамики населения. До определенной поры, конечно, когда такая дифференциация стала наблюдаться, особенно в высших эшелонах власти. Советский строй с самого начала включал науку в качестве важнейшей производительной и духовной силы. На его зрелой стадии все общественное бытие было в большой степени «пропитано наукой», что существенно отличало СССР и от Запада, и от Азии. В Советской России с самого начала государственная идеология создала в массовом сознании очень высокий престиж науки, так что, несмотря на высокий еще уровень неграмотности, в России тех лет не возникло антинаучных настроений.

Основа советской системы организации науки была заложена уже в 1918 г. Она продолжила старые принципы организации науки в России – науки как части державного государства. В выборе типа научной системы активное участие принимал В. И. Ленин, которому пришлось оказать жесткое противодействие «левым» в их попытках реформировать «императорскую» Академию наук. Советское государство сделало Академию наук главным ядром всей системы. С первых лет существования Советского государства его научная политика поражала своей необычностью. В самый трудный момент оно выделило крупные средства на науку. В 1918 году было открыто 33 крупных научных института, ставших впоследствии основой всей сети прикладных НИИ. Было организовано большое число крупных экспедиций, самая значительная из них, в районе Курской магнитной аномалии, не прекращала работы даже в зоне боевых действий. В 1919–1923 годах Комиссия по улучшению быта ученых организовала снабжение ученых особыми пайками. Это предотвратило возможный в условиях революции разрыв непрерывности развития русской науки.

Концентрация средств в Академии наук позволила собрать и сохранить научные кадры, привлечь к сотрудничеству ведущих ученых, а потом сделать из Академии «генератор» научных институтов прикладного профиля, но «выросших» из фундаментальной науки. Эти особенности советской системы дали государству возможность развить сильную науку при очень скромных средствах. И можно было теперь говорить не только о русской, но и о советской науке. Общеизвестно, что успехи ее грандиозны. На весь мир прославили нашу науку М. В. Ломоносов, Н. И.Лобачевский, Д. И. Менделеев, К. А. Тимирязев, И. М. Сеченов, К. Э. Циолковский, И. П. Павлов и другие. Но история русской науки переживала и переживает разные периоды: то пытаются умалить ее роль, то наступали периоды, когда русские как бы заново открывали историю своих предков, их вклад в мировую культуру и науку. За всю историю России в борьбе за реабилитацию русской истории, и в частности науки, время Сталина стоит особняком. Это был период, когда русские устанавливали справедливость и для себя, и для других, отвергая национальный нигилизм.

Историками русской науки тогда были, в частности, выявлены следующие факты: приоритет изобретения паровоза принадлежит русским – Черепановым, а не англичанам – Стефенсону, производство стали осуществлено Д. К. Черновым, а не Бессемером. Это у нас впервые была осуществлена вольтова дуга (В. В. Петров и Л. Ю. Крафт). Академик Б. С. Якоби открыл и разработал технику гальванопластики, построил оригинальный телеграф, первую моторную лодку, разработал систему электрического минирования и сделал другие важные технические открытия. В России изобретены первые практические электрические источники света: дуговая свеча П. Н. Яблочкова, первая лампа накаливания А. Н. Лодыгина. Приоритет открытия радио принадлежит М. А. Попову. Этот список можно продолжить.

Считается, что к концу 1980-х годов наша научная система позволила СССР достичь военного паритета с Западом, невзирая на то, что обеспеченность приборами одного советского исследователя была в среднем в 80—100 раз ниже, чем в США. А начиналось-то с чего? Бывшие конники Гражданской войны по направлению партии и прочие «кухаркины дети», немного подучившись, оказывались в окружении коллег – буржуазных специалистов, которых везде и всегда оказывалось подавляющее большинство. Поэтому в области наук, особенно естественных, появились два типа научных работников-коммунистов. Одни, «кавалеристы», готовы были идти на штурм твердынь буржуазной науки так же, как шли в бой с белогвардейцами, с саблей в руке. Увы, кроме цитат из Маркса и Ленина, они не могли ничего противопоставить данным опытов или теоретических изысканий своих оппонентов. Другие, сразу «ушибленные» ученостью буржуазных «спецов», спешили войти в их круг, нахватавшись хотя бы поверхностных знаний, и полностью подпадали под чужое влияние. Естественно, такой люд скоро окажется не на той стороне баррикад и быстро пополнит списки репрессируемых. Были и исключения.

В области народного образования улучшение наметилось только в 1930-х годах. Вместо групповых экспериментов 1920-х годов, в результате которых образование деградировало, а школы выпускали безграмотных учеников, в обучение ввели традиционные русские учебные программы. Была восстановлена предметная система обучения, введен точно определенный круг систематизированных знаний и единые стабильные учебники. Доля молодых людей, успешно справлявшихся со стандартными заданиями по физике и математике при поступлении в вузы страны, стала выше, чем это было в России 1880-х годов.

Главным хроническим недостатком преподавания общественных наук являлось то обстоятельство, что там процветали догматизм и начетничество. Будучи неспособными, вернее, не имеющими такого права – творчески менять марксизм в соответствии с изменяющейся исторической обстановкой, – идеологи РКП (б) ставили себе более скромную задачу – хотя бы не допустить его искажения или отрицания. Основанная в 1918 году Социалистическая академия общественных наук, в 1924 году переименованная в Коммунистическую академию, начинала с критики всех основ буржуазной науки, в том числе и физики, и математики, но сколько-нибудь значительных научных результатов не добилась и уже в 1936 году слилась с Академией наук СССР. В гуманитарных науках, несмотря на несравнимый ни с какой буржуазной теорией познания метод диалектического материализма, можно было бы ожидать большего. Но советская историческая наука, например, и это очень странно, не может похвалиться ничем существенным. Под давлением Сталина в Великую Отечественную поднимали на щит «великих» царей. Но ничего крупного, нового советская историческая наука миру не дала. А могла бы…

Между курсом истории Платонова и, скажем, историей Киевской Руси Бориса Грекова разница небольшая. Зарубежный русский историк Сергей Лесной утверждает, что если сравнить взгляды русского историка В. Н. Татищева (ум. в 1750 г.) со взглядами советских историков сталинских времен, то окажется, что советские ученые даже регрессировали по сравнению с Татищевым. Парадокс? А как вы думали? Советские историки только выпячивали каждый раз социологическую сторону проблем, но сама история, написанная, как теперь многие считают, под диктовку Романовых, как таковая, почти не претерпела в их интерпретации изменений. Скажем больше: советская историческая наука совершенно изолировалась от науки Запада. Там уже давно, например, некоторые ученые полностью отказались от норманнской теории. Норманнская теория появилась в 1-й половине ХVIII века (около 1729–1730 годов) сначала как шведская теория, по которой, призванные словенами Новгорода, совместно с кривичами, мерей, весью и чудью, варяги-князья Рюрик, Синеус и Трувор были шведами и привезли с собой из Швеции все свое племя по имени «Русь», в результате чего династия Рюрика объединила все русские племена в единое государство, положив начало культурной жизни, и вывела эти племена на путь прогресса, якобы дав новому государству свое имя – «Русь». Основоположники этой теории – немцы Байер, Миллер, Шлейцер и русские – Татищев, Щербатов, Карамзин и другие развили эту теорию и добились признания ее тогдашней Академией наук. Несмотря на сильные и обоснованные протесты со стороны меньшинства наших историков (включая Ломоносова), на основании этой теории была написана «официальная история» России, которая просуществовала более 200 лет, не будучи ни разу доказана научно.

Далее в хронологическом порядке за «шведской теорией», уже теряющей свое былое значение, появляется теория «датская», более известная как собственно «норманнская теория». По этой теории летописный Рюрик – не швед, а «данфриз» по имени Рорех, лицо историческое и отмеченное в Бертинских хрониках в весьма нелестных выражениях за его разбои и грабежи. Еще в бюллетенях Российской академии наук за 1848–1851 годы имеется весьма обоснованная критика «норманнской теории». Сейчас же – в начале ХХI века – норманнская теория по-прежнему остается в академических кругах практически официальной и как таковая безраздельно доминирует в учебниках, энциклопедических и справочных изданиях. И западные ученые первыми сказали, что только сами славяне создали и свою государственность, и свою культуру и что никакие скандинавы и германцы тут ни при чем. Наши только тогда спохватились. А случилось это потому, что советским историкам, до определенного момента, были совершенно недоступны иностранная научная литература и архивы Запада, хранящие колоссальное количество неизученных документов, касающихся прямо или косвенно истории Руси.

Молодые советские историки, «дети Октября», в подавляющем числе не знали ни греческого, ни латинского языков, на которых написаны эти источники, и избегали прямых контактов с русскими историками за рубежом. Такие контакты могли дорого стоить им: вдруг такой историк «враг народа», и очередь для реабилитации его еще не наступила? Советские ученые, как и простые советские люди, сталкивались, естественно, с цензурой при переписке с заграницей. Не все люди знали, какие шалости допускал СССР по отношению к Международному Почтовому Союзу. При цензуре ни о каком свободном обмене информацией, мнениями, сведениями и научными фактами между учеными Запада и их советскими коллегами не могло быть и речи. Западные почтовые отделения принимали заказные бандероли, отправляемые в СССР, с такой оговоркой, что они отвечают за сохранность их только до границ с Советским Союзом. Мог ли западный историк послать своему советскому коллеге редкую книгу или рукопись, будучи уверенным, что он получит их обратно? Нет конечно. Изоляция советской науки сказалась на результатах.

Самым важным тормозом развития науки был культ личностей. Все сказанное классиками марксизма рассматривалось как священная истина. Боже упаси высказать мысль, что тот же Маркс в чем-то не совсем прав, – тотчас же поднимется крик: ревизионизм!.. Но ведь ревизионизм – основной двигатель науки, ни один истинный ученый не останавливается на достигнутом, а стремится вперед, а это «вперед» означает всегда переделку, изменение старого. Ревизионизм – это душа науки, ее основной фактор. Если бы марксизм-ленинизм периодически подвергался ревизии, он здравствовал бы и по сей день.

Попытки сдвинуть догматизм в сторону творческих исканий предпринимались. Сталин добросовестно пытался овладеть экономической теорией, так как политическая экономия социализма создавалась под его непосредственным руководством. Еще задолго до войны с фашистской Германией Сталин вынашивал планы создания простого, но добротного учебника по политической экономии. Эта работа была поручена члену-корреспонденту Академии наук СССР Л. А. Леонтьеву.

На протяжении десятка лет Леонтьев подготавливал один вариант учебника за другим. Но ни один из них не удовлетворял Сталина, и он требовал дальнейшего его усовершенствования. Война прервала работу над учебником.

После войны работы возобновились, но результат остался прежним – Сталину учебник все не нравился. Состоялось формальное решение Президиума ЦК, которым вменялось группе ученых-экономистов в конце концов такой учебник разработать. В эту группу были включены: академик К. В. Островитянов, академик П. Ф. Юдин, член-корреспондент Академии наук Д. Т. Шепилов, член-корреспондент Л. А. Леонтьев, а несколько позже – действительный член Академии сельскохозяйственных наук И. Д. Лаптев и член-корреспондент А. И. Пашков.

По указанию Сталина в мае 1950 года участников группы освободили от всех работ и общественных обязанностей и направили в прекрасный особняк в подмосковных Горках. Дали срок в течение одного года подготовить учебник. Составив план работы, группа напросилась на беседу со Сталиным. Как вспоминал один из участников группы, при общении со Сталиным создавалось впечатление, что вождь владеет темой лучше всех. По мере подготовки глав их посылали на редактирование Сталину. Тот редактировал с поражающей тщательностью. Никаких мелочей для него не существовало, он «придирался» ко всему. Правки были исключительно ценными. После правок Сталин, как правило, еще очень долго разъяснял авторам свои мысли.

16 февраля 1952 года в Кремле состоялось широкое совещание, в котором приняли участие члены Политбюро ЦК, авторы учебника и наиболее видные экономисты страны. Присутствующие экономисты задавали вопросы, а Сталин сам отвечал на них. После обсуждения он предложил авторам поработать над учебником еще год.

Незадолго до смерти Сталина была закончена книга «Экономические проблемы социализма в СССР», которая явилась, можно сказать, его завещанием. Это было время развязанной США и их союзниками «холодной» войны против СССР и только что закончившегося разбирательства по «ленинградскому делу», главным фигурантом которого являлся бывший Председатель Госплана СССР Н. Вознесенский, активнейший сторонник введения товарно-денежных отношений в народном хозяйстве СССР в форме хозрасчета. Мы знаем, что взгляды Вознесенского получили широкую известность и сыграли впоследствии зловещую роль в истории СССР.

Увы, Сталин в книге «Экономические проблемы социализма в СССР» не смог полностью оторваться от марксизма: «мы, марксисты, исходим из известного марксистского положения…» – «немарксистский – следовательно, глубоко ошибочный» и т. д. В ней, как обычно, – длиннейшие цитаты из Маркса, Энгельса, Ленина (одна цитата из Маркса длиной в две страницы). Последовательно придерживаясь известных принципов, Сталин указывает на противоречие, существующее в социалистическом обществе СССР: это наличие денег и товарного производства. И он «предсказывает» переход к «прямому продуктообмену».

Странная складывалась картина! Выросла сложнейшая экономика, сам Сталин ежегодно утверждал бюджет и в то же время оставался сторонником старого марксистского «отмирания денег». Выводы о просчетах вождя нам легко делать с высоты прошедших лет. Правда, в своей работе Сталин высказал такие положения, которые не потеряли актуальности, особенно в свете разразившегося ныне всемирного финансового кризиса. Представляют интерес как сама книга, так и дискуссия, имевшая место при обсуждении макета нового учебника по политэкономии.

Я хотел бы еще раз кратко вернуться к этой теме. Как и предполагал Сталин, та дискуссия вылилась в обсуждение дальнейшего экономического развития страны. Часть ее участников призывала к форсированному переходу на «товарную» основу в хозяйствовании, как предлагал Вознесенский, другие категорически выступали против товарных отношений при социализме. Сталин высказал мысль об объективности экономических законов. Он пояснял участникам дискуссии: законы политической экономии, как и законы естествознания, отражают закономерности процессов, совершающихся независимо от воли людей. «Можно ограничить сферу действия тех или иных экономических законов, можно предотвратить их разрушительные действия, если, конечно, они имеются, но нельзя их «преобразовать» или «уничтожить». Он, конечно, имел в виду закон соответствия общественных (производственных) отношений уровню развития производительных сил, а также основные экономические законы капитализма и социализма. Основным экономическим законом капитализма, по Сталину, является «обеспечение максимальной капиталистической прибыли путем эксплуатации, разорения и обнищания большинства населения данной страны, путем закабаления и систематического ограбления народов других стран, особенно отсталых, наконец, путем войн и милитаризации народного хозяйства, используемых для обеспечения наивысших прибылей». А основным экономическим законом социализма является «обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники».

Говоря о товарном производстве при социализме, Сталин так учил «рыночников» уму-разуму: «Довольно абсурдно звучат теперь, при нашем строе, слова о рабочей силе, как товаре, и о “найме” рабочих: как будто рабочий класс, владеющий средствами производства, сам себе нанимается и сам себе продает свою рабочую силу. Столь же странно теперь говорить о “необходимом” и “прибавочном” труде: как будто труд в наших условиях, отданный обществу на расширение производства, развитие образования, здравоохранения, на организацию обороны и так далее, не является столь же необходимым для рабочего класса, стоящего ныне у власти, как и труд, затраченный на покрытие личных потребностей рабочего и его семьи…» Не сдерживается и произносит, на мой взгляд, небезупречные мысли: «…Я думаю, что наши экономисты должны покончить с этим несоответствием между старыми понятиями и новым положением вещей. Мы могли терпеть это несоответствие до известного времени, но теперь пришло время, когда мы должны, наконец, ликвидировать это несоответствие». Забудем, мол, о «прибавочном» труде. Здесь Сталин кривил душой, но, по большому счету, был прав.

Главные страсти на дискуссии развернулись вокруг действия закона стоимости, главного экономического закона товарного хозяйства. По этому закону происходит обмен товаров, где определителем их менового соотношения выступает количество затраченного на их производство общественно необходимого труда. Колебания цен, их отклонения от общественной стоимости под влиянием спроса и предложения представляют собой (по Марксу) стихийный механизм регулирования общественным производством. «Рыночники» на дискуссии утверждали, что этот закон является постоянно действующим, обязательным для всех периодов исторического развития. Используя это утверждение как таран, они пропагандировали систему хозяйственного расчета между обществом в целом и отдельными его производственными единицами на основе общественно необходимых затрат труда и распределения дохода предприятий. Суть его состоит в том, что каждое предприятие и его подразделения в денежной форме соизмеряют затраты на производство и результаты своей хозяйственной деятельности, покрывают свои расходы денежными доходами от реализации продукции, тем самым, обеспечивая рентабельность и самоокупаемость всего общественного производства. Чтобы создать видимость соответствия хозрасчета основному закону социализма «рыночники» демагогически заявляли, что он принципиально отличается от коммерческого расчета капитализма, так как базируется на общественной собственности на средства производства и осуществляется в интересах всего общества. Якобы он позволяет сочетать интересы общества с интересами отдельных коллективов, предприятия и каждого трудящегося. В приведенных соображениях ключевым словом является «рентабельность».

Сталин, отвечая на это «рыночникам», в грязь лицом не ударил и сказал: «Если взять рентабельность не с точки зрения отдельных предприятий или отраслей производства и не в разрезе одного года, а с точки зрения всего народного хозяйства и в разрезе, скажем, 10–15 лет, что было бы единственно правильным подходом к вопросу, временная и непрочная рентабельность отдельных предприятий или отраслей производства не может идти ни в какое сравнение с той высшей формой прочной и постоянной рентабельности, которую дают нам действия закона планомерного развития народного хозяйства и планирование народного хозяйства, избавляя нас от периодических экономических кризисов, разрушающих народное хозяйство и наносящих обществу колоссальный материальный ущерб, обеспечивая непрерывный рост народного хозяйства с его высокими темпами. Если идти начертанным “рыночниками” путем, то надо закрыть «ряд пока еще нерентабельных предприятий тяжелой промышленности, где труд рабочих не дает «должного эффекта», а открыть «новые предприятия, безусловно рентабельной легкой промышленности, где труд рабочих мог бы дать «больший эффект»… «отказаться от примата производства средств производства в пользу производства средств потребления. А что значит отказаться от примата средств производства? Это значит уничтожить возможность непрерывного роста нашего народного хозяйства, ибо невозможно осуществлять непрерывный рост народного хозяйства, не осуществляя вместе с тем примата производства средств производства».