Глава 9 Недозрелое народовластие

Осуществив страшной ценой индустриализацию и коллективизацию страны, большевики до предела вымотали людские силы, и казалось, что народный организм окончательно убит. Однако уже в первые месяцы 1935 года жизнь в городах стала заметно улучшаться, а к лету наступила стабилизация. Отменили карточки, наладили государственную торговлю. Для многих это служило самым главным доказательством того, что жертвы времен коллективизации были ненапрасны и что в конечном счете Сталин оказался прав, круто поменяв уклад страны и направив ее по пути индустриализации и обобществления сельского хозяйства.

Понять историческую эпоху такого масштаба – это значит понять сущность того нового общественного организма, который созревал у нас. Но, к сожалению, недозрел. И мы имели несчастье вкусить зеленый плод. Кислятину. Опять-таки, из-за постоянного противостояния внутренних и внешних антагонистических сил Сталин был поставлен в такие рамки, что не мог ни на йоту отступить от догм марксизма-ленинизма. Естественно, он понимал, что эту теорию надо подправлять. Хотя, казалось бы, он мог поступать как заблагорассудится, но какого-либо отступлении от ортодоксальных взглядов Сталин ни себе, ни другим не позволял. Не будем отрицать и его непримиримую реакцию на любое проявление мелкобуржуазной сущности людей, так как всегда имелись скрытые и явные «страстные революционеры», готовые повернуть колесо истории вспять. И Сталин знал, что Запад обязательно им поможет.

Сталинскую эпоху надо рассматривать объективно в том смысле, что нужно смотреть не только глазами пострадавших, как принято теперь, но и глазами преуспевших, а их было неизмеримо больше, чем первых. Особняком стоит вопрос о массовых репрессиях. Нет однозначного и ясного ответа на него. Но с уверенностью можно отметить, что тех, кого репрессии никак не коснулись, было несравнимо больше, чем пострадавших и родственников пострадавших. Автор этих строк застал это время и ни о каких репрессиях понятия не имел. Я научился читать задолго до школы. Одним из моих первых серьезных познавательных литературных произведений был чудесный рассказ Гаршина «Лягушка-путешественница». Эту книжечку дала мне почитать соседа по лестничной клетке – интеллигентная дама, мать директора завода. Тогда такое вполне могло быть: директор завода жил в одном подъезде с прорабом-монтажником, коим был мой отец. Так вот, из этого шедевра я в раннем детстве почерпнул, чему можно было следовать в жизни: особенно не высовываться. А позже добавилось – стремиться быть полезным и первым в том деле, которое тебе поручают.

Люди, придерживающиеся в государстве рабочих и крестьян такого принципа, сами понимаете, никогда никаким репрессиям подвергнуты быть не могли. Я не встречал репрессированных среди моих ближних и дальних родственников, среди моих друзей и среди друзей моих друзей. Возможно, это было потому, что я жил тогда и не в Москве и не в Ленинграде. Под жернова репрессий, естественно, чаще попадали люди амбициозные, с претензиями, иногда нечистые на руку, незаурядные, может быть, недовольные порядками.

Репрессии – это насилие. Но возможность властей совершить насилие над своим народом есть показатель здорового общества. Невозможность такого действия приводит к разложению и исчезновению общества. Объяснить такое утверждение довольно просто. В любом обществе есть довольно большая категория людей, ориентированная в первую очередь на личное благо. Эти люди стремятся построить свое благо за счет общества. Заставить их отказаться от своих устремлений можно только насилием или угрозой насилия. Если насилие невозможно, эти люди начинают плодиться с невероятной скоростью, забивая собой все поры общества. Демократическая власть, например, не в состоянии взять под контроль это явление именно из-за неспособности совершить насилие над собственным народом. При «демократии» можно разделить судьбу Милошевича.

Невозможность власти совершить насилие следует из-за отсутствия доверия людей к правителям. Или происходит из-за вредного влияния извне. В СССР доверие народа к Сталину имелось, поэтому советскую власть террор не мог дискредитировать полностью, как внутри страны, так и за ее пределами. Объективно здесь играла роль главная идея – все члены советского общества были участниками единого процесса, и процесс был созидательным. Коммунизм строили миллионы людей. И занятые созиданием, советские люди не понимали, насколько они были пособниками палачей, палачами и жертвами палачей. В таком случае совершенно не важно, были ли виновными жертвы репрессий или нет. Палач – он всегда палач. Советские люди были и объектом, и субъектом беззакония. Мало того, они были и властью, и сферой приложения власти. Это от их имени совершалось все в стране.

Основным доказательством того, что предпосылки установления народовластия в СССР существовали, служит то, что советские люди дошли до такого «абсурда» (по современным меркам) – до понимания, что сама работа на благо общества есть уже награда. Такое понимание смысла жизни возможно только при нарождающемся народовластии. На Западе, при существующей там «демократии», такое понимание просто немыслимо. Советские люди отдавали силы своему кровному, родному обществу за скромную плату. Современного человека на такое самоотречение настроить невозможно.

Прежде чем приступить к оценке советского народовластия, хотел бы совершить хотя бы беглый экскурс в историю становления управления государством. Институт управления во все времена и у всех народов создавался и развивался почти одинаково. То есть здесь имели место определенные закономерности. Власть – тяжелое бремя, и его не под силу нести только одному человеку. Более того, власть всегда выливалась в стройную систему, все звенья которой были тесно взаимосвязаны и переплетены друг с другом.

Политические силы притяжения схожи с теми, что существуют в природе. Они не допускают безболезненного выпадения какого-либо звена. При таком выпадении нарушается естественный баланс всей политической системы. Для наглядности приведем пример Солнечной системы. В ее центре – Солнце, светило первой величины. Вокруг него вращаются по заданным орбитам большие и малые планеты, а также их спутники. И они между собой связаны так, что какие-либо нарушения связывающих их законов попросту невозможны.

В политической жизни эти связи менее категоричны, но стабильность положения вещей тоже является достаточно постоянной. Такое, правда, диктуется прежде всего необходимостью. При всей непредсказуемости, как кажется на первый взгляд, и жизнь политических элит формируется и развивается тоже по своим, особым законам.

Самая справедливая форма общественного устройства – демократия, то есть форма государственно-политического устройства общества, основанная на признании народа в качестве источника власти, известна с давних времен. Еще в Античности власть правителей сдерживалась народными собраниями и контролировалась верховным правящим органом – ареопагом. Ареопаг – холм в Афинах, место заседаний древнего судилища, происхождение которого относится к мифическому периоду. В этот орган входили лишь избранные авторитетные аристократы. Они наблюдали за исполнением законов, могли привлекать к ответственности тех, кто обходил закон себе в угоду. Они могли также протестовать против решений совета и народных собраний.

В 594 году до н. э. Солон ввел в состав ареопага бывших архонтов – ежегодно избиравшихся высших должностных лиц в Афинах. Он же создал Совет четырехсот, в противовес уходящему корнями в царский период аристократическому совету ареопага. Этот орган был преобразован Клисфеном в более демократичный Совет пятисот, который рассматривал все предложения, направлявшиеся на обсуждение народного собрания. В зависимости от принадлежности к одной из десяти местных фил он подразделялся на десять секций-пританий, по пятьдесят членов в каждой. Каждая притания в течение десятой части года курировала дела данного высшего государственного органа власти. Председатель притании избирался на один день из состава всех ее членов и был обязан проводить в служебном здании целые сутки.

У викингов власть королей также не являлась безграничной, поскольку большинство общин были верны своему местному вождю. Король проводил религиозные ритуалы и вел в бой своих подданных, а также был обязан сохранять силу постоянного войска и флота, чтобы защищать народ и его имущество от нашествия врагов. На местах огромным влиянием пользовалось народное самоуправление. Все свободное население, имевшее право голоса, собиралось под открытым небом на тинг. Такие собрания, на которых обсуждались любые злободневные вопросы, решались споры и наказывались преступники, проводились каждые два-три года.

В Римской республике благо народа считалось высшим законом. С возникновением империи Рим не стал самодержавной монархией со всемогущим государем во главе. Империя не отменила республику, а как бы дополнила ее. Имперские учреждения налегли на республиканские сверху, придавили, но не уничтожили их. Получившийся институт управления в Римской империи явился как бы эталоном, в соответствии с которым стала строиться такая система в других, а также в современных государствах. Каждый политик при такой системе занимает строго определенную нишу в политической структуре и обязан строго соответствовать ей. Однако на самом деле существовавшее положение вещей в империи поддерживалось, с одной стороны, неукоснительным следованием традиции, а с другой – волей жребия, и чаще – симпатией императора к избраннику. Считалось, что римский император пользуется своей властью просто в силу своего высокого морального авторитета – как «первый человек» в государстве. Однако, кроме этого морального, весьма сомнительного авторитета, он обладал верховной властью над всеми войсками римского государства. Это, конечно, было гораздо важнее морального права.

С расширением империи и, соответственно, растущими амбициями государственный аппарат стал увеличиваться. Управлять большой державой только с помощью лично подобранного штата императору было невозможно. Поэтому император опирался на государственный аппарат, оставленный ему республикой. Сенат – «совет старейшин» – насчитывал около 600 человек. Считалось, что в сенат входят потомки древнейших и знатнейших римских родов. Но на практике он постоянно обновлялся и укреплялся «новыми людьми». Сенат контролировал Рим, Италию и центральные провинции государства. Он распоряжался основной казной, издавал постановления и законы, сначала – по собственной инициативе, а позже – по указанию императора. Пополнялся сенат преимущественно отслужившими свой сорок должностными лицами, обычно из сенаторских сыновей. На протяжении сенаторской карьеры человек сменял несколько служебных должностей. Восхождение по служебной лестнице осуществлялось постепенно. Молодой человек состоял в какой-нибудь комиссии по городскому судопроизводству и благочинию и через некоторое время становился одним из двадцати квесторов, чиновников – в Риме или в провинции – по финансовым делам. Еще через некоторое время – одним из десяти трибунов или четырех эдилов, которые отвечали за благоустройство города и развлечения. Затем одним из восьми (или больше) преторов, занимавшихся преимущественно судебными делами. И наконец – одним из двух консулов, которые считались высшими правителями государства на текущий год. Чтобы больше народа успело пройти через эту высокую должность, при императорах стали назначать «сменных консулов» – по нескольку пар в год.

Существовали и иные пути для того, чтобы римлянин-аристократ мог добиться высокого положения в обществе. Одним из них являлась успешная военная карьера. Кроме гражданской и военной службы, в политической жизни Рима играла большую роль также жреческая служба. Жрецы обеспечивали покровительство богов римскому государству, они избирались, но не на год, а в основном пожизненно. Организованный таким образом и сам себя пополняющий сенат образовывал высшее сословие римского общества – сенатское сословие.

Вторым, средним сословием, были так называемые всадники (данное название сохранилось с тех времен, когда член этого сословия должен был иметь средства на содержание боевого коня). Между первым и вторым сословием существовала тесная связь. Сенаторы увеличивали свои доходы из откупов всадников, пополняли из их числа свои кадры.

Третьим, и низшим, сословием римского общества был народ – крестьяне, ремесленники, городская чернь. Многие из них, будучи неимущими, составляли свиту сенаторов и имущих людей и кормились их подачками. Они назывались «клиентами» своих патронов. О существовавших рабах при оценке такой «демократии» скромно умалчивается. Жители Рима и его окрестностей периодически собирались на народные собрания, которые проходили на Марсовом поле перед городской стеной. Здесь путем народного голосования выбирались все должностные лица, вплоть до консулов. Известно, что в эпоху империи эта процедура напоминала фарс, так как народное вече лишь подтверждало кандидатуры, назначенные императором и одобренные сенатом.

А если в период Республики низшее сословие и обладало реальной возможностью проявить свою политическую волю при подобных «выборах», то и тогда ничего демократического в этом усмотреть нельзя было, так как голоса за кандидатов они отдавали за взятки. Наиболее приближенным к этим «демократическим» нормам и принципам по своей сути считается президентский институт США. О рабах и при этой демократии из демократий тоже скромно умалчивается.

За свою более чем двухсотлетнюю историю этот институт власти претерпевал различные изменения, знал взлеты и падения, испытывал кризисы, но оставался непоколебимым бастионом лживой демократии и влиял на ход мировой истории так серьезно, как никакой другой политический институт. Не буду доказывать здесь правоту своих слов, но отмечу: достижением американской системы признаю успехи в культивировании в американцах сознания того, что «Америка – превыше всего».

В единственной стране в мире начало создаваться подлинно демократическое общество, когда впервые в букварях напечатали слова: мы не рабы, рабы не мы. В СССР создавалось новое общество, которое отличала прежде всего организация населения в стандартные коллективы. Организация жизни этих образований осуществлялась по образцам, которые впервые «изобретались» в гигантском массовом процессе путем проб и ошибок. Осуществлялось преобразование общества путем воспитания людей, формирование такого типа человека, который сам, без подсказки властей и без насилия, становился носителем новых общественных отношений. И, немаловажный факт, – двигало людьми нестяжательство. Процесс происходил в непрерывной борьбе многочисленных тенденций. И побеждали принципы, насаждаемые коммунистической идеологией. И получилось то, от чего современного человека, воспитанного на принципах демократии, воротит до тошноты. Ему претит, конечно, такое общество, шагающее в ногу, равнодушное к стяжательству.

И именно в этом обществе случилось и неизбежное, и непоправимое. Накладка факторов различного рода, связанных не только с сущностью коммунистического строя, но и с недружественным окружением, наличием обиженных, конкретными местными и историческими традициями, природными условиями, наличием характерного человеческого материала, и привели к репрессиям.

В США, к примеру, их конкретные исторические, природные и социальные условия привели к ку-клукс-клану, судам Линча, к тому, что в этой стране получила наибольшее распространенное и всеобъемлющее влияние мафия как таковая. А что было у нас? Была мировая война. Рухнула царская империя, причем коммунисты в этом были меньше всего повинны. Произошла революция. В стране разгорелась война всех со всеми, дезорганизация, наступили разруха, голод, расцвет преступности. Потом – новая революция, на сей раз – социалистическая. Гражданская война, интервенция, восстания. Никакая власть не могла бы установить элементарный общественный порядок без массовых репрессий.

Формирование нового общественного строя сопровождалось немалым ростом преступности во всех сферах общества. Причем во всех регионах огромной страны. Преступность имела место на всех уровнях формирующейся иерархии, включая сами органы власти, управления и наказания. Коммунизму пришлось входить в жизнь под знаком освобождения от пут старого строя. Ему предстояло избавить массы людей от элементарных негативных факторов: халтуры, очковтирательства, саботажа, воровства, коррупции, пьянства, злоупотребления служебным положением, кумовства и партчванства. Большинство из этих явлений, процветавших в дореволюционное время, перешли в новые условия и превратились в норму жизни советских людей. Этому необходимо было противостоять. Чтобы помешать таким явлениям, были задействованы партийные организации, комсомол, коллективы, пропаганда, органы воспитания и т. д. Они многого добивались, но в ряде случаев были бессильны без органов наказания. Нам крупно повезло, что Сталин оказался альтруистом. Сталинская система массовых репрессий первоначально произрастала как самозащитная мера нового общества от рожденной совокупностью обстоятельств эпидемии преступности. А так как альтруистов оказалось не так уж много, она сохранилась как постоянно действующий фактор нового общества, воспринимаемый населением (в основном нестяжателей, ибо они большей частью были из голытьбы) как необходимый элемент самосохранения нации.

Строители нового общества имели перед собой прежде всего задачи, осознаваемые как задачи установления общественного порядка, позволяющего честно трудиться. Позже уже на повестку дня можно было ставить задачи создания школ и больниц, обеспечения городов продуктами питания, организации транспортной системы, создания фабрик и заводов для производства необходимых для жизни населения и для обороноспособности страны предметов. Это, в свою очередь, привело к тому, что, независимо от воли и сознания людей, создавался новый общественный организм с его необходимой структурой и новыми социальными отношениями, что потом стало основой неистребимости русского патриотизма (например, в борьбе с фашизмом).

Это, как поется, плюс. Но был и минус. Революция 1917 года ликвидировала классы капиталистов и помещиков. Земля, фабрики и заводы были национализированы, огосударствлены. Правда, вследствие обстоятельств, а не по доктрине. Этим вынужденным, но правильным действием коммунисты создали огромную армию непримиримых врагов. Ликвидация частной собственности на средства производства оказалась негативной акцией революции – она уничтожила один из фундаментальных элементов базиса старого общества. Этим самым новое общество было расколото на две антагонистические силы.

Ликвидация чего-то не всегда может стать основой чего-то нового. Но в нашем случае начало создаваться такое новое, настолько позитивное, которое могло бы оправдать такие издержки. И хотя издержки, которые измеряются человеческими жизнями, невосполнимы, все-таки в Советском Союзе была построена такая социальная организация, которая могла сложиться в результате именно того конкретно-исторического варианта по объективным социальным законам. В сталинские годы практически все предприятия были построены заново; во всяком случае, то, что было построено, по объему во много раз превосходило то, что досталось по наследству и по социальному статусу изначально было государственной собственностью. Государственные учреждения, некоторые муниципальные органы, больницы, учебные заведения и т. п., как правило, и раньше (при царе) не были частными.

Но теперь государственной собственности стало больше. Появились государственные чиновники, выполнявшие функции работодателя, они имели некоторые преимущества, в том числе и материального плана.

Важным, с нашей точки зрения, является не столько то, что исчезло в результате революции, сколько то, что развилось взамен. Ведь ситуация была такой, что могло произойти черт знает что, а может быть и хуже. А взамен пришли стандартные первичные деловые коллективы с определенной структурой сотрудников, соотношениями начальствования и подчинения, причем с иерархией и сетью таких отношений. Эти отношения стали неустранимой основой социального и материального неравенства граждан общества – основой для нового классового структурирования населения.

Эксплуатировало ли новое государство трудящихся? Эксплуатировало. Это был, как бы сказали теперь, государственный капитализм. Со своими достоинствами и недостатками.

Жизнь заставляла Сталина форсировать выход в свет труда, известного под названием «Экономические проблемы социализма в СССР». Конечно, там никакого упоминания о государственном капитализме нет. Преимущественная сторона нового государственного образования проявилась в том, что со временем конкретно-исторические задачи, вынуждавшие строителей нового общества осуществлять коллективизацию сельского хозяйства, индустриализацию страны и т. д., отошли на задний план или исчерпали себя, а неосознанный и незапланированный социальный аспект заявил о себе как одно из самых главных достижений русского коммунизма.

Советский период нашей истории начался с беспрецедентной заботы о детях и молодежи. Создавались детские ясли и сады, школы, профессиональные училища, техникумы, институты. Ликвидировали беспризорность. Проводилась тотальная борьба с безграмотностью и религиозным мракобесием. Образование, просвещение, медицина, гигиена систематически внедрялись в жизнь миллионов людей. Одной из величайших заслуг сталинской эпохи явилась культурная революция. Новое общество нуждалось в миллионах образованных и профессионально подготовленных людей. И оно получило возможность удовлетворить эту потребность в первую очередь.

Это поразительный феномен, не имеющий прецедентов в истории: самым доступным для нового общества оказалось то, что было самым труднодоступным для прошлой истории, – образование и культура. Оказалось, что гораздо легче дать людям хорошее образование и открыть им доступ к достижениям культуры, чем дать им приличное жилье, одежду и пищу. Доступ к образованию и культуре был мощной компенсацией за бытовое убожество. Люди переносили бытовые трудности, лишь бы получить какое-то образование и приобщиться к культуре. Тяга миллионов людей к этому была настолько сильной, что ее не могла остановить никакая сила в мире. Всякая попытка вернуть страну в дореволюционное состояние воспринималась как страшная угроза этому завоеванию революции.

Может быть, современным людям покажется странным, но следует подчеркнуть, что именно образование коллективов, благодаря которым люди приобщались к публичной социальной жизни, оказалось самым важным завоеванием революции, привлекшим массы на сторону нового строя. По крайней мере подавляющее большинство населения страны через них ощутило заботу о себе общества и власти. Сейчас можно этот опыт истории интерпретировать и так: русские крестьяне, вытесненные в город в ходе коллективизации, восстановили общину на стройке и на заводе в виде «трудового коллектива». Именно этот уникальный уклад со многими крестьянскими атрибутами (включая штурмовщину) во многом определил «русское чудо» – необъяснимо эффективную форсированную индустриализацию СССР.

Тяга людей к коллективной жизни, причем – без хозяев и с активным участием всех, была неслыханной ранее нигде и никогда. Далее – демонстрации и собрания, которые были делом добровольным и очень желанным. На демонстрации ходили обязательно семьями. Иллюзия того, что власть в стране принадлежит народу, была в те годы всеподавляющей. И все явления коллективной жизни воспринимались советскими людьми как показатель именно народовластия. С одной стороны, это было народовластие, с его системой вождей, активистами, волюнтаризмом, призывами, репрессиями и прочими атрибутами. А с другой стороны, это была машина партийно-государственной власти, с ее бюрократизмом, рутиной, профессионализмом и прочими атрибутами этого бюрократизма. Первый аспект играл главную роль и достиг в те годы наивысшего уровня. Второй был подчинен первому, служил орудием первого. Он постоянно формировался, частично видоизменялся, набирал силу. Уже в сталинские годы второй аспект зачастую доминировал над первым, проявлял тенденцию к господствующей роли вообще.

Здесь отмечу: принятие массами репрессий тех лет в какой-то мере отражало не что иное, как стремление народных масс помешать превращению партийно-государственного аппарата власти в новых господ. Известно, что в конце своей жизни Сталин вынашивал планы ограничить власть партноменклатуры (об этом будет сказано ниже). На фоне этого у народа не вызывало никакого неприятия стремление Сталина ограничивать эту власть как возможную угрозу лично ему.

Так как первый аспект народовластия вначале (в сталинские годы) все же преобладал, раннюю сталинскую систему власти и управления можно считать периодом подлинного народовластия, вершиной народовластия. Народовластие не есть нечто идеальное, и пусть слово «народ» не сеет на этот счет иллюзий. Но то нарождающееся народовластие было действительно народным, так как существовало для народа, от имени народа, и все, что происходило, было, по задумке Сталина, направлено на благо народа. Поэтому одобрение большинством населения страны репрессий и всего такого прочего – это суть признаки именно народовластия. Власть при Сталине была народовластием еще и в том смысле, что это была не профессиональная, а дилетантская власть. Она с самого начала многими, прежде всего – интеллигенцией, воспринималась отрицательно.

Подавляющее большинство постов в ней с самого низа до самого верха заняли выходцы из низших слоев населения и люди, никогда раньше даже не помышлявшие о том, чтобы кем-то управлять. Это факт очень примечательный. Миллионы людей, и по образу жизни, и по имущественному положению, мало чем отличавшихся от управляемой массы, живших ранее в толще прочего населения, часто в большой бедности, трудясь, как все, по настоянию коллективов и вышестоящих властей вдруг получили эту нелегкую обязанность, не совсем понятную, сложную и рискованную. Поэтому люди менялись на всех постах с неслыханной быстротой. И дело здесь было не в репрессиях: кто совсем не имел данных быть управленцем, кто не умел еще управлять, кто тут же погряз в коррупции, кто не смог избежать бытового разложения, а кто столкнулся с невозможностью решить проблемы, которые заставляли решать. Естественно, процент репрессированных в этой среде был очень высоким.

Сталинское народовластие имело такую характерную черту: вышедший из народа руководитель обращался в своей руководящей деятельности непосредственно к самому народу, игнорируя официальный государственный аппарат, но игнорировал его так, что тот ему служил и средством власти, и козлом отпущения в случаях «проколов» деятельности власти в целом.

Вот и складывалось у народных масс представление, что государственный аппарат является чем-то если не враждебным, то по крайней мере помехой в работе вождя-руководителя. Этот аппарат тогда имел такой кадровый состав, что вполне заслуживал подобного отношения. Человеческий материал, доставшийся от прошлого, был неадекватен новой системе по психологии, образованию, культуре, профессиональной подготовке и опыту. А позже во власть стали проникать уже другие люди.

Постоянно складывались, как бы мы их теперь назвали, мафиозные группы, процветали склоки, жульничество. Одним словом, сама система власти и управления нуждалась в контроле со стороны еще какой-то системы сверхвласти, стоящей над ней. Вначале такой системой сверхвласти стала сама партия.

Потом эту функцию хотели возложить на народовластие сталинских времен. В это народовластие должны были входить и репрессии. Не будь этого, миллионы случайных людей, привлеченных в государственные органы, сожрали бы все общество с потрохами, разворовали бы все, развалили бы страну.

Для народовластия, увы, были характерны волюнтаристские методы управления.

Высший руководитель мог по своему произволу манипулировать чиновниками нижестоящего аппарата официальной власти, назначать и смещать их, предавать суду, арестовывать. Руководитель выглядел народным вождем, революционным трибуном.

Власть над людьми ощущалась непосредственно, безо всяких промежуточных звеньев и каких бы то ни было маскировок. Власть как таковая, не ограниченная ничем, кроме еще более высокой инстанции (если таковая имелась). Чтобы вожди могли руководить народом по своей воле, народ должен был быть определенным образом организован. Воля вождя – ничто без соответствующей подготовки и организации масс. Такие средства организации населения, как партийные, комсомольские и профсоюзные организации, общие собрания, митинги, другие коллективные мероприятия, были полностью «пропитаны» идеологической работой. Особо следует отметить такой важный элемент народовластия, как феномен активистов.

Негативным элементом сталинского народовластия был институт открытых и тайных доносов. Открытое доносительство и разоблачительство в среде коммунистов было распространено больше и эффект имело больший, чем среди беспартийных. Люди, ставшие на путь доносов, естественно, в каком-то смысле деградировали, но имели какие-то материальные выгоды, равно как и люди, попавшие в номенклатуру.

В самой системе власти и управления сложился особый институт номенклатурных работников. Сейчас слово «номенклатура» употребляется в ином смысле. Тогда в номенклатуру включались особо отобранные и надежные с точки зрения высшей партийной власти, лица, которые имели опыт руководства большими массами людей в различных районах страны и в различных сферах общественной жизни. Эти люди имели очень большой потенциал доверия. И часто были неподконтрольны. Но стоило кому-то из них хоть чуть-чуть запятнать себя, как их настигала жестокая кара.

Социалистическая революция закончилась, когда было объявлено о завершении строительства социализма. Тогда появился единственный кандидат в избирательном бюллетене и произошел отказ от производственного (и регионального) принципа выдвижения кандидатов. Этот принцип и многоступенчатые выборы действовали в земстве еще в 60-х годах ХIХ века. С введением одного кандидата Советская власть в определенном смысле была ликвидирована. Фактически были заложены основы отчуждения социализма (коммунизма), т. е. превращение его в закамуфлированный капитализм. Капитализм без буржуазной демократии.

Подготовка к отчуждению началась в 1930 году, когда не стало выборов по платформам, что сделало бессмысленным искусство политической борьбы. Где-то в начале 1930-х территориальные парткомы превратились в своеобразные органы власти.

Руководящая партия стала терять выборность, ответственность перед избирателями и юридический статус административных руководителей. В этом проявлялась главная ошибка большевиков: они считали, что госсобственность автоматически, без многовариантных выборов руководителей партии, поддержит сбалансированное экономическое равновесие, социальную справедливость и демократию.

Революция победила, когда избиратели несколько раз проголосовали за большевиков и левых эсеров. Диктатура пролетариата – это диктатура социальная, а не политическая. Диктатура партии и была проявлением диктатуры пролетариата.

Большевики побеждали, так как могли убеждать массы поддерживать советскую власть. «Рядовые» граждане России долго понимали под Советами не столько государственное управление, сколько общественное самоуправление.

В реальности проходил эксперимент, причем вначале удачный – произошла организация всей многомиллионной массы населения в грандиозную систему власти и управления, которая могла закончиться подлинным народовластием и самоуправлением.

На пути к этому преступность была сведена к минимуму, продолжительность жизни увеличилась, наркомании не было, зарегистрированные случаи венерических заболеваний – 1–2 случая на область. Даже недостроенный коммунизм был благом для миллионов рабочих и крестьян.

Было благом то, что принесли им революция и народовластие. Многие крестьяне переселялись в города, приобщались к образованию и культуре, получали более легкие условия жизни.

Но мы помним: Ленин и Сталин вынуждены были совершить ошибку, равную преступлению, – они из аппарата управления партией создали второй, параллельный аппарат управления. Им некуда было деваться – государственный аппарат был на то время укомплектован либо старыми, либо случайными кадрами, никак не способными качественно управлять Россией.

А в партийном аппарате (хотя люди там по качеству – умению управлять – были такими же) кадры жизнью отвечали за плохое управление страной: в случае потери большевиками власти из-за своего плохого управления страной в ходе войны или мятежей эти кадры были бы уничтожены.

Когда же быть большевиком с возросшим авторитетом СССР и ВКП (б) в мире стало безопасно и престижно, контроль партаппарата за государственным аппаратом стал не просто лишним, но и убийственным для самой государственной власти, идеи коммунизма, демократии.