Глава 7 От Берии до Горбачева

Советское руководство после Сталина так и не поняло или делало вид, что не понимает: идет не соревнование двух систем, а война на уничтожение коммунизма как системы. Капиталистам надо было уничтожить жупел – коммунизм – и чем раньше, тем лучше. Революция в России насмерть перепугала капитал. Возникла необходимость противостоять Советам, нужно было доказывать снова и снова, что капитализм тоже способен, если захочет, дать работникам сносную жизнь. Пришлось капиталу отрывать у себя свое кровное и кормить этот ненасытный средний класс. А поскольку коммунизм подлежал уничтожению, против коммунизма без устали работала западная пропаганда. Западная буржуазная идеология в бытовом, практическом применении оказалась гораздо мощнее коммунистической. Уже потому, что она примитивна до ужаса и рассчитана на самые низменные инстинкты, на потребительство. И она имела успех в СССР в том числе и потому, что запрещалась. Посеянные семена постепенно всходили, пока не рвануло. Лидеры же СССР все пытались договориться с Западом о «мирном сосуществовании».

Дело в действительности состояло в том, что все 70 лет, между 1917 и 1987 годами, человечество выбирало между социально-экономической моделью плановой экономики, на базе которой наиболее преуспел Советский Союз, и моделью рыночной экономики, где больше всего преуспели США. У человечества был выбор. Люди могли склоняться в своих симпатиях к одной или другой системе, могли выбирать ту или иную либо отказаться от той, которая не сработала в их стране, в пользу другой. Две системы, соревнуясь друг с другом, могли вскрывать свои недостатки, учитывать преимущества конкурента, стремиться к самосовершенствованию.

Запад менялся, а установившаяся и более или менее нормально функционировавшая система власти и управления советского общества не менялась, хотя и стала неадекватной новым условиям. А конвергенция была неприемлемой, ввиду разной направленности двух экономик. Необходимо было усовершенствовать систему планирования, ужесточить наказания за плохое планирование. Необходимо было повысить квалификацию работников системы власти и управления (именно как работников коммунистической системы), совершенствовать централизацию экономики. Ни в коем случае нельзя было нарушать фундаментальные принципы управления, а там, где они нарушались или еще не возникли, необходимо было вводить их заново, но на научной основе.

Высшее советское руководство, которое польстилось на лавры диссидентов, стало проявлять непонимание своего собственного общества, западного общества, намерений Запада и общей ситуации в мире. Появились «новаторы», которые приняли «подачки» капиталистов своим доморощенным трудящимся и тунеядцам за «преимущества» капиталистической системы. Одним из них оказался… Лаврентий Берия, который взошел на советский политический Олимп достаточно поздно, когда руководящее ядро партии и государства уже сформировалось, поэтому он имел более глубокие знания реальной жизни, чем давно уже засидевшиеся в своих кремлевских кабинетах соратники Сталина. Раньше других увидел несовпадение радужной картины успехов страны и подлинного ее состояния. Такое знание не оставило его равнодушным, но привело к скоропалительным выводам: он первым из высоких руководителей почти открыто провозгласил, что западная демократия открывает больше возможностей для всестороннего прогресса, чем общественная система, установившаяся в СССР. Он первым предложил ликвидировать социалистическую ГДР и осуществить объединение Германии как миролюбивого демократического буржуазного государства. Мотивировал он это тем, что ГДР нам дорого обходится, а объединенная Германия будет навеки благодарна СССР, да еще станет противовесом США и Великобритании.

Против этого мнения выступил Молотов, поддержанный Хрущевым. Мотивы – подкармливаемая ГДР будет служить привлекательной витриной, демонстрирующей преимущества «социалистического образа жизни». Но получилось наоборот: Западная Германия стала витриной для Восточной. Началось массовое бегство немцев с востока на запад, а не в обратном направлении. Более того, в июне 1953 года в Восточной Германии началось восстание, подавленное советскими войсками.

Берия считал, что и в других странах Восточной Европы не следует насаждать социализм советского образца. В частности, он отговорил Сталина проводить в Польше коллективизацию. Самым лучшим решением Берия считал объединение славянских стран народной демократии в две федерации – вокруг Польши и Болгарии. Полагал, что разрыв с Тито был ошибкой. Видел цивилизационную несовместимость России и народов «стран народной демократии». Непрекращающуюся «холодную войну» ставил в вину Сталину. Считал ошибкой проарабскую позицию СССР в арабо-израильском конфликте и предлагал сделать ставку на Израиль, что обеспечило бы нам поддержку всей мировой еврейской диаспоры. Он всерьез считал возможной помощь еврейского капитала в восстановлении разрушенной войной экономики СССР.

Берия настоял на прекращении «великих строек коммунизма», которые, как он считал, истощали экономику и лишь служили дымовой завесой усиливавшейся милитаризации страны. По его подсчетам, если бы десятую долю расходов на военные нужды пустить на производство товаров народного потребления, жизненный уровень трудящихся можно было бы поднять в четыре раза. Для чего строить сотни километров каналов, если народ голоден, разут и раздет? И прежде чем рыть каналы в пустыне, следовало бы поднять Нечерноземье. И заодно со стройками, отдававшими гигантоманией, были прекращены и вполне оправданные работы из «сталинского плана преобразования природы». Например, прекратилось насаждение полезащитных лесополос, которые гарантировали от мертвящих засух большие территории в европейской части страны. Берия поручил группе специалистов составить подлинную историю СССР и партии с целью десталинизации ее, оценивая события и деятелей без ярлыков. Например, троцкизм предлагалось рассматривать как идейное течение, а не как засилье шпионов иностранных государств. Он даже успел распорядиться об издании трудов Бухарина, Троцкого, Столыпина, Витте.

Такое изменение оценок бывших оппозиционных течений должно было, по его разумению, способствовать привлечению еврейского капитала в советскую экономику. Это было явным просчетом: исторический опыт России говорит о том, что, встав на позицию сначала идейной, а затем и политической борьбы, оппозиция, опасаясь репрессий и поражения, всегда готова идти «до конца» и способна встать на путь прямого предательства национальных интересов. Много спорного было в идеях Берии, но было и явное предательство: Берия заложил основы развала Советского государства предложениями по его реорганизации.

В качестве первого шага он считал необходимым передать управление экономикой и культурой союзных республик в руки национальных кадров и придать на местах национальным языкам статус государственного. Это, дескать, будет выражением доверия национальных республик Центру. Далее предполагалось создавать национальные воинские формирования (против чего возражал Жуков), учредить национальные ордена.

У Берии были тесные связи с руководителями Татарской АССР, и у него были планы сделать ее союзной республикой и обеспечить ей выход к Каспийскому морю, обосновывая это тем, что Астрахань-то ведь не русский, а татарский город. В Татарстане сепаратистские настроения имели глубокие корни. Блок поволжских мусульманских территориальных образований получил бы прямой выход к мусульманским странам, к Ирану. Берия, имея тайную необъятную сеть по всей стране, ошибочно верил в свою несокрушимость и поэтому оставил Хрущева живым. Ничем нельзя объяснить, почему он ждал, когда Хрущев на заседании Президиума ЦК нажмет тайную кнопку, чтобы ворвались генералы.

Были ренегаты и другого толка, которые говорили о коммунизме очень много, но и много сделали для развала СССР. Самообливание помоями началось со знаменитого доклада Хрущева на ХХ съезде КПСС в 1956 году. С появлением «Архипелага ГУЛАГ» Солженицына стало настойчиво внедряться в сознание людей представление о сталинском периоде как о периоде злодейства, как о черном провале в русской истории, а о самом Сталине – как о самом ужасном злодее из всех злодеев в человеческой истории. Запад уцепился за идею разоблачения сталинизма, стал через некоторое время открыто руководить «разоблачением язв» сталинского периода.

Сталин умер. Но в стране ничего не изменилось. Те изменения, которые он осуществил незадолго до смерти и которые были направлены на сокращение влияния коррумпированной партийной верхушки, после смерти Сталина были ликвидированы. Была восстановлена прежняя структура высших органов власти. После смерти Сталина сталинисты (горстка высших партийных руководителей, сотни тысяч руководителей и миллионы активистов во всех учреждениях и на предприятиях страны и десятки миллионов людей, которые воспринимали смерть Сталина как свое личное горе) не стали продолжателями его дела, так как устали от него. От Сталина устали прежде всего те, кто был от него недалеко.

1953–1956 годы явились годами ожесточенной борьбы с наследием Сталина, так называемая десталинизация. Борьба поначалу не носила особо ожесточенного характера. Репрессии прекратились. Это, к сожалению, означало и то, что теперь так жестоко не карали за те прегрешения, которые Сталин не простил бы. Борьба с наследием Сталина под влиянием Запада (ранее это влияние частично нейтрализовалось его репрессиями) носила определенную направленность, которая была озвучена Хрущевым в его упомянутом докладе на ХХ съезде КПСС. Хрущев инспирировал ожидавшуюся десталинизацию страны в интересах личной власти. Хотя десталинизация была сложным историческим процессом и никак не может быть приписана воле одного человека с интеллектом среднего партийного чиновника и с повадками циркового клоуна.

Десталинизация с социологической точки зрения имеет плюсы и минусы. Начнем с плюсов. Сталинизм исторический, как определенная совокупность принципов организации деловой жизни страны, принципов управления и поддержания порядка и принципов идеологической обработки населения, сыграл свою великую преобразующую роль и исчерпал себя. Он стал помехой для нормальной жизни страны и дальнейшей ее эволюции. В силу исторической инерции он еще сохранял свои позиции. Миллионы людей, которые были оплотом сталинизма, привыкли и не умели жить по-иному, сохраняли свои руководящие позиции и влияние во всех структурах общества.

Вместе с тем в стране отчасти благодаря сталинизму и отчасти вопреки ему созрели силы и возможности для его устранения. В годы войны и в послевоенные годы предприятия и учреждения страны уже во многом стали функционировать не по-сталински. Благодаря культурной революции изменился человеческий материал. И потери в войне не остановили этот процесс. В массах назрела потребность жить иначе, назрел протест против сталинских методов, ставших бессмысленными. В сфере управления обществом сложился новый государственный чиновничий аппарат, который стал играть более важную роль по сравнению с аппаратом сталинского народовластия и сделал последний ненужным.

Сталинский уровень идеологии перестал соответствовать интеллектуальному уровню населения и его настроениям. К этому времени в стране выросли (не на самом верху) кадры идеологически подготовленных людей, которым сталинские идеологи казались примитивными и мешали делать то же дело лучше, чем раньше. Десталинизация страны происходила вопреки всему и несмотря ни на что, происходила объективно, явочным порядком, как естественный процесс созревания, роста, усложнения, дифференциации социального организма. Так что хрущевский «переворот» означал приведение официального состояния общества в соответствие с его фактическими тенденциями и возможностями. Он и случился, прежде всего в интересах мощного слоя руководящих работников всех сортов и уровней (начальников и чиновников), которые стремились сделать свое положение стабильным, обезопасить себя от правящей сталинской диктатуры, опиравшейся на органы государственной безопасности и массовые репрессии, и от диктатур такого рода на всех уровнях социальной иерархии. Этот правящий слой советского общества при Сталине чувствовал себя неуверенно, так как больше всех был подвержен контролю народовластия. Теперь он фактически занял господствующее положение в стране и хотел иметь личные гарантии своего привилегированного положения.

В хрущевские годы в среде советской интеллигенции стали приобретать влияние люди, выглядевшие либералами в сравнении с людьми сталинского периода. Они отличались от своих предшественников и конкурентов лучшей образованностью, большей инициативностью, более свободной формой поведения, идеологической терпимостью. Они вносили известное смягчение в образ жизни общества, стремились к западноевропейским формам культуры.

Они стимулировали критику недостатков советского образа жизни, но вместе с тем были вполне лояльны к советской системе, выступали от ее имени и в ее интересах. Но они уже были подвержены началу перерождения, так как заботились лишь о том, как бы получше устроиться в рамках этой системы и саму систему сделать более удобной для своего существования.

Несправедливо отрицать и положительную роль, которую «либералы» сыграли в советской истории. Это было движение, в которое было вовлечено огромное число людей. Деятельность «либералов» проявлялась в миллионах мелких поступков и дел, в совокупности оказавших влияние на весь образ жизни советского общества. Но по большому счету, это было началом конца.

Хрущев и его либеральные помощники, официально признав очевидные недостатки советского общества, приняли решение осуществить перестройку всех аспектов жизни страны, более чем на четверть века предвосхитив горбачевское «новаторство». Это еще тогда решили усовершенствовать работу предприятий, начав переводить многие из них на пресловутые «самофинансирование» и «самоокупаемость». В результате число нерентабельных предприятий возросло и о лозунге «самоокупаемость» пришлось забыть.

О «художествах» Хрущева в области сельского хозяйства автор знал не понаслышке (см. выше). Хрущев успел еще и основательно подорвать финансовую систему СССР. При Сталине, какие бы трудности ни переживала страна, ее финансовая система, построенная на совсем иных основах, чем финансовые системы Запада, была устойчива и в целом обеспечивала потребности развивающейся экономики, обороны страны, широкого культурного строительства.

Хрущев провел в 1961 году денежную реформу, которая самым губительным образом отразилась на советских финансах. Катастрофические последствия хрущевской реформы проявились лишь после экономической реформы 1965 года, когда Хрущев был уже отстранен от власти.

Вершиной той кучи дров, которых наломал Хрущев, были, конечно, так называемые совнархозы, в результате создания которых бюрократический аппарат увеличился. Потом их ликвидировали, и бюрократический аппарат увеличился еще больше. И впредь, сколько бы ни делили, объединяли или переименовывали министерства, комитеты, управления, тресты и т. п., число бюрократов росло и росло.

Автору пришлось «пережить» три ликвидации союзных аппаратов разных наименований «Сельхозтехники». И получалось, что каждый раз очередная «ликвидация» сопровождалась сокращением численности, но с ростом зарплаты чиновников во вновь организуемом ведомстве. Случалось, меня приглашали и каждый раз как бы вновь принимали на работу по найму, а вот мои коллеги сами суетились, прогибались, просили кого-то позвонить. Знаете, бывают такие звоночки, ради которых и штатное расписание могут изменить. Ведь создали же новый Главк для одного из моих непосредственных начальников – ему надо было из Киева переехать в Москву («по состоянию здоровья сына»). Тогда я хоть и был молодым, но думал так: «Зачем эта мышиная возня с сокращением численности управленческого аппарата? Уменьшите чиновникам зарплату, и они сами побегут в подведомственные организации».

В 1982 году умер Суслов, а это означало, что освободилось место второго человека в партии, то есть возможного кандидата на пост Генсека. В многочисленных источниках, иногда явно тенденциозных, авторы внушают читателям мысль, что дорогу к высшему посту государства исподволь прокладывал Юрий Владимирович Андропов, разными способами нейтрализуя возможных конкурентов.

Интерес и загадку представляет время, когда в ходе перестановки руководящих кадров он, выдвиженец из рядов комсомола, успевший поработать в МИДе и послом в Венгрии, где отличился при подавлении контрреволюционного мятежа 1956 года, занял пост председателя Комитета госбезопасности, будучи секретарем ЦК (дело ранее просто немыслимое). Считая главной внутренней задачей борьбу с диссидентами, новый шеф КГБ воссоздал в системе своего ведомства 5-е управление во главе с генерал-майором Ф. Д. Бобковым. Через пятнадцать лет тот переметнется в стан бывших противников и возглавит службу безопасности олигарха Гусинского.

Андропов умело выдавал себя за демократа на словах, на деле же покровительствовал националистам от интеллигенции. В своем учреждении сразу отличился ликвидацией внутренней тюрьмы, куда перевел библиотеку. Приблизил к себе отдельных научных работников. Не без его подачи в системе Академии наук был основан Институт США и Канады, выполнявший также задания госбезопасности и военного руководства. Возглавил его любимый консультант Брежнева, срочно увенчанный лаврами академика Г. А. Арбатов, который взял на должность заведующего сектором получившего некоторую известность трудами по американистике Н. Н. Яковлева. Только много позже стало известно о регулярном общении Андропова и сына маршала артиллерии. Это были «ученые беседы» на тему «Солженицын» например. Яковлев не ограничивался «просвещением» Андропова, он принимал живейшее участие в советской контрпропаганде: в еженедельнике «Голос Родины», органе, курируемом Бобковым, Комитета по культурным связям с соотечественниками за рубежом.

Еще будучи руководителем КГБ, Андропов готовился к роли главы партии и государства, хотя в те времена традиционно считалось, что руководитель службы госбезопасности не имеет шансов стать в ряд высших политических руководителей страны. Начиная с Андропова, это положение изменилось. Но Андропов, хотя и стал с подачи Брежнева кандидатом в члены Политбюро, а с 1973 года и полноправным членом этого высшего руководящего органа, все же оставался «чужим среди своих». Прогрессировавшая болезнь почек заставляла его вести жизнь аскета, придерживаться строгой диеты, а поэтому он оказывался «белой вороной» в среде высших руководителей партии и страны, любивших охоту, застолья и прочие радости жизни. Возможно, если Брежнев и другие члены высшего руководства ощущали себя частицами единого коллектива, то Андропов считал себя личностью более высокого порядка. В душе он, видимо, презирал своих недалеких коллег по Политбюро и ставил себя выше их в интеллектуальном и культурном отношении.

Главным оружием Андропова в борьбе за власть была выборочная борьба с коррупцией в высших эшелонах власти. Он чувствовал, что в обществе, страдавшем от всеобщей коррумпированности власти, существовал запрос на борьбу с этим злом, и потому кое-какие не слишком решительные действия в этом направлении не могли вызывать серьезного неудовольствия в руководстве партии. Наиболее безопасными для Андропова объектами нападения были криминальные структуры в национальных республиках, где система взяток и поборов приобрела поистине всеобъемлющий размах. Для проведения этой своей кампании Андропов нашел идеальных исполнителей – Гейдара Алиева в Азербайджане и Эдуарда Шеварднадзе в Грузии. Эти два ставленника Андропова развернули самый настоящий террор в своих республиках. За короткий период были сняты и отданы под суд сотни руководящих работников Азербайджана и Грузии. Алиев и Шеварднадзе делали карьеру на костях своих жертв. Их успехи не остались незамеченными. В 1969 году Алиев стал первым секретарем ЦК КП Азербайджана, а в 1972 году Шеварднадзе возглавил парторганизацию Грузии.

Разумеется, борьбу будущих «демократических» президентов своих республик за власть ни в коем разе не следует считать борьбой за нравственное очищение общества. Глубинные причины коррупции не устранялись, и новые руководители, пришедшие на место снятых и осужденных, включались в сложившуюся систему, суть которой – бери взятки с нижних и давай соответствующую долю вышестоящим.

Создав себе репутацию непримиримого борца с коррупцией на кампаниях в Азербайджане и в Грузии, Андропов решил применить то же оружие в России. Для начала он попытался свалить такую крупную фигуру, как первый секретарь Краснодарского крайкома КПСС Медунов. Андропов вынашивал планы добраться и до окружения самого Брежнева.

Коррупция в Краснодарском крае была всеобъемлющей. Брежнев почувствовал, что в данном случае борьба с ней может зацепить и его самого, и потому он поначалу не отдавал Андропову Медунова. Тогда Андропов пошел на рискованный шаг, дав согласие на «утечку информации» за рубеж. КГБ может все. Шум, поднятый в западной прессе по поводу коррупции в окружении Медунова, привел к тому, что тот был освобожден от обязанностей первого секретаря крайкома и переведен на другую работу, а затем и исключен из КПСС. Андропов играл с огнем. Как бы низко ни пали советские руководители из окружения Брежнева, никто из них не решился бы прибегнуть к помощи зарубежной буржуазной прессы, к дискредитации страны для решения своих карьерных задач. А Андропов смог.

С легкой подачи Андропова потом это станет в порядке вещей. Но тогда для советской верхушки престиж государства оставался святыней, на которую нельзя посягать. Андропов первый пренебрег такими сентиментальными соображениями. Ради карьеры он мог пойти на все. Хотя, повторяю, он играл с огнем. В данном случае этот риск был оправдан еще и потому, что коррупция в стране приобрела такие масштабы, что борьбу с ней поддержал не кто иной, как блюститель чистоты партии Суслов. Брежнев с Сусловым ссориться не хотел, пока речь шла о периферии.

Как США спровоцировали наше вторжение в Афганистан, я писал выше. К этой авантюре приложил руку и Андропов. Главная цель заключалась в том, чтобы за счет блицкрига в Афганистане расширить зону влияния СССР и заодно сорвать наметившуюся тенденцию к разрядке международной напряженности. В этом была заинтересована и группа высших военных руководителей страны.

Расчищая себе путь наверх, Андропов через свое ведомство распространял слух, будто сам он противился вводу войск в Афганистан, а вина за этот трагический шаг лежит на Брежневе. Когда из триумвирата, пришедшего к власти в 1964 году, остался один Леонид Ильич (Подгорный был в 1977 году выведен из состава Политбюро и отправлен на пенсию, а Косыгин скончался в 1980 году), в новом составе Политбюро возможными конкурентами Андропова на пост Генсека оставались – первый секретарь ленинградской партийной организации Романов и руководитель московской – Гришин. Для их нейтрализации Андропов использовал уже отработанные приемы дискредитации.

Скандалом обернулась свадьба сына Романова в Ленинграде. Все слухи о фарфоровых сервизах Екатерины II были только слухами, но Романова удалось скомпрометировать. А с Гришиным дело обстояло так. Он был не без греха – прикрывал московскую торговую мафию. Органы КГБ арестовали директора ведущего столичного гастронома «Елисеевский» Соколова, которого позднее, уже при генсеке Андропове, после суда расстреляли. Такая жесткая мера наказания была применена потому, что Соколов, при расследовании его афер, указал на ниточки, ведущие на самый верх столичной власти. Мафия такое не прощает. Но Гришин был сильно скомпрометирован.

12 ноября 1982 года смертельно больной Андропов был избран генеральным секретарем ЦК КПСС, а в июне 1983 года – Председателем Верховного Совета СССР. Цель, которую ставил перед собой снедаемый честолюбием Андропов, была достигнута. Но что ему было делать с высшей властью, к которой он так стремился? Как бывший шеф КГБ, Андропов хорошо знал и видел, какие процессы разложения охватили всю страну.

Экономика в связи с внедрением в нее противопоказанных социализму «новшеств» стала неэффективной. Андропов ничего предлагать не собирался, так как сам экономикой никогда не занимался. Государственного опыта работы по управлению у него тоже не было. Вывод в необходимости что-то делать вылился у него в памятную всем москвичам кампанию по отлавливанию на улицах, в магазинах, в банях и парикмахерских людей, которые в это время должны были находиться на работе. К этому можно относиться по-разному, но создалось впечатление, что Андропов взял курс на укрепление законности в стране, начал борьбу с коррупцией, в том числе в высших органах власти. Были сняты с постов Щелоков, зять Брежнева Чурбанов, отдан под суд Медунов, началось расследование «хлопкового дела» в Узбекистане. Из аппаратов ЦК КПСС и Совета Министров было уволено около трети высокопоставленных чиновников, из 150 руководителей партийных организаций краев и областей 47 были сняты со своих постов. Тюрьма на Лубянке была переполнена арестованными по подозрению в коррупции, несколько преступников были расстреляны. Суровой чистке подверглись и кадры милиции.

Правление Андропова ознаменовалось резким усилением международной напряженности. Увидев, что СССР оказался в международной изоляции, Андропов предпринимает шаги по налаживанию отношений с ведущими странами Запада путем прежде всего удовлетворения их экономических интересов. Ударными темпами ведется строительство газопровода Сибирь – Европа. Вот когда мы уже были готовы поставлять газ нашим идейным противникам. Это усиливало их возможности в повышении эффективности производства и качества жизни. Джазист (это кличка Андропова) перед смертью, как и Ленин, сделал подлянку. Он пришел к власти, опираясь на КГБ. Своих людей в Политбюро и в ЦК у него не было. Один человек у него все-таки появился – Горбачев.

Алчная партийная и комсомольская элита (в центре и на местах) желала жить во дворцах и иметь такие блага и богатства, которые при коммунизме не могли быть по определению ни в коем разе. И они решили поставить над собой такого человека, который воспринял бы их желание, если не естественно, то хотя бы достаточно лояльно. Такой человек элиты мог получиться из Михаила Сергеевича. Но их было двое – Романов и Горбачев.

Когда Андропов умер, ни Романов, ни Горбачев не имели шансов получить единодушную поддержку в Политбюро. Горбачеву пришла в голову спасительная мысль: он предложил избрать генсеком Константина Черненко, за что старцы из Политбюро, боявшиеся жесткого Романова, уже были Горбачеву благодарны. И каждый из них подумал: слава Богу, что это не я. Лучше остаться при кормушке и ни за что не отвечать.

Горбачев набрал предварительные очки, а во главе партии и страны оказался старый, безнадежно больной инвалид. К слову сказать, народу, как всегда, было наплевать на то, кто там, наверху. Оба претендента на высший пост предпочли поддержать Черненко, чтобы не голосовать за соперника. Каждый из них надеялся за время до ожидаемой кончины старца, основательно подготовиться к решающей схватке. Вторым секретарем ЦК, по предложению Устинова, был избран Горбачев. Но вскоре маршал умер, и шансы Михаила Сергеевича, вероятно, опустились бы до нуля, если бы не его поездка в Англию.

Чета Горбачевых представляла собой типичный образец нового советского барства, как я их называю – зажравшейся элиты, забывшей о том, что своему восхождению наверх они обязаны народу, вернее, идее – сделать народ счастливым. Они были из нового поколения руководителей, не знавших сталинской строгости и воспринимавших свои привилегии как нечто само собой разумеющееся. Горбачевых отличали заискивание перед людьми, стоящими выше их, и в то же время грубость в общении с подчиненными, стремление к роскоши, к знакомствам с сильными мира сего. Еще когда Горбачев был первым секретарем крайкома, ему и его супруге удалось побывать в некоторых странах Европы. А в качестве члена Политбюро Горбачев выезжал в Канаду (где останавливался в доме посла Александра Яковлева) и в Великобританию (уже вместе с Яковлевым как советником).

Этот визит в Англию можно считать историческим, поскольку встреча с премьер-министром Маргарет Тэтчер стала как бы «смотринами», на которых «железная леди» от лица руководителей ведущих стран Запада оценивала Горбачева в качестве желательного для них претендента на роль руководителя СССР. Супруги Горбачевы произвели на Тэтчер самое благоприятное впечатление. Особенно понравилась общественности Запада Раиса Максимовна, которая традиционному посещению могилы Маркса предпочла светские развлечения и осмотр королевских драгоценностей, меняла платья по несколько раз в день, делала сногсшибательные покупки и вообще вела себя вызывающе раскованно.

Если бы такое случилось во времена Иосифа Виссарионовича, то Горбачеву и его жене точно не сносить бы голов. Можете себе представить, сколько в современной России людей, ненавидящих Сталина только за это? Но тогда, после смерти Черненко, не сразу, конечно, в решающей схватке, при поддержке Громыко, который был давним поклонником западного образа жизни и вместе с супругой давно вкусил все блага западного быта, победу одержал Горбачев. Вскоре Громыко получил пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Многие престарелые члены Политбюро были отправлены на пенсию.

Избрание Горбачева партноменклатуре было на руку – появилась возможность легализовать свое небедное житье и тот шик, которому мешали уже красные книжечки в карманах. Первые его выступления и поездки по стране народом были встречены с воодушевлением. Наконец-то во главе партии оказался человек цветущего возраста, говорящий без бумажки, настроенный на перемены, которых давно ждали в стране. Горбачев прежде никогда ни одним производством не руководил и начинал с поездок по стране: считается, что «на месте» можно что-то увидеть, что-то понять.

Экономика у нас могла бы петься как песня, если бы ею занимались на самом верху правильно. «Они» уже не гнались за валовыми показателями, а используя разделение труда, даже сократили производство («им» не нужно было никого догонять и перегонять) некоторых видов продукции (угля, нефти, цемента), покупая это за рубежом. Зато мощно нарастили электронную и химическую промышленность, развили авиакосмический комплекс. За счет этого они свели на нет все наши старания, обеспечив себе одновременно снижение затрат, повышение эффективности экономики, использование ресурсосберегающих принципов производства (и все это – даже при рынке?).

Мы оказались в тяжелом экономическом положении с нашими отраслями-монстрами, требующими все новых и новых вложений. Не понимая, что эффективность нашей экономики, ставшей на сложный, но правильный путь, зависит только от строжайшей дисциплины и четкости в планировании, хозяйственные руководители страны не нашли в себе смелости признать свою вину, а настроились (не без помощи советников из-за бугра) использовать опыт капиталистических государств.

Советников по иностранному опыту у Горбачева было много, они предлагали венгерскую, австрийскую, швейцарскую модели, но ни одна из них полностью к нашим условиям не подходила. Получалось, если выхватить из тех целостных моделей отдельные элементы, то при внедрении их в наше хозяйство лишь усиливается разбалансировка. И в конце концов оно неизбежно должно было (так думали многие) привести к реставрации капитализма. Причем в самых отсталых первоначальных его формах, которых в современном мире уже нигде не осталось.

В самом конце своей бесславной карьеры Горбачев попытался предложить китайскую модель, но ему не удалось даже внятно изложить ее. А зачем нам китайская модель, когда у нас семьдесят лет была своя советская, русская. Довольно-таки плодотворная. Если рассуждать гипотетически, то осознанность, контроль и твердость власти – это то, что нам было нужно тогда и всегда.

Горбачев ставил перед советским народом задачу ускорения экономического развития страны, для чего, по его мнению, нужно было убрать препоны на пути творческой инициативы трудящихся. Отметим, что трудящиеся к этому времени стараниями могильщиков коммунизма были развращены в духе мелкобуржуазной идеологии до предела. Горбачев этого не видел или не хотел видеть. Ведь знал же он, что у нас была одна правда на кухне, а другая – на собрании. Он считал, что все должно происходить под лозунгом «Больше социализма, больше демократии!». Больше, чем что? Насколько? Какое ускорение? Это была, как сказали бы сейчас, обычная пиаровская акция, игра в слова. Постоянно повторяя эти слова, хотели внушить нам, что есть какая-то экономическая концепция перестройки, стратегия ускорения, где, как и положено, расписано по пунктам, чего мы хотим, как этого добиваться, какие нужны последовательные шаги. Естественно, ничего похожего не было. Только в 1991 году, в год отставки Горбачева и распада СССР, появилось хоть что-то, смутно напоминающее экономическую концепцию. Это были так называемые программы в виде «500 дней», которые в настоящее время не представляют даже исторического интереса. Конкретные меры, которые предлагал Горбачев, вызывали возражения хозяйственных руководителей, справедливо опасавшихся, что их реализация приведет к нарушению производственных связей, а в дальнейшем – и к слому общественного строя. Так оно и произошло на самом деле. Помните слезы Рыжкова?

Вышедшие при Горбачеве законы «О кооперации» и «О государственном предприятии» привели к полному развалу экономики страны. Закон «О кооперации» давал предпринимателям слишком много излишней свободы и не предусматривал должного контроля. Кооператоры «из народа» занялись было пирожками, шитьем кепок и прочей мелкой, но нужной чепухой. Но доходы их были низкими, а поборы со стороны чиновничества местных распорядительных органов – высокими. И это направление кооперативного движения быстро выродилось в полуподпольное кустарничество. Народ не смог улучшить свое положение через свободный труд «на себя».

Иные, более ушлые предприниматели, обратились к спекулятивно-посреднической деятельности. Они, имея доступ к продукции госпредприятий по низких ценам и в условиях хронического дефицита товаров, перепродавая их, стали мгновенно обогащаться. Около государственных предприятий тут же возникло скопище всевозможных кооперативов, единственной задачей которых был увод дохода, номинально принадлежавшего государству, в частный карман. Это привело к росту цен, ухудшило жизнь народа и породило устойчивую неприязнь к кооперативам вообще.

Но появился пример: на крупных предприятиях тоже захотели таких же, как у кооператоров, плохо отрегулированных отношений с государством. И такую возможность дал закон «О государственном предприятии». Этим законом государство фактически само себя вывело из управления государственными предприятиями. Они продолжали называться государственными, но директоров там уже не назначали, а выбирали; взаимоотношения с государством становились столь же неопределенными, как у кооперативов. Никто не мог толком объяснить, что государственные предприятия должны государству, а что – оно им. Этот закон, пожалуй, в большей степени содействовал уходу государства из управления экономикой, чем даже приватизация, проведенная позже правительством реформаторов.

На смену старым хозяйственникам приходили молодые голодные волки либерального толка и шибко охочие до наживы. И горбачевский лозунг о социализме побольше и о демократии покруче привел к тому, что молодые да ранние быстренько развалили производство, а «ускорение» незаметно переросло в «перестройку». Что во что перестраивать, оставалось неясным. И до сих пор неясно, что такое перестройка.

Заслуженная награда, Нобелевская премия мира, по указке дяди Сэма была вручена Горби в 1990 году. Заслужил он ее честно: к концу 1990 года объем производства в СССР упал на 20 процентов. Форсированное развитие «кооперативного» сектора экономики (перекачка средств предприятий на счета этих, с позволения сказать, кооперативов) и другие новшества привели к инфляции.

Инфляция привела к быстрому росту цен и опустошению рынка, люди вынуждены были подолгу стоять в очередях за самыми необходимыми товарами, понадобилось вводить талоны на продовольствие. Возникла безработица, что прежде в СССР было немыслимым. Стали привычными забастовки шахтеров и работников других профессий. Позиции, сданные Горбачевым Западу без боя, удивили даже тех, кто принимал эти «подарки».

Горбачев и его сообщники перешли к новому этапу развала страны, который должен был завершиться роспуском КПСС. Для этого дядей Сэмом была осуществлена очередная хитрая комбинация. В стране формировалась, по сценарию из-за рубежа, оппозиция Горбачеву, во главе которой встал Борис Ельцин. Ельцин установил режим, благоприятствующий людям, все меньше и меньше склонным следовать государственным интересам. Лоббировались интересы кого угодно: коммерческих структур, иностранных инвесторов, бандитов, личные – бесчестных лиц. Ельцин при принятии решений исходил из потребностей семейного клана, а не государства. Ориентировка на наших «западных партнеров» усилилась.