Глава 3 Отрицая коммунизм, мы не знаем, что отрицаем

Нежелание многих людей даже слышать о коммунизме есть не что иное, как боязнь потерять статус-кво или получить заслуженное наказание за личный вклад в доведение человеческого общества до тех нелепостей, которые не укладываются в голове. Вот эти нелепости: первая – большинство людей на Земле или верят, или делают вид, что верят, в абсурдную идею, что мир (и антимир) сварганил Создатель; нелепость вторая – человек терпит, яки скот (доколе?), положение, когда богатые богатеют, а бедные беднеют; нелепость третья – человечество уничтожает самое себя, равно как и свою среду обитания.

Итак – коммунизм… Несмотря на все нападки на него и его отрицание, никто сегодня не может сказать (без ссылок на «липовые» авторитеты), что это такое. Почему же с завидным постоянством нечистоплотные люди это нечто отрицают? Да только потому, что коммунизм (любой) хочет избавить трудящихся от пут капитализма! Капитализм, глобализм и фашизм (национал-социализм) настолько дискредитировали себя в глазах населения планеты Земля, что ни один ответственный государственный деятель не будет объявлять их (без оговорок) национальной идеей.

И вот начинают мудрить. Путин сделал хитрый ход конем: он во всеуслышание заявил, что в России никогда не будет государственного капитализма. Он, конечно, имел в виду государственный капитализм советского периода. Но оболваненный и недостаточно политически грамотный русский обыватель подумал: «Ура! Братцы! Путин сказал, что треклятого капитализма не будет!». Ну и ну!

Трудность усугубляется тем, что в случае с коммунизмом идет смешение понятий: коммунизма с тем проектом, который был изложен Марксом и Энгельсом, самой идеи коммунизма и социализма, который был построен, который мы или видели, или нам о нем рассказывали, или о котором мы читали. Возможно, нам в обозримом будущем не удастся сформулировать, что такое коммунизм. Опасение такого рода оправдано по той причине, что, однажды сформулированная, такая формула обязательно окажется неокончательной, так как совершенствованию коммунизма нет предела. И он должен уточняться на основе согласия большинства (в этом неизбежность торжества самой идеи коммунизма, так как бедных всегда больше, чем богатых).

Следует, пожалуй, согласиться с теми авторами, которые считают, что Иисус, названный Христом, – историческая личность, а не легенда. Похоже, что он действительно нес в мир свое учение, которое не заглохло, как тысячи других сектантских выдумок, а проросло могущественными церквами. Вопрос лишь в том, что это было за учение? Поскольку в существующих на сегодняшний день Евангелиях это учение извращено до такой степени, что сам Иисус не узнал бы его, интересно знать, кто записал его идеи. А это ученики Иисуса, его единомышленники и соратники. Когда Иисус был казнен, они потерпели поражение и фанатично были настроены внедрить его идеи в умы людей.

Для того чтобы эти идеи впечатляли, самому Иисусу нужно было придать божественный облик, которого он при жизни, естественно, не имел. Известно, что Иисус не настаивал на своем божественном происхождении, хотя и не мешал людям так думать. Когда он погиб, этот вопрос для последователей Христа стал принципиальным, и ученики из благих побуждений в пропаганде в Евангелиях превратили его в Бога.

Имеющее место (это видно невооруженным глазом) несогласование легенд Матфея, Луки, Иоанна и других было компенсировано единым и примиряющим чудом о воскресении Христа. А Иисус в наших глазах предстает как коммунист-идеалист. Коммунист, верящий в божественные истоки коммунизма (коммунист в нашем понимании ни в коем разе не должен верить в божественные истоки чего бы то ни было). Иисус свой коммунизм (Царство Божие, Волю Божию) собирался установить в Иудее (не на небе) уже при своей жизни. Это сейчас трактуют так, что Царство Божие на земле он собирался установить во второе свое пришествие. И в основной молитве христиан «Отче наш» прямым текстом так и звучит: «да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя и на земле, как на небе…»

И руководствоваться в духовной (гражданской) сфере Иисус должен был законами Моисея. Гражданская и социальная суть законов Моисея (я их не привожу в целях экономии места) имела такую направленность, что массы еврейского народа первоначально пошли за апостолами христианства, но позже евреи, проявив свою, известную нам сущность, так перетолковали законы Моисея, что исказили их до неузнаваемости.

Коммунистические идеи законов Моисея при тех евреях стали немодными. Возобладали низменные порывы, на первом месте из которых – фанатичная ненависть к другим народам. Пройдут века, появятся другие евреи, пассионарность которых приведет к возрождению идеи о построении коммунизма.

ХХ век отличался тем, что в это время во многих странах осуществлялась попытка построить государство на основе социалистической (коммунистической) идеи. Само по себе это в истории не новость. Государства, построенные по такому принципу, существовали в разное время в Месопотамии, Древнем Египте, Древнем Китае, в Перу до испанского завоевания, в государстве, организованном иезуитами в Парагвае и т. д. Но именно в ХХ веке коммунистические революции потрясли весь мир. Конечно, центральным событием была революция в России. Но одновременно революции были в Баварии и Венгрии, позже – в Китае, на Кубе, во Вьетнаме и в Камбодже. Насколько эти революции были коммунистическими, вопрос непростой, так как само слово «коммунистический» или «социалистический» еще ни о чем не говорит.

Попытаемся воссоздать, как выстраивалась теория коммунизма. Начиналось все с идеалов. Сейчас на Маркса вешают всех собак. А вот норвежский писатель Кнут Гамсун в начале XX века устами одного из своих героев говорил, что про Карла Маркса ничего дурного сказать нельзя. Тогда еще Гамсун был в здравом уме, и искренности его героя можно верить, так как тот произносил свою речь в приличном подпитии.

Ну так вот! Этот Маркс сидел, мол, за своим письменным столом, писал и уничтожал на свете (пока на бумаге) всевозможную бедность – теоретически. Описывал все виды бедности, все степени нужды, все страдания человеческие. Маркс макал перо в чернильницу и мысленно весь пылал и исписывал одну страницу за другой, заполнял целые листы цифрами, отнимал у богатых и наделял бедных, распределял громадные суммы, пересоздавал экономику всего света и осыпал миллиарды изумленных бедняков богатствами – все только научно, только теоретически!

И в конце концов оказывается, что в своем наивном увлечении люди взяли за исходную точку совершенно ложный принцип: равенство людей! Ну что тут скажешь? Умные слова. И Гамсун Маркса понял правильно и непредвзято. Вот именно – непредвзято. Чтобы понять коммунизм как таковой, нужно к этому применять, причем добросовестно и непредвзято, самые передовые методы познания. Результатом этого должно явиться описание некоего абстрактного, идеального, или идеализированного, коммунизма. И то тогда мы познаем только формулу теоретического, а не реального коммунизма.

Вообще-то коммунизм представлялся как мир счастья, в котором исполняются все желания, где прекратятся происки всяких сатрапов и издевательства богатых над бедными, где честным людям будет жить хорошо. Все учения о коммунизме имеют одно общее ядро – они основываются на полном отрицании современного им строя жизни, призывают к его разрушению, рисуют картину более справедливого и счастливого общественного строя, в котором найдут разрешение все основные проблемы современности, и предлагают конкретные пути для достижения этого строя. Если согласиться, как принято считать, что коммунистическая идеология зародилась, предположим, несколько столетий назад, и связывать ее с именами Т. Мора и Т. Кампанеллы и с тем обществом, которое они описали, то нужно признать, что большей нелепицы придумать нельзя… Говорить, что все это было хотя бы подобие коммунизма, – значит думать о коммунизме очень плохо.

«Утопия» Томаса Мора была опубликована в 1516 году. Ее полное название: «Золотая книга, столь же полезная, как забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопии». Тогда ее автор был влиятельным английским государственным человеком, делавшим блистательную карьеру. В 1529 году он стал лорд-канцлером Англии, первым после короля человеком в государстве. В 1535 году он выступил как решительный противник того преобразования Церкви, которое под влиянием Реформации проводил король Генрих VIII, отказался принести присягу королю как главе вновь созданной англиканской церкви, был обвинен в государственной измене и обезглавлен. Четыре столетия спустя католическая церковь приняла Мора в число своих святых.

«Утопия» написана в форме разговора между Мором, его другом Эгидием и путешественником Гитлодеем. Гитлодей повидал весь свет и внимательно наблюдал жизнь. Во время путешествия с флорентийцем Америго Веспуччи он был по его просьбе оставлен с несколькими товарищами «у пределов последнего путешествия». После странствий по морям и пустыням Гитлодей попадает на остров Утопию, где обнаруживает государство, живущее по справедливым законам, установленным мудрым законодателем Утопом.

Содержание «Утопии» призвано показать, что современные европейские государства есть орудия корыстных интересов богачей и каким идеальным является государство на острове Утопии по понятиям того времени. Это «идеальное» государство с современной точки зрения не выдерживает никакой критики. Достаточно сказать, что там царила вопиющая несправедливость в виде строжайшей иерархии и, конечно же, присутствовало рабство. А как же без рабства?

Прошло почти сто лет после первой «Утопии», и появился «Город солнца» Т. Кампанеллы, этого бывшего монаха-доминиканца. Кампанелла был философом, религиозным мыслителем, поэтом. В 1597 году он организовал в Калабрии заговор против испанцев, которым тогда принадлежала страна. Заговор провалился, Кампанелла был арестован, подвергнут пытке и осужден на пожизненное заключение. В тюрьме в 1602 году он и написал свое сочинение. В описываемом Кампанеллой государстве исповедуется религия Солнца. Там управление государством совпадает со священническим служением.

Приведенные выше «учения» были не единственными. До Реформации и после существовало огромное множество «социалистических» движений, в том числе и так называемые учения хилиастического социализма, имевшие религиозную форму. В религиозной литературе «хилиазмом» называется система взглядов, основанная на вере в тысячелетнее Царство Божие на земле. Выходит, хилиастический социализм и большинство других были не чем иным, как либо еретическими движениями, либо борьбой разных религиозных направлений, либо просто борьбой за власть. Случались и восстания. Эти ужасные катаклизмы, порождаемые волей вождей, людей, иногда возникавшие стихийно, имели некоторые общие черты. Недобросовестные люди, противники идеи коммунизма, выделили из этих черт самые радикальные, экстравагантные, возмутительные (по современным понятиям о жизни) и дружным хором вопят: все эти черты – суть, составляющая учение о коммунизме.

Какие же это черты? Приведем некоторые.

1) Глубокая зависимость коммунистической идеологии от религии (христианства). А в других случаях, наоборот, религия отрицалась, так сказать, с порога. Но почти во всех социалистических движениях идея равенства обосновывалась равенством перед Богом, тем, что люди были равными посланы в мир.

2) Необходим коренной перелом, разрушение старого мира, грядет новая эпоха.

3) Насильственный захват власти.

4) Беднейшие слои населения, захватив власть, избивали богатых или изгоняли их, а потом делили их имущество.

5) Отсутствие частной собственности, обобществление имущества, женщин, детей.

6) Стандартизация уклада и унификация образа жизни.

7) Выделение царей, вождей, иерархия, лояльные законы для верхов и жесткие для низов.

8) Смертная казнь как очень частая мера наказания.

9) Армия оказывает сопротивление иноземному врагу, но и имеет еще одну функцию – установление такого же строя в других странах.

10) Те или иные формы рабства.

Как видите, из этого набора мало что является бесспорным.

Чтобы превратить всю эту галиматью в ХIХ веке в «величайшую в истории человечества» светскую (нерелигиозную) идеологию, К. Марксу и Ф. Энгельсу надо было допустить определенный авантюризм. В мире, загипнотизированном претензией науки решать любой вопрос и санкционировать любые действия, естественно, для них притягательность науки была очень велика, а сроки поджимали. В 1831 году в Лионе произошло первое рабочее восстание. В период с 1833 по 1842 год – первое национальное рабочее движение. Ширилось движение английских чартистов. На повестку дня была поставлена подготовка теории революции. Необходимо было научно доказать неизбежность гибели капитализма и замены его социализмом. Они не поленились и проштудировали очень большое количество научных трудов из области политической экономии.

Определенное осмысление фактов экономической жизни началось задолго до того, как в ХVII веке выделилась особая область науки – политическая экономия. Многие экономические явления, которые стали объектом исследования этой науки, были известны уже древним египтянам или грекам: обмен, деньги, цена, торговля, прибыль, ссудный процент. И тогда уже люди начинали осмысливать главную черту производственных отношений. В той эпохе это было рабство. А безотносительно к той или иной эпохе – зависимость того, кто трудится, от работодателя.

Следует немного повториться.

Слово «экономия» (греч. – «ойкономиа», от слов «ойкос» – дом, хозяйство и «номос» – правило, закон) является заглавием особого сочинения древнегреческого историка и философа Ксенофонта, где в форме диалога рассматриваются разумные правила ведения домашнего хозяйства и земледелия. А его земляк из города Стагира Аристотель употребил уже термин «экономия» и производный от него «экономика» в том же смысле уже при анализе основных экономических явлений и закономерностей тогдашнего общества и стал, по существу, первым экономистом в истории науки.

Учитель и воспитатель Александра Македонского был сыном своего времени. Рабство представлялось ему естественным и закономерным, раба он считал говорящим орудием. Более того, в некотором смысле он был большим консерватором. Ему не нравилось развитие торговли и денежных отношений в Греции его времени. Идеалом для него было небольшое земледельческое хозяйство (в котором работают, разумеется, рабы). Это хозяйство должно обеспечивать себя почти всем необходимым, а немногое недостающее можно получить путем «справедливого обмена» с соседями.

Заслуга Аристотеля-экономиста состоит, однако, в том, что он первым установил некоторые категории политической экономии и в известной мере показал их взаимосвязь. Если мы сравним собранную из фрагментов «экономическую систему» Аристотеля с пятью первыми главами «Богатства народов» Адама Смита и с первым разделом первого тома «Капитала» К. Маркса, то обнаружим поразительную преемственность мысли. Правда, у последних она поднимается на новую ступень, опираясь именно на предыдущее.

Ленин писал, что стремление найти закон образования и изменения цен (то есть закон стоимости) проходит от Аристотеля через всю классическую политическую экономию к Марксу. Аристотель установил две стороны товара – потребительскую и меновую и пытался анализировать процесс обмена. Он ставил тот самый вопрос, который будет всегда волновать политическую экономию: чем определяются соотношения обмена, или меновые стоимости, или, наконец, цены – их денежное выражение. Ответа на этот вопрос он не получил, но высказал соображения о происхождении и функции денег и по-своему выразил мысль об их превращении в капитал – в деньги, порождающие для собственника новые деньги. Такой посыл великого грека позволил Марксу позже сформулировать важнейшую часть его экономического учения – трудовую теорию стоимости. Развитая Марксом на базе критического анализа буржуазной классической политической экономии, с представителями которой мы познакомимся ниже, теория состоит в том, что все товары имеют одно коренное общее свойство: все они продукты человеческого труда. Количество этого труда и определяет стоимость товара. Необходимым выводом из трудовой теории стоимости является теория прибавочной стоимости, объясняющая механизм эксплуатации рабочего класса капиталистами.

Напомню, что закон стоимости Маркса имеет простую формулу, которую вы не встретите в современных учебниках и заумных фолиантах: w = c + v + m, где w – стоимость единицы товара; c – материальные затраты, или «прошлый труд»; v – затраты на оплату труда, или «живой труд»; m – прибавочная стоимость, или «прибавочный труд».

Буржуазная политическая экономия нашего времени, опять же, используя те же экономические взгляды Аристотеля, трактует понятие стоимости товара как раз наоборот. Ей выгоднее стоимость товара трактовать как субъективную, то есть зависящую от полезности его. Более того, она меновую стоимость выводит из интенсивности желания потребителя и из наличия рыночного запаса данного товара. Кажется, логика в этом есть, но это кажущаяся объективность. Стоимость становится величиной случайной, «конъюнктурной». Проблема стоимости уводится в сферу субъективных оценок, а стоимость здесь теряет общественный характер, перестает быть отношением между людьми. Субъективная теория стоимости и все связанные с ней представления буржуазной политической экономии в принципе исключают эксплуатацию и классовые противоречия.

Прибавочная стоимость – это та часть стоимости товаров, производимых в капиталистическом обществе, которая создается трудом наемных рабочих сверх оплачиваемой капиталистом стоимости их рабочей силы. Она безвозмездно присваивается классом капиталистов. Прибавочная стоимость составляет цель капиталистического производства, ее создание и присвоение – общий закон капитализма.

Идея Аристотеля – знаменитое противопоставление экономики и хрематистики – была самой первой в истории науки попыткой анализа капитала. Придуманный им термин «хрематистика», не утвердившийся, в отличие от «экономики», в новых языках, обозначал «искусство наживать состояние», то есть такая деятельность, которая направлена на извлечение прибыли, на накопление богатства, особенно в форме денег.

Иначе говоря, хрематистика – это «искусство» вложения и накопления капитала. По Аристотелю, экономика – это естественная хозяйственная деятельность, связанная с производством необходимых для жизни продуктов, потребительных стоимостей. Она включает и обмен, однако, опять-таки, лишь в рамках, нужных для удовлетворения личных потребностей.

В античном мире промышленный капитал отсутствовал, но немалую роль играл торговый и денежный (ростовщический) капитал. Аристотель считал это противоестественным, но был достаточно дальновидным и предвидел, что из экономики будет вырастать злополучная хрематистика.

Политическая экономия как самостоятельная наука возникла лишь в мануфактурный период развития капитализма, когда в недрах феодального строя складывались уже значительные элементы капиталистического производства и буржуазных отношений. Об этом см. ниже в главе «Об истории экономической мысли».

Экономисты домарксова периода, в том числе и классики буржуазной политической экономии (Уильям Петти, Пьер Лепезан Буагильбер, Адам Смит, Франсуа Кенэ, Давид Рикардо), рассматривали капитал как накопленный запас орудий, сырья, средств существования и денег. Получалось, что капитал существовал всегда и будет существовать вечно, ибо без такого запаса невозможно любое производство. Этому пониманию Маркс противопоставил свое понимание капитала как исторической категории, возникающей в тех условиях, когда рабочая сила стала товаром, когда главными фигурами в обществе становятся капиталист, владеющий средствами производства, и наемный рабочий, не имеющий ничего, кроме способности к труду. Капитал выражает собой это общественное отношение. Если капитал и можно рассматривать как массу товаров и денег, то лишь в том смысле, что в них воплощается присвоенный капиталистом неоплаченный (прибавочный) труд наемных рабочих и что они используются для присвоения новых порций такого труда. Какие здесь могут быть возражения? Никаких. А вот вывод Маркса – раз капитал не всегда существовал, то он отнюдь не вечен, – вызывает сомнения. Капитализм, по-видимому, был, есть и будет. Но не везде.

Учение Маркса и Энгельса о коммунизме одним из источников имело утопический социализм, достигший своих высот в трудах Сен-Симона, Фурье и Оуэна. То, что было для них конечным пунктом, для Маркса послужило лишь исходной точкой его теории. Он наметил себе цель – любой ценой доказать, что существует путь революционной замены капиталистического способа производства социализмом и коммунизмом. На пути к этой цели Маркс сделал два важных открытия. Первым из них является совершенный им переворот во всем понимании всемирной истории. Он показал, что вся история человечества есть история борьбы классов, что во всей разнообразной и сложной политической борьбе речь шла всегда об общественном и политическом господстве тех или иных классов общества, о сохранении господства со стороны старых классов, о достижении господства со стороны поднимающихся новых.

Второе важное открытие Маркса состоит в том, что ему удалось выяснить отношения между капиталом и трудом – раскрыть то, каким образом внутри общества, при существующем капиталистическом способе производства, совершается эксплуатация рабочего капиталистом. Тщетно пытались буржуазные экономисты и социалисты дать научно обоснованный ответ на этот вопрос. Маркс ответ дал простой: на службе у капиталиста рабочий не только воспроизводит стоимость своей оплаченной капиталистом рабочей силы, но сверх того производит еще прибавочную стоимость, которая сначала присваивается капиталистом, а в дальнейшем по определенным экономическим законам распределяется среди всего класса капиталистов в целом и образует тот источник, из которого возникает земельная рента, прибыль, накопление капитала, – словом, все те богатства, которые потребляются или накопляются нетрудящимися классами.

Объяснив, как возникает прибавочная стоимость, Маркс попытался построить цельное экономическое учение.

Переход от классово-антагонистического общества, основанного на частной собственности и эксплуатации человека человеком, к бесклассовому обществу подлинного социального равенства и социальной справедливости. Главный момент – переход от стихийного к сознательно направляемому, планомерному развитию.

Проповедуя новый мир, К. Маркс и Ф. Энгельс видели только насильственный путь построения нового общества.

Они писали: «…Революция необходима не только потому, что никаким иным способом невозможно свергнуть господствующий класс, но и потому, что свергающий класс только в революции может сбросить с себя всю старую мерзость и стать способным создать новую основу общества» (К. Маркс, Ф. Энгельс. Немецкая идеология. 1845 г.).

«Мирное историческое развитие может оставаться лишь до тех пор, пока те, кто в данном обществе обладает властью, не станут путем насилия препятствовать этому развитию. Если бы, например, в Англии и в Соединенных Штатах большинство в парламенте или в конгрессе получил рабочий класс, то он мог бы законным путем устранить стоящие на пути его развития законы и учреждения, да и то лишь в той мере, в какой это вызывается общественным развитием. И все-таки “мирное” движение превратилось бы в “насильственное”, столкнувшись с сопротивлением заинтересованных в старом порядке, а если эти последние оказываются побежденными силой (как в американском движении и французской революции), то они восстают против “законной» силы”» (К. Маркс. Прения в рейхстаге о законе против социалистов. 1878 г.).

Первое реальное коммунистическое общество в истории было построено в России в результате насильственного захвата власти в октябре 1917 года. На первых порах, в период подготовки к Октябрьской революции и в первые послеоктябрьские годы, теория сыграла положительную мобилизующую роль. Но это продолжалось недолго. Как только русские люди нашли – скорее интуитивно, чем по теории вождей – пути к построению своего самобытного государства, теория устарела, изжила себя. А то, что изживает себя, становится тормозом движения вперед.

Ревизионизм был не в моде, и теория состарилась, не успев повзрослеть. Это привело к гибели всей идеи. Но коммунизм все же был построен. Старый мир был разрушен. Очевидно, новая цивилизация не могла возникнуть внутри старой. Ее в России просто не допустили бы – задушили. Как это случилось с Парижской коммуной и с попытками социалистической революции в Германии и Венгрии.

Построенный позже реальный коммунизм отличался от теоретического коммунизма, тем более – от гипотетического коммунизма. Суть гипотетического коммунизма каждый, особенно тот, кто занят производительным трудом, может, как альтернативу капитализму, сформулировать сколь угодно самостоятельно. Эта формулировка, вероятнее всего, будет отличаться от того коммунизма, который был построен.

Существующие описания коммунизма неполны, имеют ряд существенных неувязок, вскрытие и устранение которых – дело сегодняшнего дня, и хватит работы для будущих поколений. Но главным всегда остается следующее: в истории каждой цивилизации постоянно борются две линии развития. Одна – производящая, творящая. Другая – грабительская, присваивающая. Взаимоотношения этих ветвей развития непросты. Но каждая из них просматривается невооруженным глазом. Вторую, для простоты понимания, некоторые авторы называют «трофейным путем развития», а ее представителей – носителями духа «добычи трофеев», «трофейщиками». Для последних как-то безразлично, что будет с несчастными, у которых они отобрали плоды их труда, взяли их как трофей, добычу. И никто не будет отрицать, что дорогому некоторым сердцам капитализму присущ именно «трофеизм». В основе духа «охотников за трофеями» всегда лежит психология разделения человечества на «избранных», «элиту», и на говорящий двуногий скот. При таком раскладе искать капитализму альтернативу – актуально всегда и благородно.

И чрезвычайно важно отметить, что даже марксовский коммунизм отвергал дух грабежа, мародерства и присвоения. Не надо путать практику экспроприаторов с собственной идеологией коммунизма. Коммунизм стоял на первенстве труда, его важным принципом было: от каждого – по способностям, каждому – по труду. Первоначальный посыл был социальным: фабрики и лаборатории вместо борделей, планетарии и дома культуры вместо кабаков.

Вне зависимости от того, насколько правы были марксисты, и какой бы ни была невыносимой для некоторых их идеология, она давала правильное определение человеческих ценностей. Чему угодно, но только не тому, чтобы пожрать, со всеми переспать и, желательно «на халяву», урвать, учили нас семьдесят четыре года.

В посткоммунистической России имеет место устремленность в прошлое только как искусственно насаждаемая отрицательная реакция на бывший коммунизм. Выход видят в реанимации дореволюционных названий, обычаев, отживших явлений культуры, идей монархизма и т. д. А так как это делается искусственно, сверху, то приводит не к возрождению этих явлений, а к изобретению их вновь. Изобретаются, как идеализация (то есть фальсификация) прошлого, в качестве средства против советизма, как отрицание того эволюционного прогресса, какой имел место в советское время.

Казалось бы, надо искать ростки социализма, которые произрастали на всем протяжении истории русского государства, как об этом пишет А. Елисеев в книге «Социализм с русским лицом».

Но «хватает ума» обращаться к «былому величию России» из тысячелетней истории, то есть к православию. Эта беспрецедентная историческая деградация является очевидной, ибо с высоты исторического прогресса нам предлагают свалиться в пропасть незавидного маразма.