Глава 2 Мораль «новых русских» и нерусских появилась не на пустом месте

Мораль «новых русских» нисходит к временам, когда, по мнению ушедшего от нас не так давно историка Юрия Дмитриевича Петухова, дикие племена семитов в Аравийской пустыне, которые даже коз доить не умели, а просто сосали, подлезая под них, питались отходами, нападали на поселения земледельцев, добывали себе пропитание воровством и грабежами, так как трудиться не хотели. В его чрезвычайно любопытном, равно как и спорном исследовании «Сверхэволюция и высший разум мироздания. Суперэтнос русов: от мутантов к богочеловечеству», среди рассуждений на тему «кто мы?» и утверждений, что мы происходим от тех русов-индоевропейцев, находим: «С 7–4 тысячелетий до н. э. история русов перестала быть сплошным созидательным процессом, она стала, скорее, борьбой созидающего и разрушающего начал, производящего способа хозяйствования и присваивающего – вековечной борьбой родов суперэтноса созидателей и размножившихся племен предэтносов, не способных к созиданию, но алчущих присвоить созданное другими… Традиции, в которых бесспорным считалось “сам помирай, но землю засевай”, столкнулись с моралью “укради, обмани, угони, умыкни…”»

В цитате содержится упоминание о самом раннем в истории человечества противостоянии определенного рода. Противостоянии, которое позже присутствовало в каждой цивилизации, – постоянно боролись две линии развития (уже упомянутые нами ранее): одна – производящая, творящая, другая – грабительская, присваивающая. Вторая превратилась со временем в дорогой некоторым сердцам капитализм. В основе духа «охотников за трофеями» всегда лежит психология разделения человечества на «избранных», «элиту» и на говорящий двуногий скот. Для «трофейщиков» совершенно неважно, что будет с теми несчастными, у которых они отбирают плоды их труда как трофей.

Мораль преуспевающих людей, имевших в генах вирус «трофеизма» (у нас их стали называть «новыми русскими»), нашла желаемую подпитку в советское время, когда они попали в услужение сильным мира сего. Имеются в виду коррумпированные бюрократы в центре и на местах. Природа бюрократа такова, что он просто обязан быть жадным, циничным, подлым и невежественным человеком. Поэтому благодаря бюрократам и настало такое время, когда строительство коммунизма в отдельно взятой стране, попав в руки партократии, неизбежно пошло к тому, чем должно было закончиться, – его полным крахом и переходом к капитализму, то есть к полной противоположности коммунизму.

Партократия как каста, обособленная от общей партийной массы, складывалась, во многом повторяя историю развития и даже нравы бюрократии царской. Имущими они стали и легально, и нелегально, но следует сказать, что победа Ельцина в августе 1991 года была бы невозможной, если бы Октябрьская революция 1917 года не выполнила своей исторической задачи – не осуществила бы трансформацию пролетариев в имущих. А «трофейщики» вообще стали богатыми. Они знали: при рынке деньги «идут» к деньгам. Поэтому, как идти к лучшей жизни, становилось для них все яснее и яснее. И это, конечно, не был путь построения коммунизма.

И корпоративность не подвела. Это таинство и клановость одновременно поддерживались во времена Брежнева-Черненко. Да и при Горбачеве тоже. Все номенклатурные работники, независимо от того, где они числились – в ЦК КПСС, в КГБ, в коллегии министерства, в «Правде» или в «Известиях», имели в своих кабинетах «вертушки», т. е. телефоны правительственной связи. У членов и кандидатов в члены ЦК таких аппаратов могло быть до пяти и больше, включая аппараты высокочастотной связи (ВЧ). Рядом с этими «вертушками» и ВЧ цвета слоновой кости, украшенными гербами СССР, стояли и обычные переговорные устройства, по которым бюрократы высшего эшелона могли легко соединиться друг с другом. Имелись у них также внутренние и городские телефоны, по которым они тоже могли пообщаться. Обычные средства связи они использовали только для общения с подчиненными. С «равными себе» и с непосредственным начальством говорили только по «вертушке». На самый верх звонили по ВЧ. Они никогда даже кофе не пили с теми своими коллегами, у которых не было «вертушек» и… «кормушек». «Кормушка» – это когда вся семья получает, все что нужно, по ценам 1900 затертого года. На работе питались они в «спецбуфетах».

В «спецмире» советской номенклатуры существовала, конечно, и своя мораль, и свое мировоззрение, не имевшее, однако, ничего общего с реальностью. Обитатели этого мира понимали, что любые их тайны, в том числе и тайну пропитания и доступа к дефициту, лучше не рекламировать в стране хронических нехваток. Круговая порука и взаимовыручка у номенклатуры формировалась годами, как и «телефонное право» (это когда по звонку могли остановить любой уголовный процесс).

Потеряв, казалось бы, все свои позиции, с распадом СССР бюрократия, тем не менее, восстала из пепла и чудовищно расплодилась в России и бывших союзных республиках. В России армия государственных чиновников превысила численность бюрократического контингента в СССР. Прежние структуры слились с новыми, и в результате этого симбиоза родилась новая, тотально коррумпированная бюрократическая «демократия». Конечно, коммунисты-оборотни не переменились, выбросив свои партбилеты. У них остались те же манеры, те же привычки. Точно так же они верят в силу «Авторитета» и «Решения», и что с того, что «авторитеты» все больше воровские, а решения – незаконные? Главное – они сумели сделать свои антигосударственные цели действительными целями Российского государства. Для них народ годится только для того, чтобы высасывать из него жизненные соки, обирать его и грабить. Новое русское чиновничество жадное, ленивое и лживое, не хочет ничего знать, кроме служения собственным интересам, потому что заражено «трофеизмом».

Во всем мире поступление на государственную службу обязывает чиновника отказываться от какого-либо участия в бизнесе, или передавать в управление доверенному лицу имеющиеся у него активы. В постсоветской России все наоборот – чем выше пост занимает чиновник, тем в большее число правлений разного рода государственных и смешанных предприятий он входит. И там получает такие добавки к зарплате, которые в разы превышают его должностной оклад. История приватизации и залоговых аукционов дает бесчисленное множество подтверждений тому, что государственные чиновники специально занижали цену предприятий, чтобы получить взятку у «приватизаторов», никоим образом не смущаясь притом, что грабят таким образом нанявшее их на службу государство, обирают собственный народ.

После смерти Сталина исчезла смертельная боязнь лишиться головы, и на верх стали пробиваться не толковые управленцы, а умелые интриганы, которые прикрываясь в своих карьеристских устремлениях лозунгом «догнать и перегнать», в стране в сфере управления ввели, наряду с официальной, теневую власть, причем от последней зависело уже принятие и таких ключевых решений, как, например: догонять или не догонять.

Чудовищный кризис веры в коммунистические идеалы, падение нравов и общественной морали, засилье кумовства и коррупции начались после смерти Сталина, и в приватизированном им государстве бюрократ почувствовал полную свободу от всякой ответственности за свои действия. Повторюсь: чем больше имеешь денег, тем легче справляешься и с моралью и с законом. И законы за деньги поручаешь законодателю «стряпать», какие тебе нужно. Поэтому понятна заинтересованность во всякого рода «ручных» партиях и «свободных» выборах.

Советские бюрократы высшего и среднего звена – партийные, советские, профсоюзные, комсомольские, военные, судебные, правоохранительные и прочие номенклатурные работники – в массе своей не только безболезненно пережили отлучение от того, чему они же учили массы, но, как говорят французы, «вывернули пиджак наизнанку» и очень грамотно и быстро образовали новую российскую бюрократию, поменяв лишь вывески своих кабинетов либо сами кабинеты, увеличив при этом денежное содержание в разы. Почти все они оказались в числе тех самых 15 % населения России, которых статистика относит к числу самых богатых в стране. Имена их известны, неоднократно приводились в прессе, озвучивались Счетной палатой РФ и т. д. Они и их потомки никогда в России не будут чувствовать себя как дома, так как знают, что русский мужик их не простит. Предателей и воров не прощают.

Их можно представить в виде изгоев в «этой стране». Мне их искренне жаль, так как как они просто жертвы пандемии под названием «рынок». Жаль, но симпатии они не вызывают – слишком нечеловеческая у них мораль. После смерти Сталина многих партократов, зараженных вирусом «трофеизма», мировоззренческие проблемы мучить перестали. Куда больше их заботил вопрос качества жизни. Теперь партийный бюрократ уже мог не бояться ночного звонка в дверь, за которой стояли чекисты с понятыми для обыска и ареста его и его семьи. Теперь в набор «дефицитов», положенных партократу по «чину», попадают и «доверие», и «право расслабиться» после трудового дня, а то и во время оного. В это трудно поверить, но для «особо ответственных» существовал и такой «дефицит», как проститутки. Конечно, их так не называли. На одной из правительственных дач в Сочи они состояли в должности «цветочниц». И все знали, когда высокие гости должны на свою дачу приехать, потому что за три дня до их визита все «цветочницы» строем шли на прием к городскому гинекологу. Падение нравов, как известно, происходит постепенно. Но гибель любой империи начинается именно с этого. Когда вслед за «спецбуфетами», «спецсвязью» и «спецбольницами» появилась и «спецмораль», партэлита отвернулась от партии.

В Советском Союзе существовала целая система поощрений «особо отличившихся» партработников. В строгом соответствии с «табелью о рангах» каждому «выдвиженцу» отдавали «на прокорм» соответствующий его заслугам «удел». От него требовалось только «воровать по чину» и делиться со своими покровителями наверху. Разного рода карточек и спецталонов было великое множество. Вся система строилась на дефиците и взятках. Аппетиты номенклатуры росли, полуофициального партийного «пакета» стало недоставать. И тогда произошло сращение партийного аппарата с уголовным миром.

Произошло это не сразу. Вначале в районных, областных и краевых «уделах» начал складываться свой неофеодальный быт, на местах формировались свои кланы представителей местной власти. На партийном языке это называлось «партийно-хозяйственным активом». В области или крае безраздельно властвовал «Хозяин» – первый секретарь обкома (крайкома) партии. У него были в подчинении все местные органы власти – от советской до административной. Ему подчинялись местные отделения КГБ, милиции, включая следственный отдел, ОБХСС, органы прокуратуры, начальники тюрем и лагерей, судьи, руководители местных газет, радио и телевидения, университетов, больниц, психиатрических клиник, директора фабрик, заводов, мастерских, руководители колхозов, совхозов и т. д. В портовых городах «под ним ходили» капитаны судов и начальник порта.

Там, где стояли воинские части, – командиры частей, у которых было, конечно, и свое, флотское и армейское, начальство, «Хозяина» тоже игнорировать не могли. «Хозяин» рассматривал все перечисленные властные и хозяйственные структуры как свои. При этом редко кто не путал государственный карман со своим, т. е. использовал фонды и средства подопечных предприятий для своих собственных нужд, для организации приемов столичных и республиканских чиновников, иностранных гостей и т. д. Для приема гостей у каждого «Хозяина» был свой «набор» услуг: баня с баром, ресторан, личный катер, если в «уделе» была большая вода, или охотничьи угодья с егерями, собаками и т. д. Несколько раз мне в составе команды таких «гостей» тоже приходилось быть.

И – обслуга, обслуга. Кто верой и правдой служил «делу», тот не бедствовал. Но если вдруг кто-нибудь хотел побороться за правд у… Партийно-бюрократическая структура легко могла раздавить кого угодно, так как была государством в государстве, практически никому неподконтрольным. Там были свои законы и свои правила игры. И если допущенный туда (естественно, партийный) их не нарушал и служил «Хозяину» верой и правдой, то из этой структуры не выпадал, даже если его снимали с занимаемой должности как «несправившегося». Номенклатурщика берегли и пестовали. С одной номенклатурной должности его «перекидывали» на другую. Партократы сумели обеспечить себя не только «дефицитами», но еще и создали неписаный «спецзакон», защищавший их надежно от ответственности за преступления, в том числе и за весьма тяжкие.

Была проиграна «холодная война» и развалена страна под руководством именно таких партийных руководителей, которые подбирались по известному принципу: начальники, как правило, должны быть членами партии, а члена партии нельзя было привлечь к судебной ответственности, если он не исключен из партии.

Более 18 млн «коммунистов» из 19 отнеслись безразлично к ликвидации социализма и СССР, практически без сожаления предали идеалы, за которые погибали бойцы и офицеры Советской Армии, отдавали здоровье труженики тыла. И поскольку советское общество сверху (под диктовку Запада) заражали «ленинскими принципами материальной заинтересованности» и социалистические предприятия (об этом писалось выше) становились кормушкой для «рыночных» недобросовестных руководителей-стяжателей, в партию в массовом порядке хлынули прохиндеи. А истинные коммунисты за малочисленностью вынуждены были плестись в хвосте (с авто-ярлыками приспособленцев).

Такая структура неизбежно должна была выродиться в мафию. Прежде всего, это произошло там, где существовал так называемый «байский социализм» – в республиках Средней Азии и на Кавказе. В Узбекистане, например, у одного из главарей местной партийной мафии была даже своя тюрьма, где непокорному «рабу» в наказание могли поставить клеймо на лбу, могли его пытать, могли замучить. Жаловаться там было некому. Да и жаловаться было бесполезно: ведь такого рода симбиоз партийно-государственных и уголовных структур позволил партократам вкупе с профессиональными преступниками баснословно разбогатеть, создать крупные фонды в иностранной валюте, золоте и рублях. Это богатство гарантировало беспредел. Когда он, беспредел, распространился по всей России, по поводу установления или восстановления справедливости стали говорить: «Сопротивление бесполезно – там такие “бабки” крутятся…»

Дав свободу «трофейщикам», пустили козла в огород. Аппетиты возрастали, и по всей стране стали появляться подпольные фабрики и заводы, причем их продукция нередко реализовывалась через государственную торговлю. Так в рамках «черного рынка» появился ранее немыслимый рынок.

К началу 1970—1980-х годов партийно-мафиозная структура стала настолько разветвленной и мощной, что вопрос о дележе социалистической собственности между республиканскими и региональными кланами уже был лишь вопросом времени. Хозяйственники советского образца решили стать хозяйственниками образца западного. По мере накопления капитала в рамках «теневой экономики» рано или поздно должен был наступить такой момент, когда дельцы «черного рынка» потребуют себе политической власти. Именно это было одной из движущих пружин «Августовской революции» 1991 года. Революция это была или контрреволюция, понимают кто как, но совершилась она не только в интересах «теневиков». В результате номенклатурные работники в массе своей сохранили власть на всем пространстве бывшего СССР.

Добавлю, что «новые русские», «младотурки», российские «государственники», компрадорствующие либералы-космополиты – это люди без глубоких российских корней. И дело тут даже не в национальном, нерусском происхождении многих из них. Дело в социальном происхождении. В подавляющем своем большинстве они – дети, внуки и правнуки высокопоставленных зажравшихся коммунистов. Конечно, тем, кто был коммунистом по убеждению, а не по карьерным соображениям, наблюдать все это постсоветское «выворачивание пиджаков» было нелегко, особенно тем, кто понимал, что безоглядное введение рыночных отношений в нашей централизованной системе планирования – это, по сути, внесение хаоса в экономику, что политические последствия проведенных экспроприаторами реформ катастрофичны, что либералы ельцинского призыва, внезапно получившие власть, думали об условиях жизни и труда только для 10 % россиян, готовых к решительным жизненным переменам в условиях отказа от государственного патернализма, то есть забыли про остальные 90 %.

Несмотря на то что практика русского коммунизма привела и к разочарованию в идеалах коммунизма, и в самих коммунистах, и к немалой деградации, и к тотальному пьянству, рано или поздно русскому человеку придет в голову расквитаться за то, что его опять, как при царе, сделали нищим. Когда у русского терпение иссякает, он и голову проломить может, хотя вряд ли каждый раз понимает, кто виноват. Похоже, что в этот раз бить он будет «новых русских». Что они у него «не отмоются» никогда, всем ясно. Рано или поздно русский мужик пойдет громить. Безразличие сменится великим возмущением. Но прежде должно произойти понимание, почему произошел развал нашего великого государства на национальные провинции, где остались без прав и без будущего 25 миллионов русских, как партийная, комсомольская советская бюрократия, выползки из КГБ, сумев приватизировать государство, сделали его своей частной собственностью.

С определенного момента у нас в стране стали игнорироваться элементарные правила здорового национализма. Игнорировались при коммунистах, игнорируются и сейчас. Если мы, потеряв коммунизм, не вернемся к здоровому национализму, не обращая внимания на крики о том, что «национализм – последнее прибежище негодяев» и недостоин «цивилизованного человека», тогда то, что с нами случилось, не пойдет ни в какое сравнение с тем, что еще может случиться. Посмотрим на сказанное непредвзято. Легко заметить, что многие светлые идеи и ценности, которые, казалось бы, могли принести нам пользу, каким-то немыслимым образом оборачивались против России. Именно поэтому, чтобы развеять тьму, разобраться и необходимо.

А разобравшись, принять и следовать простой идее – идее русского национализма. Тогда это явится необходимым (но не достаточным) условием возврата к подобному сталинскому национально-государственному, условно назовем, социализму. Сталину, как государственнику, не могли импонировать идеи Маркса – Энгельса об отмирании государства и наций. Еще в 1929 году он заявил, что строительство социализма не только не ликвидирует национальные культуры, но, напротив, укрепляет их. То есть он был против марксистского положения об отмирании наций при коммунизме. В работе «Марксизм и вопросы языкознания» Сталин утверждал, что нация и национальный язык являются элементами высшего значения и не могут быть включены в систему классово анализа, созданную марксизмом. Они стоят над классами и не подчиняются диалектическим изменениям, которые являются следствием борьбы классов. Более того, именно нация сохраняет общество, раздираемое классовой борьбой. Лишь благодаря нации «классовый бой, каким бы острым он ни был, не приводит к распаду общества». Нация и язык связывают в единое целое поколения прошлого, настоящего и будущего. Поэтому они переживут классы и благополучно сохранятся в «бесклассовом обществе» (тут же скажу: разговоры о бесклассовом обществе – это блеф).

Существуют страны, для самобытности и национального единства которых этническое начало не важно. Швейцарская нация, например, составлена из трех разноязычных племен. Основа их единства – общий исторический ландшафт, но никак не этническая история. Справедливости ради отметим, что разнузданный либерализм кое-где, например в Бельгии, приводит и к межнациональным трениям. Но существуют страны, относительно которых этническое начало очень важно. Невозможно себе помыслить Японию без японцев, Германию без немцев или Францию без французов. Немыслима и Россия без русских. К сожалению, дело ведут к тому, что Россия может оказаться без русских. Поэтому именно теперь русский национализм приобретает колоссальное значение. С исчезновением идеи русского коммунизма подрыв в жизни России русского начала может привести к тому, что сама Россия как страна прекратит свое существование, поскольку ослабнет и исчезнет та историческая динамика, которая увлекала в строительство России иные народы. С ослаблением русских рассыплется и русская нация, с исчезновением нации станет невозможным и государство.

Русский народ сосредоточивает в себе культурную и религиозную жизнь, развивает язык, которые определяют своеобразие и отличие России от любой другой страны. Путем взаимодействия с иными народами, включившимися в территорию России, создавался русский мир, то общественное и культурное пространство, в котором носители иного языка, иной веры, иной культуры приобщались к тому, что составляет основу русской жизни. История, пожалуй, не знает примера столь широко раскинувшейся в пространстве и проводимой столь мирными средствами культурной революции, превращавшей иные народы не только в граждан империи, не только в членов русской нации, но и в органическую часть русского народа, русского этноса.

Русская государственность никогда не требовала от оказавшихся на территории России народов непременного включения в русский народ, ассимиляции, и тем удивительней то, что эта ассимиляция успешно шла, причем добровольно. И никому (до сравнительно недавнего времени) не приходило в голову оспаривать тот факт, что Россия – это страна русских, что русская политическая нация образуется на базе русского этноса.

Можно было родиться в каком угодно племени, но принять в себя русскую культуру и русскую жизнь и стать русским. Веками русский народ пестовал инородцев, и эти инородцы становились столь же верными сыновьями, как и «гордые внуки славян».

Принявший Россию и все русское инородец не чувствовал ни в чем ущерба и не испытывал никакой униженности, если даже на первенствующих местах были «чистокровные» русские. Его это не оскорбляло и не удивляло, как не удивляло и самих русских. В империи никого из русских не смущали ни генерал Багратион, ни министр Каподистрия, ни верховный распорядитель Лорис-Меликов. Национальное возмущение у русских возникало лишь тогда, когда русские чувствовали иноплеменное противодействие, осуществляемое в интересах чужого племени, а не России.

Великая Россия спасала соседние малые народы от уничтожения и вымирания. Спасла вырезаемых турками армян. Можно еще привести пару примеров. 31 января 1801 года был обнародован Высочайший манифест о добровольном присоединении Грузии к России. Это привело к неслыханному процветанию грузин (средний уровень жизни в Советской Грузии в десятки раз превышал жизненный уровень в русских областях).

А сейчас «суверенная» и агрессивная Грузия без дотаций и рабочих рук России постепенно деградирует, проедает накопленное, вымирает в холоде, голоде и беззаконии. Просится в колонию к Штатам.

31 января 1819 года Россия приняла в подданство киргизскую Большую Орду. За годы попечительства над киргизско-казахскими ордами Россия вложила в развитие, образование и благосостояние этих вымиравших народов сотни миллиардов рублей золотом, непомерный труд русских рук. Став теперь полноценными нациями в мире, они ушли в «самостоятельное плавание», прихватив с собой тысячи гектаров русских земель, миллионы русских (без которых им не выжить), гигантские заводы, фабрики, рудники, космодромы.

Сталин, развивавший идею одной социалистической нации в СССР, тем самым являлся не просто формальным продолжателем российской государственности, но и делал это исходя из национального опыта России. Формирование народа заняло на первой стадии в древнерусском государстве примерно 400 лет, а на второй – 250 лет. Улучшение коммуникационных связей ускорило процесс создания наций. Однако в Петровский период было приостановлено дальнейшее сплочение народов в единую общность. Петровская империя, пришедшая на смену Московскому государству, предопределила тем самым свой конец. Последствия разделения России на «наших» и «не наших» очень скоро проявили себя. Конгломерат народов и территорий, стянутый после Петра I воедино военно-бюрократическим управлением, не смог стать приемлемой формой развития российской государственности. По мере расширения границ империи, увеличения количества народов и этнотерриториальных образований, усложнения социальных процессов управляемость этого механического соединения разнородных элементов социума резко упала.

Мировая война ускорила его распад, распад империи. Отказ правителей царской России от курса на демократизацию и консолидацию народов страны в единую нацию привел Россию к тенденции потери национальной государственности. Но большевики смогли принять приемлемое решение национального вопроса, адекватное времени, сохранив при этом историческую преемственность. Лучшего решения, чем курс Сталина на национальную консолидацию в одну социалистическую нацию, в то время не существовало.

После смерти Сталина правители СССР, не поняв исторической преемственности этого курса в национальном вопросе, перешли к тактике Петра I, воссоздав его конгломерат народов и территорий в виде партийно-государственного управления на военно-полицейской основе и отказавшись от унитарности государства и нации. Лишь Брежнев в 1970-е годы приступил к практической реализации сталинского замысла, что завершилось принятием Конституции СССР 1977 года, содержащей директивные нормы о необходимости упрочения и развития единой общенародной общности – советского народа. Но потом наступил в национальных делах полный развал.

Развалу способствовало то обстоятельство, что начиная с ХХ века Россия получила мощнейшую дозу агрессивного иноплеменничества. На русских просторах стали множиться племена, готовые под видом инородцев получать выгоды от пользования благами и возможностями русской культурной и общественной жизни, от усвоения русской цивилизации, но не желающие меняться, становиться русскими. Сейчас такой процесс особенно обострился: теперь они доходят не только до отрицания русского племени, но при этом отрицании пытаются претендовать на политическую власть, на экономическое или культурное доминирование.

Ранее русские колонизовали окраины и создавали державу, теперь новое «великое переселение народов» двинуло эти народы на колонизацию русского центра, центра не только географического, но и символического. Появилась нерусская «русская интеллигенция», нерусская «русская литература» и даже нерусский «русский язык». Да не подумает никто, что речь ведется лишь об одном племени, – проблема иноплеменничества в России давно уже не сводится к евреям. Да и выдвижение таких племен чаще всего происходит под личиной «самовыражения». Фактически рычаги и механизмы русской культуры используются для порабощения русских, для превращения их в добытчиков пресловутого капитала для других народов. И не всегда русские имеют возможность хотя бы просто работать на Россию. Их труд, и материальный, и умственный, «уходит» на сторону, а порой и обращается против самой России.

Бесчисленные декларации о «многонациональном» характере России, о необходимости «толерантности» к другим народам и культурам служат в современной России цели ограждения иноплеменничества от критики и попыток его ограничения. Россия веками существовала как многоплеменная империя и многоплеменная нация – в ней шли процессы ассимиляции и эмансипации, и все это время вопрос о «многонациональности» ее не ставился. Россию понимали как русское государство. Понимали, что при всей разноплеменности она – единый национальный и политический организм. И вопрос о том или ином племени решался на основе привилегий, а не наделения особыми «правами» иноплеменников. Единственным полновесным исключением была Польша, автономия которой охранялась именно на основе признания прав польского племени, и, как и следовало ожидать, эта выделенность привела лишь к постоянной «польской крамоле», терзавшей Россию ХIХ века. И советская национальная политика, заложившая бомбу замедленного действия под государственное единство страны, была все-таки далека от поощрения иноплеменничества. Всем более или менее крупным народам давалась возможность вести свое автономное, политически оформленное существование. Такие племена в СССР развивали собственные культурные начала, не стремясь разрывать культурные связи с Россией. В советский период развития национальных культур был возвышен ни с чем не сравнимый статус русской культуры. Первенство русских в СССР никто не оспаривал, все были согласны, что «союз нерушимый республик свободных сплотила навеки» именно Великая Русь.