ПОДНЯТЬ НА ДОЛЖНУЮ ВЫСОТУ ПРЕПОДАВАНИЕ БИОЛОГИИ (ИЗ ВЫСТУПЛЕНИЯ НА СОВЕЩАНИИ ПРЕПОДАВАТЕЛЕЙ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ СРЕДНИХ ШКОЛ ВЗРОСЛЫХ)

ПОДНЯТЬ НА ДОЛЖНУЮ ВЫСОТУ ПРЕПОДАВАНИЕ БИОЛОГИИ (ИЗ ВЫСТУПЛЕНИЯ НА СОВЕЩАНИИ ПРЕПОДАВАТЕЛЕЙ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ СРЕДНИХ ШКОЛ ВЗРОСЛЫХ)

В те времена, когда я училась, преподавание биологии было под запретом. Естествознание имеет громадное значение для выработки материалистического миросозерцания. Еще в «Анти-Дюринге» Энгельс писал, что «для диалектического и вместе с тем материалистического понимания природы требуется знакомство с математикой и естественными науками»[188]. Революционизирующее значение естественных наук прекрасно понимало царское правительство. И если, насаждая капитализм, неразрывно связанный с развитием техники, оно вынуждено было допускать преподавание физики, то биология была под запретом.

Учебник Ушинского «Детский мир» был обязательным учебником во всех школах. Вместо знакомства со строением и жизнью человеческого тела дети обязаны были учить «Чудный домик», где рассказывалось, что человек умирает потому, что его душа отлетает на небо. В женских мариинских гимназиях кончающие курс гимназии думали, что ветер может «продувать из одного уха в другое» и поэтому, чтобы избежать сквозняка в голове, полезно одно какое-нибудь ухо затыкать ватой. Не преподавали биологии и в мужских гимназиях. Революционно настроенная интеллигенция отстаивала необходимость преподавания в школах биологии, усиленно читала Писарева, в передовых школах протаскивалось контрабандой кое-что из биологии.

Я училась в частной гимназии, директор которой А. Я. Герд был крупным естественником-дарвинистом, шестидесятником, примыкал в свое время к революционному движению, заведовал школой для малолетних преступников, которая дала замечательные воспитательные результаты, занимался в воскресных школах.

В нашей гимназии велось преподавание ботаники и зоологии.

Помню первый урок ботаники — это было в третьем классе. Учитель принес в класс охапку едкого лютика. Мы разобрали на живом растении все его части, потом написали сочинение об увиденном, на полях сделали соответствующие зарисовки. Но тем дело и кончилось. Остальной курс проходился даже без знакомства с гербарием. Преподавание стало скучным, сухим, никакой увязки с практикой, с растениеводством не было.

Зоологию преподавал сам Герд. Так как преподавание биологии было запрещено, то мы учились не по учебнику, а со слов преподавателя. Краткое содержание проходимого материала Герд нам диктовал, мы сами иллюстрировали текст рисунками всяких «туфелек» и «сувоек». Даже микроскопа не видели мы, не вскрывали ни лягушек, ни рыб. Записи были очень кратки, никакого теоретического осмысливания фактов не было, все сводилось к систематике и рисункам.

Изучение строения человеческого тела помогало нам понимать ход развития организмов. Очень многое из курса выпадало. Например, вопрос об яйце, о развитии в яйце зародыша. Выпадали и вопросы о размножении, о наследственности, хотя, помнится, много говорилось о влиянии на изменение организмов среды, благоприятных условий. Курс, оторванный от изучения живых организмов, от практических вопросов, по правде сказать, мало увлекал. Записанный курс был очень краток, поэтому весь класс без исключения учился на «отлично» (у всех были пятерки).

В выпускном классе, когда кончали курс зоологии, Герд несколько уроков посвятил обобщению, изложению учения Дарвина. С громадным вниманием слушали мы эти обобщения. Эта теория была для нас выводом из хорошо усвоенных нами фактов. Верили не на слово, а осмысливали знакомые факты… Хорошо это было.

Естествознание принадлежит к той области наук, где наглядность, показ особенно убеждают. Поставленное как следует преподавание естествознания является могучим орудием антирелигиозной пропаганды. Мне пришлось убедиться в этом на опыте. В 90-е гг. я занималась в вечерне-воскресных школах Петербурга и увидела, каким могучим средством убеждения является показ. В то время среди рабочих сильно было еще распространено мнение, что наука — это господская выдумка, что наука рабочим не нужна, что им гораздо нужнее, ближе религия. Мы, учителя воскресных школ, стали водить учеников на экскурсии в разные музеи. И вот я помню один случай. Захожу я раз в библиотеку, которая была тесно связана с воскресной школой, где я учила. Библиотекарша была тоже учительницей этой школы. Сидит один ученик школы — почтальон. Он до тех пор брал в библиотеке только Ветхий завет. А тут сидит и книжки никакой не спрашивает. Потом говорит вслух, ни к кому не обращаясь: «Я раньше думал, ученые господа врут всё. А тут посмотрел на экскурсии — гусеница под цвет листа, под цвет ствола, ученые, значит, подметили, объяснили. Можно им верить». И с тех пор перестал этот почтальон брать Ветхий завет.

Сейчас, как никогда, убеждает жизнь, техника, агрономия. Надо только оперировать со знакомыми взрослым учащимся фактами. Колхозники, рабочие привыкли верить больше своим глазам, чем чужим речам. Надо только помогать им осмысливать факты. Вот, например, на Северном Кавказе попы уверяли, что вспаханная трактором земля не родит. А как увидели колхозники, что родит, да еще лучше, чем вспаханная простым плугом, перестали верить попам.

Читать лекции по биологии в воскресной школе мы пригласили Бориса Александровича Витмера. Ему удалось прочесть всего лишь несколько лекций, так как преподавать в воскресных школах царское правительство ему запрещало. Но и эти несколько лекций взбудоражили всех учеников. Б. А. Витмер замечательно доходчиво ознакомил рабочих с учением Дарвина, подорвал веру в бога. А поп ему помог. Ученики тогда обязаны были ходить на уроки закона божия. И вот они, смеясь, рассказывали, как «опровергал» поп учение Дарвина:

«Брось, — говорит, — курицу в воду, разве вырастут у нее перепонки?» Быстро дискредитировал себя поп такими утверждениями.

Не все можно показать учащимся путем экскурсий. Далекое приходится показывать при помощи световых картин, кино.

Есть очень интересные естественнонаучные кинофильмы. Я видела такие фильмы в Париже, в Сорбонне. Надо только и для кинокартин обдуманно подбирать материал, так его располагать, так освещать, чтобы он стал понятен и убедителен.

В. И. Ленин придавал большое значение научным кинокартинам. Он очень интересовался и антирелигиозными фильмами. Когда Владимир Ильич жил в Горках, ему привозили туда на просмотр новые кинокартины. Среди них его особенно заинтересовала картина «Чудотворец», в которой показывалась жизнь крепостных крестьян при Николае I. Эту картину Владимир Ильич считал хорошей антирелигиозной картиной, убеждающей зрителя во вреде религии умело подобранными фактами. И, наоборот, ему очень не понравилась картина «Комбриг Иванов», где религия высмеивалась поверхностно.

Научные кинокартины надо сопровождать простыми, понятными объяснениями. В Москве имеется планетарий. Это также могучее средство убеждения, но лекции в нем не всегда бывают убедительными, и вот выходит шофер из планетария и говорит: «Как мудро-то все господь устроил!»

Не только живые образы, но и понятные, простые слова убеждают. Недавно летчик Матвеев, бывший беспризорник, рассказывал ребятам, воспитанникам детских домов, какое большое впечатление произвела на него популярная книжка по астрономии, в которой рассказывается, как астрономы вычислили, где в такой-то момент, на таком-то месте неба появится звезда и как это предсказание исполнилось. Прочитав это, парень захотел стать исследователем-летчиком, он рассказывал, как взял себя в руки, выработал в себе волю. Это произвело на ребят громадное впечатление.

Преподавание естествознания сейчас имеет особое значение. У нас еще имеются верующие. Это показывает, что слаба была в последнее время пропаганда материалистического мировоззрения, что перед преподавателями школ взрослых стоит еще очень большая и серьезная задача — поднять на должную высоту преподавание биологии, сделать это преподавание таким, чтобы оно закладывало основы правильного понимания окружающей природы.

Надо сказать, что буржуазия и ее прислужники — современные попы всех мастей — большие мастера выхолащивать из науки ее суть, ее основу. Биология в школах буржуазных государств преподносится часто так, что теория или вообще выхолащивается из нее, практика захлестывает теорию, или дается теория, взятая вне связи с практикой, вырванная из ее естественных реальных связей и опосредствований, явления даются вне показа их развития. Можно составить толстейший на вид учебник, где будут очень сложные описания различных животных, будет труднейшая номенклатура, но самого существенного не будет сказано: важнейшие научные обобщения, которые составляют основу науки, будут выхолощены.

Чтобы правильно поставить преподавание биологии, надо хорошо знать предмет, понимать его, понимать, что составляет его основу. Надо хорошо знать и аудиторию, жизненный опыт учащихся, их интересы. Учитель должен избегать шаблона, уметь исходить из близкого учащимся, знакомых им фактов, убеждать их показом, живыми образами, фактами, учить делать из фактов правильные выводы.

Подходить так — не значит впадать в упрощенчество. Упрощенчества, вульгаризации надо всячески избегать, но говорить просто, без «ученых» терминов, иллюстрируя излагаемое конкретными фактами, не значит впадать в упрощенчество.

Я говорю о том, что меня волнует как общественницу, большевичку. Важно, чтобы преподаватели естествознания рассказали о своем опыте, о том, как удается им в процессе преподавания вооружить массы знаниями по биологии, которые им так необходимы.

1937 г.