38. Кенесары Касымов – последний борец за сохранение института ханской власти

Кенесары – наиболее яркая и амбициозная фигура среди чингизидов. Он стремился сохранить архаическую ханскую власть над этническими казахскими родами, во всяком случае, пытался добиться, чтобы Россия выделила ему значительный кусок Казахстана, где он стал бы самостоятельным ханом.

Пусть простят и поправят нас сторонники Кенесары-султана, если обнаружат в нашем повествовании погрешности против истины. Во всяком случае, мы оперируем имеющимися в нашем распоряжении наиболее достоверными, на наш взгляд, историческими материалами, которыми пользовался советский историк А.Ф.Рязанов.

Вот что он пишет:

«Совершенно неожиданно 23 июля [1844], на рассвете, султан Кенисара с легкой партией джигитов, численностью до 700 человек, появился вблизи новой Оренбургской линии 260 и напал на аулы Кипчакского и Яппасского рода Алтыбашева, Карагузовского и Сумурунского отделений, кочевавших по реке Аяту против Константиновского укрепления, и отбил у них 3 000 лошадей, 1 500 верблюдов, разбил до 381 кибитки, захватив имущества и скота на 152 328 рублей, и так же быстро удалился в степь, за реку Тобол, уходя в южном направлении. Нападение Кенисары как громом поразило всех прилинейных киргиз, среди которых поднялась чрезвычайная паника. <…>

14 августа 1844 года, на восходе солнца Кенисара Касымов, незаметно приблизившись к укреплению Екатерининскому, внезапно атаковал его со всех сторон… Атакующие ворвались в форштадт укрепления и зажгли его со всех сторон, вокруг станицы запылали стога сена. Ордынцы рассыпались между горящими домами, чтобы тащить, грабить. Но часть их бросилась на штурм крепости… Крепости Кенисара взять не мог, но сжег соседний форпост, угнал все табуны, забрал 41 человека пленных жителей и казаков (русских), находившихся на полевых работах, из которых 8 человек было женщин… Взятых в плен башкир Кенисары отпустил обратно, передав им письмо на имя начальника Края. <…>

Вот это письма Кенесары Касымова:

«Господину Генерал-майору и кавалеру Гансу. Я донести честь имею Вашему Превосходительству об моей нетерпимости, что меня крайне разорили 1844 года января 1-го числа. По предписанию главного начальства Сибирского корпуса, майор Закочек разбил аулы мои и побил много людей моих, множество в плен захватил, и в том числе жену мою Куным-Джан, но я до сего времени никакого вреда царю не чинил, но понудила меня необходимость, разбил станицу и захватил в плен 41 человека. Но покорнейше прошу Ваше Превосходительство: не возможно ли будет возвратить пленников, в том числе жену мою, но и я захваченных в плен возвращу. Вашему Превосходительству честь имею воздать. Султан Кенисара Касымов». <…>»

Как пишет А.Ф. Рязанов, «летняя кампания 1844 года закончилась материальной победой Кенисары. Закончив свои операции против русской границы, султан возвратился на свои зимовки в песках Кара-Кум».

Благо, есть куда возвращаться в бескрайней степи.

«Все отряды, высланные против него в течение лета: Лебедева, Жемчужникова, Дудниковского, наконец, отряды султанов-правителей 261 – возвратились на линию, не только не выполнив своей задачи уничтожить Кенисару, но даже не могли прикрыть линию и защитить от мести султана приверженцев России…»

Далее А.Ф. Рязанов пишет:

«Жена султана Кенисары Куным-Джан, содержащаяся с весны 1844 года в Тобольске, проживала в доме одного богатого татарина. 21 марта Куным-Джан была доставлена в Орскую крепость, а 27 марта – в город Оренбург, куда потребовал ее председатель Пограничной Комиссии. В Оренбурге султанше был устроен весьма радушный прием как со стороны военного губернатора, так и со стороны председателя Пограничной Комиссии. Она получила много подарков как для себя, так и для своих детей. Оказывая ей знаки внимания и радушия, пограничное начальство стремилось завербовать ее в число своих приверженцев, а через нее действовать на султана Кенисару. Султанше было объявлено, что она немедленно выедет в Орду, лишь только установится дорога, и действительно стали готовить султаншу к отъезду…

До сих пор правительство не имело вполне достоверных сведений о Кенисаре… Генерал Обручев решил воспользоваться благоприятным случаем и для сопровождения султанши Куным-Джан в орду назначил офицера генерального штаба поручика Герна…

Перед отъездом в степь султанша Куным-Джан просила председателя Комиссии освободить из плена 17 женщин и девушек, взятых вместе с ней сибирским отрядом. Пленницы эти, по сведениям султанши, были розданы киргизам разных родов сибирского ведомства. Председатель Комиссии, считавший, что раз объявлена амнистия, то ее нужно проводить до конца, обещал исполнить и это желание султанши и, действительно, снесся с сибирскими властями об освобождении пленниц. Султанша Куным-Джан уехала в Орду в самом лучшем настроении и с твердым намерением повлиять на мятежного супруга и содействовать его примирению с Россией. В течение почти двухнедельного пребывания в 1845 году в аулах Кенисары поручику Герну удалось собрать очень интересные и ценные сведения о султане и его приверженцах.

«Скопище султана Кенисары, – пишет Герн в своей записке, представленной военному губернатору, – состоит из собственных его теленгутов (до 1 000 кибиток), которые достались ему в наследство от хана Аблая и большей частью калмыкского происхождения, и до 1 000 кибиток пришатнувшихся к нему бродяг и барантовщиков из разных родов, преимущественно же из аргынов, дюрткаринцев и чумеккевцев; говорят, что даже до 200 кибиток тама-табынцев находятся при нем; есть также баганалинцы, кирейцы и почти всех родов Оренбургского и Сибирского ведомств, но не в большом числе и большею частью люди, бежавшие по каким-либо преступлениям; башкирцев – 4, татар – 6, русских – 5…

Кенисары действует неограниченно; за малейшее преступление наказывает смертью или рассечением головы, и поэтому страх к нему не имеет границ. Он говорит мало, и каждое слово его исполняют буквально. Вместе с тем, однако, ближайшие окружающие его советники совершенно владеют его волею; он никакое важное дело не решает без совещания с ними; во многом даже они не слушают его и действуют без его согласия и даже против его воли. В особенности пользуются любовью и доверием народа султаны Наурузбай, Худайменды, Ирджан и Кучак. К числу советников еще присчитывают есаула Кенджу, Джика-батыря, бия Суюна, батыря Бассы и до 20 есаулов…».

Судя по свидетельству разведчика Герна, в борьбе за власть над казахскими родами Кенесары опирался главным образом на свои туленгуты, иначе говоря, на многочисленную военизированную личную охрану – гвардию, состоящую в основном из калмыков. Российские пограничные власти были готовы к тому, что Кенесары-султан предпримет дерзкие и кровавые поступки для устрашения преданных России казахских родов.

29 марта 1843 года, ознакомившись с докладом Сибирского генерал-губернатора, российский император Николай I высочайше повелел направить против ополченцев султана Кенесары военные отряды. Один из них – отряд Лебедева, в составе которого было 500 бойцов, выступил в степь для усмирения восставших и в верховьях реки Иргиз неожиданно встретился с самим Кенесары-султаном, имеющим до 1 500 хорошо вооруженных всадников. Это было в 1844 году. При виде втрое превосходящего числом противника русский военачальник растерялся. Однако, не вступая в бой, Кенесары заявил, что прибыл сюда по требованию правительства, обещавшего определить места для его кочевок. Весьма обрадованный таким поворотом дел, Лебедев сообщил об этом губернатору Обручеву и получил директиву: не вступая в бой с противником, наблюдать за дальнейшими действиями султана Кенесары.

Кенесары Касымов

О событиях, происходивших спустя год после этого, пишет казахский исследователь истории Болатбек Насенов, оперируя сведениями из документов Омского государственного архива, с которыми он работал в 2004 году. В его книге «Кенесары – дала маршалы» приведено письмо Оренбургского генерал-губернатора Обручева, адресованное 24 августа 1844 года военному министру князю Горчакову:

«Въ начале июля [1844] съ Оренбургской линiи высланъ на поиски въ степь новый отрядъ под начальствомъ полковника Дуниковскаго, въ составе 500 уральскихъ и оренбургскихъ казаков при 2-хъ орудiяхъ. Въ ночь съ 20-го на 21-е июля на реке Улькоякъ, недалеко отъ верховья Тобола, на отрядъ Дуниковскаго напалъ Кенисары, перерезалъ султановъ, бiевъ, почетныхъ киргизовъ [более двадцати человек], находившихся при отряде, и быстро скрылся въ степь отъ отряда. Семействамъ султановъ, погибшихъ по вине и беспечности Дуниковскаго, Высочайше пожалованы пожизненные пенсии.

После бесцельныхъ розысковъ мятежниковъ внизъ по р. Эмбе отрядъ Дуниковскаго отступилъ къ Арской крепости и 23 сентября был распущен по домам…».

Далее Обручев пишет:

«Въ то время, какъ отрядъ полковника Дуниковскаго после дела на Улькояке 20–21 июля бросался въ разные стороны степи, отыскивая скрывшихся мятежниковъ, Кенисары съ шайкою своихъ приверженцевъ въ 5 т. человекъ, прорывается на Оренбургскую новую [Тургайскую] линiю, где 14-го августа выжигаетъ Екатеринбургскую станицу, угоняетъ казачьи скотъ и захватываетъ 40 человекъ в пленъ. Разграбивъ Екатеринбургскую станицу, Кенисара сталъ угрожать станице Наследницкой и другимъ пунктамъ новой линiи, жители которой находились въ страхе за свою жизнь и имущества.

Для охраненiя же Оренбургской линiи от новыхъ вторженiй мятежниковъ высланы на поиски впереди линiи два отряда под командою полковников Геке и Ковалевскаго; кроме того, въ укрепленiя Императорское, Наследника, Константиновское и Николаевское высланы казачьи команды на усиленiе гарнизоновъ, а населенiе вновь образованных между старою и новою линiями 30 станицъ вооружено пехотными ружьями». 262

Смелые и дерзкие действия неуловимого султана Кенесары глубоко взволновали российскую общественность. Даже несколько десятков лет спустя, в 1871 году, «Вестник Европы» опубликовал статью Середы Н.А. «Бунт киргизского султана Кенисары Касимова», где дана нелицеприятная критика причин трагического события:

«Ни одинъ поискъ въ степь не кончался такъ безуспешно и такъ неблагоприятно для русскихъ, как Дуниковскаго. Погибель султановъ отъ руки мятежного Кенисары въ глазахъ русскаго отряда, долженствовавшаго оберегать ихъ жизнь и имущество и оказывать покровительство преданнымъ России киргизамъ, нанесла сильный удар русскаму авторитету в глазахъ мирных ордынцевъ и умножила страхъ и уваженiе къ непобедимому хану.

Безусловное отступленiе оренбургскаго отряда, конечно, придало еще более дерзости Кенисаре, и шайки его по-прежнему продолжали набеги» 263.

Из архивных материалов, опубликованных Болатбеком Насеновым, известны детали непримиримой борьбы представителей ханского рода султанов-правителей Малого жуза Бекмухамеда Айчуакова и Ахмеда Джантюрина с султаном Кенесары. Даже родной брат Кенесары – старший султан Кушмурунского округа Чингис Валиханов264 – участвовал в военной экспедиции против мятежного брата. Все султаны-чингизиды, выступившие против Кенесары и его ополченцев на стороне России, хорошо понимали, что в реально сложившихся условиях невозможно образование независимого государства казахов. В 1842 году султан Чингис Валиханов принял участие в военных действиях, выехав в степь вместе с казачьим отрядом. Отряд этот больше занимался охраной табунов султана, чем военными операциями против Кенесары. А Чингис и его русский приятель Александр Сотников главным образом были заняты разбором конфликтов между Оренбургской и Западно-Сибирской губерниями. Эти конфликты разгорались из-за того, что прямая линия, разделяющая казахскую степь на две части с севера на юг, абсолютно не учитывала исторического расположения пастбищных угодий казахских родов.

Есть женщины в казахских аулах…

Сделаем небольшое отступление. В истории России немалую роль сыграли российские императрицы Анна, Елизавета и Екатерина. Роль этих женщин в становлении России великой империей бесспорна. Среди казахских женщин, современниц упомянутых российских правительниц, тоже были незаурядные личности, оказавшие влияние на развитие политических событий в своей стране. Мы приведем два примера женской казахской дипломатии.

Хан Младшего жуза Абулхаир, желая продемонстрировать свою покорность российскому правительству, в 1739 году пытался отправить в Петербург свою супругу ханшу Бопай и хлопотал о том, чтобы она была представлена императрице Анне Иоанновне. Очень яркая и разумная женщина, ханша Бопай была известна всей Малой орде своим недюжинным умом и благоразумными действиями и пользовалась расположением генерал-губернатора Неплюева. Она смело вмешивалась в дела хана, касающиеся управления народом, открыто выражала свою симпатию к русским, а порой удерживала своего импульсивного супруга от непродуманных шагов против России. Бопай самостоятельно вела свои дела, даже имела свою личную печать, чего вообще не было в обычаях степных правителей. Императорский двор был хорошо осведомлен о преданности ханши Бопай. Султан Джанибек привез ей из Петербурга письмо от канцлера и отрез золотой парчи в подарок от императрицы. Бопай сыграла решающую роль в утверждении ее сына султана Нурали ханом Младшего жуза в 1749 году и в сооружении за счет российской казны надгробия на могиле Абулхаира.

Не менее яркая личность – ханша Айганым, супруга хана Среднего жуза Вали, сына Аблай-хана. Вот как о ней пишет И.И. Стрелкова, автор исторической книги «Валиханов»265:

«Младшая жена хана Вали, умная и властная Айганым неустанно следила за авантюрами Губайдуллы 266 . Она была женщиной образованной, знала несколько восточных языков, обладала незаурядным поэтическим талантом и прозорливостью опытного политика. После смерти Вали Айганым и ее сыновья получили ставку в Сырымбете. Ханша Айганым – так ее продолжали титуловать в казенных бумагах – твердо взяла курс на сближение с Россией, не поддаваясь никаким иным веяниям. На любую попытку вовлечь ее в заговор против России у ханши Айганым всегда был наготове категорический отказ. Она сама заботилась, чтобы русское начальство получало от своих соглядатаев сведения о верности ханши Айганым и чтобы из Степи регулярно шли доносы на Губайдуллу и на всех других ее политических противников.

В Петербурге обратили внимание на усердие вдовы хана Вали. Александр I подписал указ о водворении вдовы хана Вали на избранных ею землях и о строительстве для нее дома и мечети ценою в пять тысяч рублей. В Сырымбет явились военнорабочие и взялись за строительство. Поручик Ермолаев мечетей прежде не строил, он поставил мечеть фасадом не в ту сторону. Требовательная ханша обратилась к генерал-губернатору Западной Сибири с просьбой поставить мечеть по мусульманским правилам, а также оштукатурить дом внутри, сделать еще одну голландскую печь и одну русскую, приделать к 15 окнам ставни. Кроме того, ханша просила, чтобы ей за счет казны выстроили в Сырымбете баню, школу с помещением для учителя, сараи во дворе и пристроили к дому гостиную для приема посетителей. В Сырымбет прислали новую команду, все, что просила ханша, сделали. Сырымбет превратился в недурное поместье вполне русского образца – только вместо усадебной церкви мечеть. Затем ханша изъявила желание заняться хлебопашеством (По «Уставу» Сперанского, за хлебопашество, пчеловодство и прочее полагалась особая награда) и попросила прислать ей соответствующие орудия, семена и опытного человека «для показания», что и как делать. Ханше дали семена, купили для нее четыре сохи, восемь борон, послали в Сырымбет казака Антона Лычагина, и он с помощью поступивших под его начало тюленгутов поднял четыре десятины целины и засеял рожью. Военнорабочие построили в Сырымбете мельницу. Для обучения детей ханши русское начальство прислало муллу.

Энергия этой женщины была поразительна. Айганым просила послать ее в числе лучших и почетнейших людей в Петербург, где она имела бы «неоценимое удовольствие лицезреть августейшего монарха», выразить ему свою искреннюю преданность и передать пожелание киргиз-кайсаков, чтобы вновь учреждаемые волости управлялись не людьми простого племени, от которых не будет никакого проку, только споры и раздоры, а султанами. <…>

В 1831 году ханша Айганым привезла своего двадцатилетнего сына Чингиса в Омск… Чингиса поместили в Азиатскую школу. Великовозрастному султану Чингису ученье давалось непросто. Однажды он попытался удрать домой. Айганым отослала сына обратно в Омск. Чингис продолжал ученье до 1834 года. По-русски он, в конце концов, стал объясняться довольно свободно, и Чингисом заинтересовалось омское общество. <…>

30 августа 1834 года… султаны и старшины, соблюдая традиции и желая угодить новоиспеченному ага – султану, подняли сына ханши Айганым на белом войлоке, изорвали его одежду и затем утвердили бумагу об избрании Чингиса Валиханова старшим султаном Аман-Карагайского округа, приложив к ней свои тамги… Омское начальство без проволочек утвердило решение казахской знати, и Чингис, согласно «Уставу», получил вместе с должностью старшего султана чин майора. <…>

Ханша Айганым до конца дней своих заботилась о достоинстве рода Валихановых, пользовалась печатью хана Вали и не отдавала ее – как следовало по обычаю – одному из сыновей. Айганым продолжала поддерживать тонкие дипломатические отношения с русским начальством, которое прекрасно понимало, как велико влияние в Средней орде вдовы последнего хана. <…>

Старший султан Чингис стремился выдвинуться в глазах омского начальства, и это ему удалось, потому что он был одним из первых в Средней орде султанов, получивших порядочное русское образование. Правящий должность пограничного начальника Области сибирских киргизов полковник М.В. Ладыженский в порядке служебного поручения приказал г-ну майору Чингису Валиеву собирать песни, сказки, пословицы киргизского [казахского] народа, отыскивать в степи развалины и камни с надписями и записывать связанные с ними предания. Этот приказ полковника Ладыженского сочинил и переписал набело декабрист В.И. Штейнгель, познакомившийся с Чингисом в годы его ученья в Омске и не раз потом гостивший у молодого султана. Дружили с майором Чингисом и наезжали к нему также декабристы С.М. Семенов и Н.И. Басаргин, ученые и путешественники, интересовавшиеся жизнью казахов Средней орды. <…>

С первых лет правления молодого султана в Кушмуруне, где он с разрешения омского начальства построил на свои средства школу для детей казахов – это была уже вторая школа, созданная в Степи Валихановыми, первую открыла Айганым в Сырымбете» 267.

Вернемся к нашей основной теме.

В отличие от просвещенного Чингиса, его дядя Кенесары продолжает ссориться с Россией из-за упразднения ханского звания.

«Кенесары, отличавшийся мстительностью, свел счеты с Айганым (а значит, и с Чингисом) вполне по-родственному. Отрядом, налетевшим на Сырымбет, командовала сестра мятежного хана султанша Бопай 268 . Не застав Айганым в Сырымбете, Бопай обчистила богатое поместье и угнала весь скот. 269

Как ни говори, а султанша Бопай приходилась Чокану теткой, а Чингису сестрой».

Когда дело касалось власти, и это подтверждается многими приведенными выше фактами, чингизиды никогда не жалели друг друга. В междоусобной борьбе они уничтожали друг друга безжалостно. Таковы были традиции и порядки. И если у них не было принято жалеть друг друга, то есть собственных родственников, то на какое отношение могли рассчитывать претендовавшие на власть смельчаки из казахских родов и племен? Об этих особенностях Степи были прекрасно осведомлены российские чиновники, в том числе и бывший в 1819–1821 годы генерал-губернатором Западной Сибири автор «Устава о сибирских киргизах» М.М. Сперанский.

Тем не менее мы полагаем, что благодаря упразднению института ханства и лишению султанов-чингизидов привилегий впервые в истории края на выборах волостных султанов-управителей и уездных старших султанов-правителей эти должности стали занимать энергичные и богатые этнические казахи. Они начали открыто выступать против сословия чингизидов вообще, и, в частности, против султана Кенесары, стремившегося к ханской власти, которая, по сути своей, была не только реакционной, но и чреватой изоляцией Казахстана от мировой цивилизации.

Обратимся к документам, хранящимся в Омском архиве и содержащим факты из соответствующего периода истории Казахстана.

«1844 г. Октябрь 17 дня. Доставившiе въ Сибирскiй Улутаускiй отрядъ пленного казака Оренбургскаго Казачьего войска Николая Губина киргизы спрашиваны и показали:

1) Зовутъ его Мурзабек Кулмановъ, от роду 27 летъ, неграмотный, старшина Джаппасовской волости, веденiя султана Омара Матенева, предведомственные въ верноподданство Оренбургскому корпусу, назадъ тому 18 дней стояли они волостью по правую сторону Улу-Тургая, близъ урочища Тайпака, въ полдневное время прибывъ къ их волости, родной братъ султана Кенесарыя Касымова, Наурызбай, съ 200 человеками киргизовъ, расположившись въ 5-ти верстном расстоянiи, требовалъ отъ них со своего именiя и скота пошлину, съ устрашеванiемъ, ежели не будутъ таковой ему платить, то обещался разбить всю волость, но сей старшина Мурзабекъ, по небытности въ волости своего султана (который былъ въ то время въ крепости Троицкой и въ те же дни ожидался къ волости), сего требованiя исполнить не мог, а послалъ тайно отъ Наурызбая, навстречу своему султану Омару съ известием, который на другой день прибыл въ волость, но по верноподданству своему к Россiйскому Правительству не хотелъ исполнить требованiя Наурызбая, а собравъ своих подданныхъ и вооружился против Наурызбая с приверженцами, разбiв ихъ шайку, такъ что на месте убили 95 человек, въ том числе коим убили главных Кенесаринскихъ сообщниковъ батырей: Байтабына, Каная, Тюлегена, Бiй-Батыря, Каскабая и Джеке-Батыря родного брата, по имени не знает, а съ остальными людьми Наурызбай бежалъ, а после чрезъ киргизов они удостоверились, что онъ, Наурызбай, жестоко раненъ и остановился по нездоровью у киргизъ Серкечь Алчиновской волости, поступившихъ нынешняго года въ подданство Оренбургскому корпусу, при каковомъ действiи захватили бывшаго у Наурызбая въ услуженiи Оренбургскаго войска Николая Губина, захваченнаго Кенесарою при разоренiи на Оренбургской линiи Екатеринбургской крепости. <…>

2) Киргизъ Оналбай Тузулбаевъ, от роду 24-х летъ, неграмотный, тюленгутъ Джаппасовской волости, султана Омара Матенева, по расспросе показалъ во всемъ сходно съ показанiемъ старшины Мурзабека Кулманова. <…> Показанiя отбиралъ Командующiй Улутавскiмъ отрядомъ сотникъ Леденевъ, скрепил: Начальникъ штаба генералъ-майоръ Жемчужников» 270.

Об участии в подавлении восстания Кенесары султанов-правителей, происходящих от другой ханской ветви, свидетельствует следующий документ, обнаруженный в архиве Болатбеком Насеновым:

«От пограничного начальника 4 марта 1846 года № 527. Город Омск.

В должности старшего султана Аягузскаго округа Буленю Шанхаеву.

По имеющимся сведенiям о настоящем пребыванiи мятежного султана Кенесары Касымова, и дабы онъ не смог причинять волостям Аягузскаго округа вреда мятежными шайками, а особенно темъ, которые кочуютъ по реке Лепсе и по сiю сторону оной, я сделал распоряженiе о командированiи туда усиленнаго отряда с конным орудiем подъ командою есаула Казачинина, который 14 апреля долженъ выступить из Аягуза. О чемъ уведомляя Вас, почтенный Султанъ, возлагаю на полную Вашу заботливость и усердiе, оказывать для отряда все способы, дабы онъ мог съ пользою и успешно защищать наших киргиз и поражать хищниковъ, для чего, дабы иметь постоянные разъезды при отряде, то назначить к оному достаточное число вооруженныхъ киргизъ и не менее 50 человекъ на хороших лошадях; людей этих назначать и переменять можете по Вашему смотрению, как найдете удобнее, но чтобы они находились при отряде не менее месяца. Волостнымъ же управителямъ поручите под строгою ихъ ответственность, дабы они имели при аулах свои караулы и, ежели малейшее что заметятъ, то давали бы знать начальнику отряда для зависящего от него действия в их защите. А какъ появленiе мятежных шаек можно ожидать более отъ горъ Алатау, то как для лучших распоряжений Ваших в волостях, кочующих по Лепсе и к Тарбагатаю, а ровно удержанiя между ними должнаго спокойствiя, представляю Вам лично находиться более въ том крае и сообща с отрядом стараться оградить наши волости отъ всякого вреда хищниковъ и сохранить в оных непоколебимую тишину, в чем, по благоразумию и усердной преданности Вашей къ правительству, я совершенно остаюсь уверенным. Для сведенiя же со стороны Приказа 271 по всем отношенiям и наблюденiя за надлежащимъ порядкомъ во всех волостях всего округа отъ меня оному дано предписание. При сем нужным считаю уведомить Васъ, что для подобнаго огражденiя отъ хищниковъ киргизъ Каркаралинского Округа выставленъ уже теперь сильный отрядъ казаков с орудiем и при ономъ 200 вооруженныхъ киргизъ на урочище Ичке-Ульмесь.

Верно: Адъютантъ Штабс-Капитан (подпись)».

Столь беспрецедентные меры по защите местного населения российские пограничные власти предприняли, видимо, после того позорного для России случая на реке Улькояке 20–21 июля 1844 года, когда повстанцы во главе с Кенесары убили 20 казахских султанов, биев и старшин, принявших российское подданство. Примечательно, что реализация таких мер в Каркаралинском округе совпала со временем пребывания в должности султана – волостного управителя Кунанбая Ускембаева272, который никогда не поддерживал Кенесары.

Сведения о том, насколько серьезно занимались русские политики и исполнительная власть вопросами присоединения казахов к России малой кровью, а то и без таковой, можно увидеть в следующих документах.

«Отношение господину Управляющему Министерством иностранных Дел. Господина командира отдельного Сибирского Корпуса, от 24 июня 1846 года за № 55.

Из прилагаемого в копии рапорта генерал-майора Вишневского, Ваше Сиятельство, извольте усмотреть, что происки Кенесары, прибывшего на Каратау и с участием принятого 273 . Теми же, которые недавно искали покровительства России, делают наши отношения к киргизам Большой Орды весьма сомнительными. Вероятно, что Кенесары, имеющий и поныне тайных доброжелателей между султанами во многих Округах, обольщает киргиз Большой Орды будущим содействием сих лиц и, если не надеждою изгнать нас совершенно из степи, то, по крайней мере, приобретением легкой и богатой добычи, чему эти племена, не испытавшие еще силы нашего оружия, по обыкновению своему и легкомыслию дают веру.

Вместе с сим, одобряя намеренье генерал-майора Вишневского употребить все возможные меры к сохранению спокойствия, предлагаю ему без крайности не прекращать дружеских переговоров. <…>

Покорнейше прошу Ваше сиятельство всеподданнейше довести сии обстоятельства до Высочайшего сведения и испросить повеления Его Императорского Величества, как мне поступать, если что правдоподобно киргизы Большой Орды вступят в сообщество с Кенесарою и начнут свои набеги. Зная милосердие Государя Императора, допущающего употребление оружия не иначе как по истощении всех мер кротости, не смею предложить поиски против Кенесары и племен его прибывших, хотя и полагаю (может быть, ошибочно), что возбуждение страха есть существеннейший способ для успеха переговоров с азиатцами; но вместе с тем полагаю себя обязанным не скрывать и того, что, по моему мнению, одно только скорое и сильное наказание первых приверженцев Кенесары может посодействовать на понятие киргиз и остановить присоединение к нашим врагам племен, еще колеблющихся, ибо если мы своевременно не предупредим их в собственных аулах, то за хищническими шайками никогда не угонимся, и неизбежный успех, с коими шайки будут грабить покорных нам, поощрит неприятелей к дальнейшим набегам, и легко поколеблется верность самых верных нам волостей, не получающих от нас возможной защиты.

В ожидании того, что Государю Императору благоугодно будет повелеть, вместе со сим принимаются мною возможные местные меры по военному управлению для защиты Аягузского округа, о коих доношу чрез господина Военного Министра. Корпусной командир, генерал от Инфантерии (подпись)» 274.

Ответил Вишневскому князь Горчаков:

«5 июля 1846 года. Секретно. Состоящему в должности Пограничнаго Начальника Сибирских Киргизов, господину Генерал-майору Вишневскому.

Препровождая к Вашему Превосходительству для сведения и должнаго исполнения копию с отношения моего Господину Управляющему Министерством Иностранных Дел за № 55, присовокупляю, что вместе с сим предписал я заготовить в Аягузе 750 четвертей провианта и выкомандировать туда из Семипалатинска два конно-артиллерийские орудия и роту пехоты в составе не менее 120 человек рядовых, из коей усилить пикеты от Семипалатинска до Аягуза, размещением на каждом по 10 рядовых и одному унтер-офицеру, о чем Вас уведомляю. Остаюсь в полной надежде, что Вы к охранению наших пределов примете нужные меры, а относительно киргиз Большой Орды употребите одни только способы кротости, отнюдь не делая к ним поиска впредь до Высочайшего разрешения, хотя бы то и было для разбитья Кенесары. Подлинное подписал: Корпусной командир, генерал от Инфантерии князь Горчаков».

Многие историки – и русские, и казахские – до сих пор полагают, что в своем стремлении заполучить ханский титул султан Кенесары руководствовался благой целью – добиться независимости Казахстана. Чтобы объективно оценить роль каждого из участников этой истории, в том числе и России, нужно иметь в распоряжении достоверные факты. На наш взгляд, их содержит документ, который Болатбек Насенов обнаружил в особом «Катанаевском фонде» Омского архива. Это рапорт султанов Кенесары и Кучака Касымовых. Приведенный здесь практически полный, лишь с незначительными сокращениями текст рапорта дает возможность проанализировать трагические события в жизни казахского народа.

«5 июля 1841 года.

Председателю Оренбургской Пограничной Комиссии

Господину Генерал-Майору и Кавалеру Гансу.

Султанов Кенесары и Кучака Касымовых

РАПОРТ

По примеру предков наших, хана Аблая, принявшего присягу на верноподданство Великого Государя Императора, мы располагали кочевьем на … уповая на Бога и не размышляя ни о чем, как только о спокойствии нашего народа, но вдруг грянул на нас гром следующим образом:

В 1825 году сделанный в Каркаралинском Приказе заседателем султан Ямантай Букеев, питая Бог весть какую то славу и без всякой причины наговорил на нас Начальнику того приказа Ивану Семеновичу Карбышеву, который, выехав с 300 русскими и 100 человеками киргизов за предводительством Каракисятского рода киргиза Ябалака, разбил аулы султана Саржана Касымова, отделения Олжая Токытемяча 275 и награбил бесчисленное множество скота и имущества, убили 64 человека, остальные едва спаслись бегством.

В 1827 году выступившая команда до 200 человек из Кокчатава под начальством Мингряву майора разбила аулы отделений Алике и Чубуртпалы, убила 58 человек, награбила бесчисленное имущество, что принудило на Терсь-Аккане.

В 1830 году выступившая команда в числе 100 человек из Кара-Уткуля под начальством одного сотника, с 600 человеками киргизов и с султаном Кургур Кулясею Айдармендием, заманив к себе обманом людей сказанных отделений, убила 120 человек, а остальные спаслись бегством.

В 1831 году выступившая команда в числе 500 человек из Кокчатава под начальством Алексея Максимовича разграбила вторично аулы султана Саржана, отделений Алтай Тока родов Каракисятскаго, Алчинскаго и Джагалбайлинскаго, причем убито 450 человек и увезено одно дитя Саржана, что было при реке Сары-су.

В 1832 году выступившая команда из Кокчетавскаго приказа в числе 250 человек под начальством Петра Николаевича Кулакова задержала султанов Исенгельдия и Кучака Касымовых и, возив их с собой, разграбила Уйсуновцев, Турыевцев и Джан-Кидаровцев; причем убито 60 человек, что было при Тургае на Куль-кичу (Киякный брод).

Наконец же, мимо возможности переносить безвинного притеснения, убийства и грабежей и не почитая их противо кого виновник и как некому было доводить до сведения правительства о вышесказанном гонении, принуждены мы были удалиться на Каратау для спасения самих себя, где прожили несколько лет, а при обратном перекочевании открылась новая беда следующим образом:

В 1836 году выступившая команда из Актава в числе 400 человек майора (дурнаго и глупаго майора) разграбила Алчинцев, Джагалбайлинцев, Тока, Темячевцев и убила 250 человек, это было зимою на урочище Блаути – Сары-су.

В 1837 году выступившая из Кокчатавскаго приказа команда в числе 400 человек под начальством Ивана Семеновича Карбышева и за путеводительством Язы Ялова разграбила Аликинцев, Алтаевцев, Калкамановцев и Туртгуловцев и убила 350 человек, в том числе бия Яманкару. В том же году выступившая команда из Актава в числе 500 человек под начальством Тинтяк Майора преследовала нас до Улытава, но возвратились без добычи.

В 1838 году выступившая с Кара-Уткуля команда в числе 300 человек с султаном Кунгу-Кулеген Худаймендиевым, одним киргизским майором и 100 человеками киргизцев, разграбила аулы Кучака Касымова, бия Сайдалия, убила 21 девку, 8 женщин, 25 человек мужчин и 80 взяла в плен, что было при Аланчике на Айрикум-Аккуле. В том же году команда вышеозначенная из Яр-каина, в числе 500 человек, разграбила аулы султана Саржана, Алтаевцев, Карпыковцев и Тмячевцев, убила 400 человек, взяла с собою 100 человек, в том числе бия Баяндыя, что было при Тургае на Джан-дала-Кара-Убе.

В том же году вышедшая из того же места команда в числе 400 человек под начальством какого-то неизвестнаго русскаго, встретившись с вышедшим из Кара-Уткуля султаном Кунгур-Кулжою, принудила перекочевать 2 300 аулов Кувандыковцев и Суюндуковцев на свою сторону, поручив их якобы это сему султану, который на пути делал им большие обиды, но Туртгуловцы, будучи недовольными, убежали. Тут убито 160 человек, а остальные затем аулы команда увела с собою. <…>

Все сие происходило по наговору султана Ямантая Букеева. Теперь да будет известно Вашему Превосходительству, какую злобу питали к нам сибиряки и как мы были безвинно гоненны ими, потерпев такие неприятности, принуждены были спасти самих себя бегством. Чрез сие более и как бы вооружили мы противу себя сибиряков, которые полагали, что мы не хотели будто повиноваться им. Я не приглашал к себе никаких родов. Сибиряки, выезжая беспрестанно в степь, грабили и убивали людей как своего ведомства, так и степных киргизов, отчего носили шайки, что я, Кенесары Касымов, вооруженные против Сибирской линии. Наконец, не нашед никакого правосудия со стороны их, перекочевал я с Оренбургской линии для того, чтобы искать себе Великаго Государя покровительства, приют и убежище и довести до сведения Оренбургскаго начальства о всех потерпенных мною бедствиях. Я не утаиваю, что при разграблении Алтыбашева отделения бия Балгудакы Ямгурчина я был; это было мое мщение ему за его дела.

Султаны Кенесары и Кучак Касымовы печати приложили. Перевел Коллежский Регистратор 7 июля 1841». 276

Единственное, что вызывает в этом документе некоторые сомнения, это то, что охвачен пятнадцатилетний период и приведены круглые цифры. И еще – кто бы мог вести такую статистику?

19 ноября 1846 года двоюродной брат Кенесары султан Сеилхан Бегалин и 17 его сообщников попали в плен к русским, отрядом которых командовал майор Ерофеев. У Сеилхана обнаружили 14 писем Кенесары-султана к старшинам, биям и султанам казахских родов, находящихся в составе Оренбургского ведомства. В этих письмах Кенесары требовал, чтобы они либо перекочевали к нему, либо собрали для него зякет – налог на скот. Ниже приведен фрагмент одного из этих писем.

«…уведомляем, что мы живы и здоровы и находимся в совершенном благоденствии в кругу нашего Правления; да обрадуются друзья, что враги наши побеждены и наказаны и мы не испытываем никаких горестей, огорчений и нужды. Да и не будет также сокрыто, что, по предопределению Всевышняго и притеснениям неверных, время нашего благополучия в Средней и Малой орде миновало и мы основали местом своих кочевок реки Чу (или Джу) и Иле в Большой орде, которое превосходит доселе наши виденыя, потому что не претерпели еще никаких болезней и вреда. Начиная с предков – мы считались всегда между вами предводителями кочевок, а Вы нашими добрыми и любезными последователями и слугами».

Заслуживает внимания эта последняя фраза. Она отражает действительное состояние власти султанов-чингизидов, которую в 1822 году отменила Россия. Но чингизиды этого не признают.

«Писана сия высокая грамота, – сообщает далее Кенесары-султан, – с тем намерением, чтобы вы с женами и детьми своими не подпали под его неверных. Если путь кочевой жизни сочтете трудным, посылаем к Вам младшего брата нашего султана Сеиль-хана277 и бия Чикмара для зяката. Просим верить всему, что они скажут.

Писано 29 дня Рамазана, на обороте грамоты приложена печать Кенесары Касымова.

Подлинное перевел состоящий в должности переводчика коллежский секретарь Батыршин.

Верно: начальник штаба генерал-майор Жемчужников»

Завершая описание трагических событий, связанных с восстанием казахов против российских порядков, которые вводились в Казахстане в соответствии с «Уставом о сибирских киргизах», предлагаем ознакомиться с текстом документа, подтверждающего смерть предводителя этого восстания – султана Кенесары. Текст документа, опубликованный в книге Болатбека Насенова «Кенесары – дала маршалы»278, здесь приведен в соответствие с современными требованиями русской орфографии и пунктуации с полным сохранением изначального его смысла.

«Пограничному Начальнику Сибирских киргизов

господину генералу

Главного Манапа Кара-Киргизовского

Джантая Карабекова

ДОНЕСЕНИЕ

В прошлом августе месяце приезжал к нам татарин Галим Якубов с приглашением от Вашего Превосходительства, чтобы я приехал для получения царской милости за уничтожение мятежника султана Кенесары. Вследствие чего я послал брата своего Калыгула получить таковую, в чем бы она ни состояла, …коей хотя я доволен, но все-таки убытков наших довольно было против Кенесары. Во-первых, когда мятежный Кенесары с 7 тысячами человек напал на нас, тогда сколько братьев моих и храбрецов лишились жизни, напоследок Бог помог, и тогда из 7 тысяч неприятелей многих погубил, но сам Кенесары спасся бегством. Во-вторых, в нынешнем в 1847 году, когда [Кенесары] вновь наступил к нам, тогда, выехав ему на сопротивление, три дня держал его в осаде, в это время султан Рустем с бием Супатаем Алибековым, взяв войска [казахов Старшего жуза], обратились [в бегство], представив мне по своему разумению поступить с Кенесарою; брат наш Усман его не видел, справедливо потому, что остался назади, мятежника Кенесару схватил мой человек по имени Колча и первый известил меня о том. После чего он Кенесары уведомил, чтобы показать ему лицо, и из награбленного имения торговцев предложил 60 навьюченных в тюках имением верблюдов с тем, чтобы его отпустили. Но я за сделанные им многим народам злодеяния, а равно, чтобы доставить обиженным спокойствие и … негодяя, не послушавшись279 высказанных мнений, умертвил, тем самым выказал услугу Государю, потом брату моему Калыгулу отдав голову и письмо с печатью280, отправил султану Рустему и Бию Супотаю на тот конец, чтобы они о том [известили Вас], Господин Генерал, но все это осталось в безызвестности. За сим, если Князь281 дозволит предстать пред его лицом мне, султану Рустему, Бию Супотаю и по одному сыну нашему, то вместе с нами, для сопровождения нас, исходатайствуйте о поездке с нами татарину Галиму Якупову.

В настоящее же время не имеем большого спокойствия со стороны Ташкинии [Ташкента], от Кипчаков прислан посол с приглашением о присоединении к ним, из Кошкории Хожа (или Хасена) просит вспоможения в войске. Если Князь удостоит прибытием для совещания, то об этом чрез …татарина Галима Якупова известите султана Рустема, а он нас уведомит.

Октября 15-го 1847 года.

В удостоверение Манап Джантай Карабеков прилагаю печать.

Переводил: Переводчик Губернский Секретарь».

В заключение, хотя история не терпит соглагательного наклонения, озадачим читателя вопросом: как сложилась бы жизнь султана Кенесары Касымова, если бы Российское правительство исполнило его просьбу, переданную генералу Ладыженскому через посла Долгова в начале 1845 года? В том письме Кенесары писал:

«При нынешнем Великом Государе и в наше время доставшиеся в наследство от покойного отца нашего Аблая земли: Юлды-узяк, Кукча-Тау, Кылчалы, Ат-Басар, Исиль-Кура, Ак-Тау, Уртаг, Кар-Каралы, Каранлык, Яркаин, Убаган, Тобыл, Куш-Мурун, от Хаят и Тугузак до Урала – усеяны укреплениями…

О каковых притеснениях никогда не доводится до сведения Государя. Я до сего сколько раз доводил об этом до сведения прежних начальств, но ни от кого не получил ответа. Не смею и не хочу противиться начальству и не прошу о тех землях, на которых построены уже укрепления. Если бы Вы выпросили у Государя Императора земли, следующие мне в наследство от отца нашего, как-то: Тургай, Улу-Тау, Сары-су и по сию сторону Исиль-Нуры, то заставили бы молиться о Государе Императоре! Сколько я просил об этом высшее начальство, но оно никогда не слушало…»

Поразмышляем о размерах этих земель. Это половина Костанайской и Карагандинской областей современного Казахстана. А пошли бы за Кенесары казахские роды, еще тогда попавшие под действие «Устава о сибирских киргизах», упразднившего ханство и наследуемое султанство чингизидов как таковые? Конечно, казахские роды на это не пошли бы. Наверное, в этом и заключается суть трагедии, связанной с восстанием Кенесары.

А чтобы понять причины убежденности Кенесары в своем праве на владение перечисленными в его письме землями, обратимся к документу, составленному дедом Кенесары – Аблай-ханом.

«1769 г. декабря 6.

Письмо Аблай-султана

на имя Екатерины II

и оренбургского губернатора генерал-майора И.А. Рейнсдорпа.

«Могущественная и державная великая императрица, самодержица всероссийская и прочих и прочих и прочих вилайетов государыня-повелительница ее величество Екатерина Алексеевна!

От Среднего Йуза Аблай-хана

Вам, достопочтенный и превосходительнейший господин генерал-майор губернатор Оренбургской губернии и любезный кавалер Иван Рейнсдорп, а также всем вашим домашним бесконечные и бесчисленные приветствия! Живите в здравии и благополучии много лет, много времени, много эпох!

Благословенное ваше послание дошло до нас в полной сохранности. Содержание его стало понятным через посланного вами переводчика Йакуба с товарищами. Мы приняли и одобрили [это послание].

Если ее величество государыня внемлет нашему желанию, а я, как известно переводчику Йакубу, имел указания в письменной форме от прежних государей и по поводу тех дел сообщал в прошлом втором году, то через прибывшего от вас Мунасиба – сына Мамата с его казахскими спутниками передаю вам прошение и все еще остаюсь при таких своих словах: для прославления перед друзьями и врагами, чтобы мой сын был в звании генерала; когда он поедет к вам, то пусть увидит благословенное и приятное лицо ее величества государыни, а также местом пребывания его будет крепость Кызыл-Йар в Тобольской губернии.

И еще, если с какой-либо стороны на нас нападает враг, нам будет оказана помощь в сан или, по крайней мере, в тысячу или пятьсот человек. А еще чтобы моим людям, которым вручили письма за моей печатью, была открыта дорога между моим йуртом и русскими как в крепостях, так и на базарах. Речь идет о моих тилангутах 282 – четырех-пяти отдельных казахах.

Еще чтобы мне ее величеством государыней была пожалована грамота с текстом и печатью тарханство моим потомкам вплоть до дня Страшного суда…

А еще чтобы упомянутое войско в сан было бы использовано так: против дальних врагов – сан, против ближних – тысяча, а если враг менее значительный, то против моих внутренних врагов – пятьсот, будь то при моей жизни или при жизни моих сыновей…

Если ее падишахское величество примет и одобрит это наше прошение, то пусть все будет записано в тарханской грамоте…

Прекращаю речь я, Среднего Йуза Аблай-хан, собственноручно приложил мою печать». 283

В этом письме Аблай-хан, как и хан Младшего жуза Абулхаир в 1731 году, хочет под защитой Российской империи увековечить вечное властвование своих потомков над казахскими родами и племенами. Но Россия, в конце концов, в 1822 году отменила эти привилегии казахских чингизидов – ханов и султанов. И это было очень справедливо.