Памяти портвейна

Памяти портвейна

В поисках митьков: 1990

В развитом движении митьков есть тенденция проследить свою родословную. Предком называют Диогена, к которому, несомненно, восходят установки на естественность поведения и творчества, внутреннюю свободу, презрение к роскоши. Но митьков отделяют от киников не только две с половиной тысячи лет, но и иные методы достижения идеалов. И те и другие, являясь философами поведения, художниками образа жизни, идут разными путями.

Для киников важнейшим принципом было то, что они называли «перечеканкой монеты», — выработка взглядов, противоположных существующим. Отсюда — революционность идей и поступков, обличение порядков, сарказм и злоба.

Ничто не может дальше отстоять от благостного образа митька, на чьем лице «чередуются два аффектированно поданных выражения: граничащая с идиотизмом ласковость и сентиментальное уныние» (из канонической книги Владимира Шинкарева «Митьки»).

Коротко говоря, если киник всем вокруг недоволен, то митек доволен решительно всем.

Мое знакомство с родоначальником (не историко-культурным, а реальным) митьков Митей Шагиным протекало безмятежно: приговаривая «дых, елы-палы», называя друг друга «дурилка ты картонная», мы пили красное вино и даже не успели «оттянуться в полный рост», так как стали смотреть фильм.

Бельгийская фирма красок «Сигма» пригласила митьков прокатиться по Европе. В огромном автобусе («уважуху сделали», пояснил Шагин) вместе с шофером и гидом разместились шесть митьков и четыре киношника во главе с режиссером Алексеем Учителем. Водителя звали, как бандита из известной картины «Место встречи изменить нельзя», Фокс. Что порадовало митьков, изъясняющихся длинными цитатами из любимых фильмов. Чинные голландские домохозяйки («сестренки брататься хотят») с изумлением глядели, как люди в тельняшках расписывают на площади репродукцию «Моны Лизы» («учушковали Джоконду!» — закричал Шагин). В Париже митьки играли в чехарду в Пале-Рояле, а из всех сокровищ Лувра уважили лишь фонтан, в котором искупались по причине жары, а в залы по той же причине не пошли.

В целом Европа митькам понравилась, но с поправками. Они осудили усложненные наряды («в военторге лучше»), запутались в сантехнике миллионерской виллы, не одобрили порножурналы («неудобно как-то»).

Остатки сексуальной революции настигли митьков в Мюнхене, на знаменитой нудистской поляне в городском парке Энглишер-гартен. Рассевшись на траве в черных брюках и тельняшках, они решились заговорить с голой девушкой, затараторившей на английском, которым — как и прочими иностранными языками — митьки владеют слабо: свидетельство высокоморальности. Не зря один из несомненных митьков русской истории, атаман Платов, по утверждению Лескова, «не мог по-французски вполне говорить, но он этим мало и интересовался, потому что был человек женатый». Однако девушка все-таки уговорила митьков на купание дружбы, а аппаратура запечатлела отчаянный крик митька Тихомирова: «Крест не сниму!»

Сильнейший козырь жизнестойкости митьков — их способность к эстетизации окружающего. Этим занимаются и другие. Куртуазные маньеристы возрождали северянинские мотивы в мало приспособленной к этому стране — в их стихах лилось шампанское и звучали лютни. По-своему эстетизирует жизнь и чернуха, упивающаяся кошмаром бытия. Митьки же — умеренны. Бульканье портвейна и шарканье лопаты по куче угля — их звуки. Их не заносит в крайности, их живопись исполнена благородной простоты, их проза философски спокойна, их повседневность не искажает и не взрывает окружающий мир, а сосуществует с ним.

Митьку надо верить — в этом весь смысл. Даже тогда, когда он откровенно валяет дурака, как в фонтане у Лувра. Разумеется, он посмотрел Венеру и Леонардо, но верить ему надо, потому что в жару фонтан благотворнее Джоконды, которую неплохо, между прочим, учушковать, чтобы упростить и приблизить.

Жила добра, которую стали разрабатывать митьки, не иссякает и не иссякнет. Простодушие и благожелательство, с которыми они взглянули на мир и предложили взглянуть другим, долгосрочны, ибо архитипичны. Их главный предок — «юноша, которого природа наделила наиприятнейшим нравом. Вся душа его отражалась в его лице. Он судил о вещах очень здраво и очень простосердечно».

Конечно, главный митек мировой культуры — Кандид. Именно он, носитель позитивных эмоций и идей, а не отрицатель Диоген, открывает перспективу, выраженную столь просто и доступно: «Надо возделывать наш сад».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.