СССР: ставка на «раннего» Саддама
СССР: ставка на «раннего» Саддама
Начну с того, что в Москве сначала сдержанно отнеслись к перевороту, осуществленному иракскими баасистами 17 июля 1968 года. У всех на памяти был первый кровавый переворот, тоже осуществленный баасистами, в результате которого был свергнут Касем. Присматривались к происходящему в Ираке после вторичного прихода к власти иракских баасистов и в нашем посольстве в Багдаде. В то время исполнял обязанности советского посла тогда еще советник-посланник Феликс Николаевич Федотов — светлый человек и профессионал, обладавший аналитическим складом ума. Мы с ним в Багдаде, куда я приехал, немало часов проговорили о ситуации, складывающейся в стране при новом президенте Ахмаде Хасане аль-Бакре.
Когда группа из военного крыла иракской партии «Баас», опираясь на сотрудничество нескольких «независимых» офицеров, в ночь на 17 июля взяла власть в свои руки, население Багдада оставалось индифферентным к событиям. Свержение президента Арефа[63] произошло как-то келейно. Главной действующей силой переворота стала президентская охрана, возглавляемая подполковником Даудом. Важной фигурой в конспиративной подготовке выступления был заместитель начальника военной разведки Найеф. В тот момент, когда танки из батальона охраны направили свои башенные орудия на президентский дворец, руководитель операции генерал Бакр связался по телефону с Арефом и предложил ему сдаться. Президент сразу же согласился, был тут же препровожден на багдадский аэродром и немедленно выслан из Ирака.
Багдадцы не проявляли бурной реакции в отношении нового переворота. Страна и народ вообще устали от переворотов. Выжидательной среди широких слоев населения оставалась и реакция в отношении людей, совершивших переворот. В немалой степени этому способствовал тот факт, что многие из них были членами первого баасистского правительства Ирака, которое, захватив власть в феврале 1963 года, обрушило на левых деятелей град жестоких репрессий. Поэтому бросилось в глаза, что руководители переворота 17 июля хотели во что бы то ни стало избежать всяких аналогий с первым баасистским режимом в Ираке. Президент Бакр заявил, что 17 июля — прямое продолжение революции 14 июля 1958 года, не повторяющее по своей сути ни одну из последовавших затем замен власти.
Значительная часть разговоров с Феликсом Николаевичем касалась расстановки сил в новом иракском руководстве. Дауд и Найеф к этому времени из руководства уже были убраны. Собранные сведения, да и интуиция, подсказывали — этой же идеи придерживался принимавший участие в нашем товарищеском обмене мнениями резидент советской внешней разведки, работавший под крышей посольства, — тоже умный, опытный и образованный человек, — что основное соперничество идет между двумя членами Высшего революционного совета Ирака — Саддамом Хусейном и министром внутренних дел Салихом Махди Аммашем.
В пользу Хусейна, которого мы между собой называли ЧП (сокращенное «чрезвычайное происшествие»), может быть, потому, что это определение в большей степени отвечало его характеру, назывался ряд аргументов. Саддам, как и Аммаш, обладал серьезными позициями в баасистской партии. Но в пользу Саддама, несомненно, было расположение к нему основателя и генерального секретаря партии «Баас» Мишеля Афляка. Может быть, такое отношение к Саддаму, которое сохранилось вплоть до смерти Афляка, было вызвано его смелым обличительным выступлением на VI общеарабском съезде партии, проходившем в Дамаске в октябре 1963 года, против генерального секретаря иракского отделения партии Ас-Саади.
По рекомендации этого общеарабского съезда региональный съезд иракских баасистов освободил Ас-Саади от занимаемой должности. Еще больше привлекло к себе внимание, что при освобождении Ас-Саади ему в вину был поставлен кровавый разгул в Ираке во время первого девятимесячного нахождения у власти баасистов в этой стране. Мы с Федотовым связывали имя Саддама с неприятием кровавого террора против коммунистов, и для этого в то время были основания.
После свержения первого баасистского правительства в Ираке генералом Арефом Саддам в подполье продолжал упорно работать над совершенствованием партийного аппарата для подготовки нового прихода к власти. И не случайно, что через три месяца после его ухода в подполье он был по рекомендации Афляка включен в новое иракское руководство ПАСВ, состоявшее из пяти человек. Но что самое главное — он создал и возглавил секретную партийную спецслужбу, состоящую из особо доверенных лиц.
Штрихи к портрету Саддама добавили и мое знакомство, и беседы с ним и его близким человеком Тариком Азизом, в то время главным редактором партийной газеты «Ас-Саура».
Постоянный контакт с Саддамом Хусейном и Тариком Азизом возник во время моей миссии, направленной на сближение позиций и установление мира между Багдадом и курдским севером Ирака, о чем я дальше пишу в этой книге. Саддам был назначен багдадским руководством представлять его в трудном деле сближения с курдами. Несомненно, что успех в этом, достигнутый в немалой степени при посреднических усилиях Советского Союза, оказал немаловажное воздействие на выдвижение Саддама Хусейна сначала как лидера, находящегося в тени, а затем президента Ирака, Верховного главнокомандующего и генерального секретаря иракской региональной баа-систской партии.
Нужно сказать, что деятельность Саддама практически до 1975 года оправдывала ту ставку на него, которую сделали сначала советское посольство в Багдаде, а затем и Москва. 10 марта 1970 года было подписано соглашение с курдами, включающее в себя положение о правах курдов на автономию в рамках Ирака. Саддам Хусейн, несомненно, сыграл положительную роль и в создании Народного патриотического фронта (НПФ). По инициативе Саддама Хусейна Коммунистической партии Ирака было предложено вступить в создаваемый фронт при выполнении следующих условий: «признания прогрессивного характера революции 17 июля 1968 года», а также «признания руководящей роли ПАСВ в правительстве, массовых организациях и во фронте». К этому времени КПИ фактически раскололась на две части: центральное командование во главе с Азизом аль-Хаджем начало борьбу против ПАСВ, а Центральный комитет во главе с Азизом Мухаммедом занял позицию примирения с новыми властями. Не без помощи Центрального комитета КПСС КПИ преодолевала «левацкий уклон», и в июле 1973 года генеральным секретарем ПАСВ Бакром и первым секретарем ЦК КПИ А.А. Мухаммедом была подписана Хартия национального действия, предусматривающая присоединение коммунистов к фронту. Во время пребывания в Иракском Курдистане я чувствовал, что многие в руководстве Демократической партии Курдистана (ДПК) хотели бы тоже присоединиться к фронту, но победил курс на отказ от этого, а в условиях, когда уже было подписано соглашение о праве курдов на создание автономии, произошел раскол в курдском национальном движении, ряд членов ДПК вышли из партии.
В 1975 году в Алжире при посредничестве президента Алжира Хуари Бумедьена Саддамом Хусейном было подписано соглашение с шахом Ирана Мухаммедом Реза Пехлеви о границах в районе реки Шатт-эль-Араб. По этому соглашению была восстановлена граница по тальвегу (линия, соединяющая более пониженные точки русла реки), чего добивался Иран многие десятилетия. За этим последовало подписание Договора о границах и добрососедских отношениях между Ираком и Ираном. В Москве с удовлетворением отнеслись к нормализации отношений двух стран, с каждой из которых СССР развивал многосторонние связи.
Я думаю, мало кто мог сомневаться, что линия, избранная Ираком, не приходит в противоречие с теми политико-идеологическими принципами, которые в то время исповедовал и защищал Советский Союз. И эта линия непосредственно связывалась с Саддамом Хусейном. Из моей записной книжки:
22 января 1973 года в восемь часов вечера я встретился с Саддамом в республиканском дворце в Багдаде. Нас было четверо — он, я, В.В. Посувалюк и Тарик Азиз. Саддам в самом начале сказал, что специально назначил встречу на вечерний час и я могу располагать любым временем. Он изменился с нашей последней встречи — за три года стал солиднее, сдержаннее. Касаясь внутриполитического положения в стране, подчеркнул, что «сбросить режим изнутри сейчас уже очень трудно» (не невозможно, а трудно. — Е. П.). Вместе с тем, по его словам, в арабском мире наблюдается поправение, особенно в Египте. Небезынтересна его характеристика Садата: «Насер ему никогда не давал особых прерогатив. После смерти Насера он мог стать лидером, если бы продолжил внутренние социально-экономические преобразования, но поставил на демократизацию, пользуясь тем, что не только буржуазия, но и широкие народные массы испытывали недовольство многими теневыми, полицейскими проявлениями при Насере. После ареста студентов и зажима их инициативы Садат потерял и этот последний козырь. Он начал с эксплуатации исламских лозунгов и в результате породил к жизни такие тайные силы, с которыми ему самому же будет трудно бороться».
Согласитесь, что это зрелое рассуждение, которое абсолютно не соответствует утверждениям о примитивизме «раннего» Саддама. Тогда он был ни капельки не похож на человека, стоящего на трибуне и приветствовавшего парад бесконечными выстрелами в небо из винтовки, упертой в колено, — этот снимок действительно примитивного Саддама обошел все телевизионные экраны в 2003 году. Но «ранний» Саддам был другим, и Москва не без основания считала его перспективным лидером. В том же разговоре со мной он далеко не примитивно объяснял, почему Ирак тянется к особым отношениям с СССР. «Дело не в дополнительной помощи нам, — сказал Саддам, — Ирак богатое государство. Но нужно, чтобы вы помогли нам по-научному строить страну. Доверительные политические консультации необходимы».
Ирак принял решение о национализации не какой-нибудь второстепенной, а главной иностранной нефтяной монополии — «Ирак петролеум компани» (ИПК). Национализация ИПК имела для Ирака такое же значение, как национализация Компании Суэцкого канала для Египта, ставшая вехой в жизни египетского народа.
Некоторые западные обозреватели пророчили, что революционное иракское руководство ждет судьба правительства Мосаддыка, национализировавшего в 1951 году нефтедобывающую промышленность в Иране, но оказавшегося бессильным вырваться из объятий нефтяного спрута. После национализации в Ираке в 1972 году «Ирак петролеум компани», так же как в свое время и «Англо-иранская нефтяная компания» (АИНК), пригрозила судом тем, кто осмелится закупать якобы незаконно отчужденную у нее иракскую нефть. Однако никакой аналогии с тем, что произошло в Иране в начале 70-х годов, быть не могло. С помощью СССР Ираку уже удалось создать национальную нефтедобывающую промышленность в Северной Румейле и заключить контракты, предусматривающие поставки иракской нефти в Советский Союз, ГДР, Болгарию, Венгрию, Польшу, Чехословакию, а также Францию и Италию.
Позиции Ирака усилила поддержка Сирии, которая синхронно национализировала имущество ИПК на своей территории и подписала соглашение с Ираком о транспортировке иракской нефти к Средиземному морю. С ИПК было подписано соглашение, не ограничивавшееся компенсацией за национализацию. Две дочерние компании ИПК — «Мосул петролеум компани» и «Басра петролеум компани» — обязались выплатить крупную сумму задолженности Ираку. По соглашению первая из этих компаний перешла с 31 марта 1973 года в собственность Ирака без всякой компенсации, а вторая увеличила свои выплаты иракскому правительству.
Все это, естественно, тоже располагало Советский Союз к иракскому руководству, в котором все большую роль играл Саддам Хусейн.
Разносторонние советско-иракские связи в экономической и военно-технической областях укрепились после заключения Договора о дружбе и сотрудничестве между Ираком и СССР.
В июле 1975 года Ирак подписал соглашение о сотрудничестве с Советом экономической взаимопомощи (СЭВ), в который входили только социалистические государства.
Однако внутренняя политика Ирака в середине 70-х годов стала быстро меняться к худшему. Произошла сплошная баасизация армии, исполнительных органов власти. Вспыхнули бои с курдами. Из Иракского Курдистана было насильственно переселено около 350 тысяч человек, сожжено 250 курдских сел, вдоль границы с Ираном создавался «арабский пояс» шириной 25 километров — туда переселялось иракское арабское население. С помощью армии подавлялись шииты на юге страны. В мае 1978 года в полную силу развернулась антикоммунистическая кампания. Были арестованы почти все представители Иракской компартии в Народном патриотическом фронте, запрещены все печатные издания КПИ, 31 коммунист, обвиненный в создании партийных ячеек в армии, был казнен. Саддам Хусейн назвал их «иностранными агентами». А во время встреч с советскими представителями он продолжал оправдывать внутреннюю политику Ирака тем, что, дескать, ведется нелегкая борьба ПАСВ за создание народно-демократического государства и острие этой борьбы направлено против действующих по указке шаха Ирана курдских и шиитских повстанцев и тех коммунистов, которые ставят своей целью свержение баасистского режима. Саддам всячески подчеркивал, что руководство Ирака установило и поддерживает тесные отношения с теми курдами, шиитами и коммунистами, которые взяли курс на сотрудничество с режимом.
Помню, как, находясь в Москве в апреле 1975 года, Саддам пригласил меня к себе рано утром в особняк на Ленинских горах, куда в девять утра приехал А.Н. Косыгин, чтобы проводить его на аэродром.
Видно имея в виду те замечания, которые высказывались во время его встреч в Москве, Саддам, обращаясь к Косыгину, сказал: «Если у советских друзей появились сомнения в нашей политике, направьте в Ирак группу наблюдателей, я допущу их повсюду, даже в армейские парторганизации ПАСВ. Пусть они на месте, а не по информации, исходящей от наших противников, убедятся в том, что мы не сворачиваем со своего пути. Хорошо бы, чтобы эту группу возглавил Примаков», — добавил Саддам, очевидно отдавая должное тем отношениям, которые у меня установились с ним лично в течение переговоров с курдами. Косыгин в ответ промолчал.
Тот факт, что высшим советским руководителем, который принимал С. Хусейна, был председатель Совета министров, отвечавший за экономические дела, показателен. К этому времени в СССР уже сложилось отношение к саддамовскому Ираку главным образом как к партнеру в области экономических и военно-технических отношений. В Ираке были тысячи советских гражданских и военных специалистов. СССР не мог пренебрегать отношениями с Ираком в экономической и военно-технической области, особенно в результате того, что вслед за небольшим по времени сближением с Египтом во время войны 1973 года при Садате снова стали ослабевать советские позиции в этой стране. Это приходилось принимать во внимание — все еще продолжалась холодная война.
К тому же Саддам Хусейн умел нравиться советским собеседникам — своей вдумчивой манерой говорить, нередко соглашаясь с приводимыми ему доводами. Конечно, такие разговоры на советском верху не отягощались прямой критикой в адрес действий Саддама, о негативных процессах говорилось безадресно. Но все же нужно признать, что даже критика в такой косвенной форме воспринималась им спокойно, а попробовал бы ему сказать нечто подобное кто-нибудь из его иракских коллег!
В годовщину «баасистской революции» в Ираке 17 июля 1979 года Бакр был лишен всех постов и взят под домашний арест. По официальной версии, он заболел и подал в отставку. Фактический руководитель Ирака Саддам Хусейн стал и юридическим руководителем государства и партии. К этому времени у него уже не было конкурентов. Как только в 1976 году Бакр назначил Салиха Аммаша и генерала Хардана Тикрити вице-президентами страны, их участь была решена. Через несколько месяцев генерал Тикрити, а потом и Аммаш были освобождены от всех занимаемых должностей. Генералу Тикрити сообщили об этом, когда он находился за рубежом, и предложили пост посла. Он с негодованием отказался и вскоре в Кувейте был убит неизвестными лицами. Аммаш принял назначение послом в Финляндию. К этому времени Саддам уже полностью контролировал армию, партию и, что очень важно, на него непосредственно выходила партийная разведка, другие секретные службы.
Оседлав положение в Ираке, Саддам начал дистанцироваться от Советского Союза. Особую роль в этом сыграла иракоиранская война.
В сентябре 1980 года, даже не поставив в известность Советский Союз, С. Хусейн начал широкомасштабные военные действия против Ирана. Это произошло буквально через несколько дней после того, как Саддам заверил советского посла А. Барковского, что в «ближайшее время никаких крупных военных операций против Ирана не будет». Барковский, как он и должен был сделать, незамедлительно сообщил об этом в Москву. Такая дезинформация усилила серьезное недовольство Кремля. Было решено приостановить поставки вооружений в Ирак. Чтобы как-то разрядить обстановку, в Москву был направлен Тарик Азиз. Во время встречи с ним секретарь ЦК КПСС Б.Н. Пономарев предложил немедленно прекратить боевые действия. Встретился с Тариком Азизом и я. На мой вопрос, почему Багдад не информировал своего союзника по договору СССР о начале им войны, вторгнувшись на иранскую территорию, Т. Азиз пытался представить, будто войну начали иранцы и у Багдада, мол, не оставалось иного выхода, как ударить по иранской армии.
Об уровне недовольства советского руководства действиями Саддама Хусейна свидетельствует и тот факт, что послу СССР в Тегеране было поручено предложить иранскому премьер-министру военную помощь. Иран отверг это предложение. Тогда Москва решила занять позицию нейтралитета. Через некоторое время, но после того, как иранская сторона перехватила инициативу и иранские войска, несмотря на огромные потери в живой силе, стали приближаться к Багдаду, Советский Союз возобновил поставки вооружений Ираку.
Первоначальная остро негативная, но не публично декларируемая реакция СССР была вызвана не неожиданностью иракского удара по Ирану — в Москве предполагали возможность такого варианта. Скорее нежелание Ирака проконсультироваться с советским руководством было расценено как стремление Саддама Хусейна втянуть нашу страну в свою авантюру в расчете на автоматизм в поддержке любых его действий со стороны СССР. Это отнюдь не входило в планы Советского Союза.
Как только в Иране к власти пришел Хомейни, в Москве был проведен «ситуационный анализ» — одна из «мозговых атак» (за разработку методики и проверку на практике ее результативности возглавляемая мною группа научных сотрудников к тому времени уже получила Государственную премию СССР). В ситуационном анализе, посвященном прогнозу изменений в регионе Ближнего Востока в результате победы исламской революции в Иране, приняли участие помимо ученых практические работники из ряда ведомств. Один из выводов обсуждения заключался в том, что и по объективным, и по субъективным причинам Иран и Ирак вскоре начнут войну друг против друга. Что касается Ирана, то к его заявленному стремлению экспортировать исламскую революцию, особенно в соседние страны, явно приобщилось субъективное обстоятельство. Хомейни ненавидел Саддама, которого считал основным виновником, что в 1978 году так унизительно закончилось его многолетнее эмигрантское пребывание в Ираке. По требованию правительства иранского шаха вначале Хомейни был посажен под домашний арест, иракский мухабарат (госбезопасность) окружил своими агентами его дом в Наджефе. Затем его выдворили из страны, буквально вытолкнув через границу в Кувейт, который тоже отказался его принять, и он в конце концов вынужден был искать приют во Франции.
Что касается Саддама Хусейна, то мы спрогнозировали его попытку воспользоваться ослаблением иранской армии после свержения шахского режима — она сократилась с 240 до 180 тысяч, 250 генералов были заменены неопытными «стражами исламской революции» — и изменить в свою пользу границу с Ираном. Бельмом в глазу Саддама Хусейна было заключенное им соглашение с шахом Ирана об изменении границы по Шатт-эль-Арабу — он вынужденно тогда отказался от границы по иранскому берегу реки. А ведь до этого соглашения с 3 1973 года вся река считалась территориальными водами Ирака.
С. Хусейн нацеливался также на то, чтобы заставить Иран отвести войска с захваченных в 1971 году трех островов в Ормудском проливе — Абу-Муса, Большой и Малый Томб — и отобрать у Ирана богатую нефтью провинцию Хузистан, населенную арабами. Победа в войне против Ирана могла привести к закрытию иранской границы с Иракским Курдистаном, без чего Саддам не мог, как показала жизнь, подавить курдских повстанцев. Беспокойство Багдада вызвала и активизация иракских шиитов после установления шиитского исламского режима в Иране.
Прогнозы в отношении войны сбылись. В это время проявилась в полной мере еще и такая черта характера С. Хусейна, как мимикрия, способность приспосабливаться к обстановке. Понимая, что его потенциальным сторонником в антииранских действиях окажется суннитский режим Саудовской Аравии, он сделал упор на свою религиозность. Когда Саддам Хусейн появлялся на заседании суда в Багдаде в качестве обвиняемого постоянно с Кораном в руках, это выглядело естественно. Не исключаю, что, потерпев крутое поражение в карьере, он ударился в религию. Но у «раннего» Саддама этого не было. Конечно, он не отступал от внедрившихся в обиход, в жизнь религиозных правил, но он никогда не афишировал свою религиозность. Однако накануне начала войны с исламским режимом Хомейни Саддам, посетив священный для шиитов город Наджеф, продемонстрировал — и это было широко освещено в иракских СМИ — свое генеалогическое древо. «Оказалось», что родословная Саддама Хусейна возводится чуть ли не прямо от пророка Мухаммеда. А в августе 1980 года, то есть прямо накануне войны с Ираном, Саддам совершил хадж в Мекку. Саддама Хусейна показывали по телевидению на весь арабский мир, когда он, облаченный в белое одеяние, в сопровождении наследного принца Саудовской Аравии, будущего короля Фахда, совершал обход Каабы[64].
За десять дней до начала войны С. Хусейн объявил на экстренном заседании иракского парламента об аннулировании алжирского соглашения и провозгласил суверенитет арабов и иракцев над рекой Шатт-эль-Араб.
Жизнь показала, что не оправдались первоначальные расчеты двух сторон. Ирак сделал ставку на то, что в иранской провинции Хузистан, населенной арабами, поднимется восстание. Иран уповал на помощь со стороны иракских шиитов. Обе стороны рассчитывали на серьезную поддержку курдов: Иран — на тех, кто населял Северный Ирак и постоянно конфликтовал с Багдадом, Ирак — на курдов, проживающих в Иранском государстве и находящихся во враждебных отношениях с Тегераном. Ничего такого не произошло. Война, стоившая огромных жертв, затянулась. Я даже не представлял масштабы тех разрушений, которые увидел воочию, когда проезжал в 1991 году во время кувейтского кризиса в Багдад по иранской территории, примыкавшей к иракской границе. По обе стороны дороги на много километров было безжизненное поле, сровненные с землей населенные пункты, остовы сожженных танков.
Война шла с переменным успехом и закончилась мирным соглашением.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.