Соглашение достигнуто, торжество, но что дальше?

Соглашение достигнуто, торжество, но что дальше?

Следующая моя поездка на север Ирака состоялась сразу после того, как сменилась власть в Багдаде. Беседа с Барзани показала, что у него появилась слабая надежда, что новое иракское руководство может больше, чем прежнее, настроиться на решение курдской проблемы, — ведь после подписания соглашения с теперь уже бывшим президентом Арефом столкновения продолжались. Что будет дальше? Этот вопрос незримо присутствовал при моей беседе с курдским лидером.

Волновала Барзани и его окружение ситуация и внутри курдского движения. В это время отряды пешмерга сталкивались не только с частями иракской армии. Стычки, подчас масштабные и кровавые, происходили с вооруженными формированиями, подчиненными Джалялю Талабани. Барзани их презрительно называл джаш, что в переводе с курдского означает «осел». Расколами в курдском стане умело пользовался Багдад, часто действуя чужими руками.

В Москве решили, что поездки корреспондента «Правды» в Иракский Курдистан должны быть продолжены. Что принесет Ираку — арабам и курдам — ближайшее будущее? — с этим нелегким вопросом я въезжал второй раз в курдский район на севере Ирака. На этот раз меня не сопровождал «иракский эскорт» — машина с шофером-курдом прямо подъехала к багдадскому отелю, откуда мы и направились на север. И по дороге все кругом выглядело иначе, чем в конце 1966 года. Приглушив яркие зимние цвета, солнце окрасило в пастельные тона склоны гор — бледно-зеленый и бледно-желтый. Память о зиме сохранили лишь ледяные воды быстрой речушки на дне ущелья. Наш вездеход «лендровер» поминутно перебегал с одного ее берега на другой, снижая скорость лишь на высоких мостиках. Шофер был спокоен: у начала ущелья нас пропустили — значит, навстречу на этом участке не пойдет ни одна машина.

Шофер — высокий, стройный курд с иссиня-черными волосами и совершенно зелеными глазами — вел машину отчаянно. Он сидел за рулем, туго опоясанный патронташем с двумя запасными автоматными магазинами. Нас вез на север пешмерга — боец отрядов Муллы Мустафы Барзани.

Я провел заполненную до отказа впечатлениями неделю, встречаясь с Барзани, его сыновьями, членами политбюро и ЦК ДПК, многими, многими простыми пешмерга. Они говорили о главном — о путях решения проблемы, которая уже стоила стольких жертв и лишений народу Ирака. И если первые две поездки в Иракский Курдистан носили, в общем, ознакомительный или чисто журналистский характер, то последующие все больше стали походить на посредническую миссию.

Перед третьей поездкой я встретился в Багдаде с Саддамом Хусейном, которого назначили представителем иракского руководства для «ведения дел» с курдами. Не занимая еще главных позиций в руководстве, Саддам Хусейн рассматривал решение курдского вопроса как трамплин для своего выдвижения. Это создавало неплохую предпосылку для попытки полноценной автономии курдов в рамках Ирака. Такую мысль разделял и исполняющий обязанности советского посла в Багдаде Ф.Н. Федотов. И неслучайно в беседах со мной Саддам Хусейн подчеркивал конструктивность своей позиции и даже просил передать Барзани, что готов сделать очень многое, чтобы привести отношения между арабами и курдами к урегулированию.

Так, в беседе, состоявшейся 23 января 1970 года, он говорил о необходимости диалога с «братьями из руководства Барзани», «чтобы договориться о настоящей гарантированной автономии курдов». И единственная проблема, по его словам, которая может помешать этому, — это кризис доверия. «За прошедшие годы столкновений, вражды не несет полной ответственности ни партия „Баас“, ни Барзани, — сказал Саддам Хусейн. — Но пролилась кровь, и для того, чтобы восстановить доверие, необходимо при наличии добрых намерений изолировать те лица или группировки, которые стоят на экстремистских позициях с двух сторон». Такие заверения располагали к оптимизму и положительному отношению к самому Саддаму, тем более что он подчеркнул заинтересованность в том, чтобы я регулярно посещал Курдистан.

Можно считать, что с 1966 по 1970 год я был единственным советским представителем, который регулярно встречался с Барзани. Летом жил в капере — шалаше, зимой — в землянке. Со мной в поездках были и Виктор Викторович Посувалюк, и Олег Герасимович Пересыпкин, но миссия возлагалась на корреспондента «Правды». Делал все, чтобы сблизить стороны. Помогали влиять на Барзани уже упомянутый мной Сами (настоящее имя — Мухаммед Махмуд Абдаррахман) и Махмуд Осман, известный под именем доктор Махмуд, — тогда два члена политбюро ДПК. Доктор Махмуд действительно был врачом, получил высшее медицинское образование, оказывал помощь больным, шутил, что его «знак зодиака» — шприц и винтовка.

Очень большую положительную роль в достижении согласия между двумя сторонами сыграл видный иракский общественный деятель, лауреат Ленинской премии мира, скромный, умный и обаятельный Азиз Шериф. В это время он уже вернулся в Багдад из эмиграции и был включен в правительство. Думаю, что по инициативе Саддама Хусейна он посетил Курдистан в конце 1969 года. Вскоре туда в очередной раз прибыл и я. Это был именно тот момент, когда решалась судьба соглашения. Накануне нашего приезда в Курдистане состоялись переговоры с делегацией из Багдада. Был согласован ряд проблем. Главная из них — принцип автономии курдов. Но не пришли к общему знаменателю по вопросу об участии курдов в высшем иракском органе власти — Революционном командовании. Оставили открытыми вопросы о будущем Киркука, пешмерга, сроках заявления о создании курдской автономии.

Обедали втроем — Барзани, Азиз Шериф и я. Распили бутылку иранского (!) коньяка. Барзани был как никогда открыт, разговорчив. Провозглашал тосты за русский народ, Советский Союз. Откровенно сказал, что его подтолкнули на переговоры с Багдадом рекомендации СССР, одну из таких рекомендаций процитировал: «Даже само согласие на переговоры укрепляет позиции курдов, ДПК».

Но после обеда из бесед и с доктором Махмудом, который был назначен руководителем курдской переговорной делегации, и с Азизом Шерифом, с которым жил в одной землянке, и с рядом своих уже хорошо знакомых курдов понял: не так все просто. Мы с Азизом Шерифом были единого мнения, что главное сейчас для курдов — не делать упор на пока нерешенные вопросы, а обязательно продолжить переговоры, направив для этого свою делегацию в Багдад. С нами согласились. А в Багдаде я уже встречал курдскую делегацию в нашем посольстве. Было непривычно видеть Идриса, Масуда, доктора Махмуда, Сами в костюмах, при галстуках. Это было 6 февраля 1970 года. 14-го снова встретились в советском посольстве. За этот промежуток времени на переговорах удалось продвинуться по ряду вопросов. Стороны пошли навстречу друг другу не без нашего влияния. Насчет Киркука курды согласились на такой компромисс — город будет включен в курдскую автономию, но нефтяные дела останутся в руках центрального правительства.

11 марта 1970 года президент Бакр по багдадскому радио и телевидению зачитал декларацию о провозглашении мира на основе признания права курдов на национальную автономию в рамках Иракского государства. Наряду с арабами курды были провозглашены основной национальностью Ирака. Курд становился вице-президентом, в правительство в Багдаде вошли пять министров-курдов.

Документ, получивший название «Программа 11 марта 1970 года», был с восторгом встречен повсеместно в Ираке. Тысячами радостных курдских костров зажглись горы вокруг Киркука. Островком в людском море стала праздничная трибуна на площади Ат-Тахрир в Багдаде во время всенародной демонстрации после объявления о прекращении войны с курдами на иракском севере. Рядом с президентом Ирака А. Бакром, Саддамом Хусейном стояли в национальной одежде сыновья Муллы Мустафы Барзани — Идрис и Масуд — и доктор Махмуд.