Задачи, решаемые Киссинджером

Задачи, решаемые Киссинджером

В своих мемуарах госсекретарь отрицает, что «кто-либо заблаговременно понимал мысли Садата». Трудно поверить, что таким «кто-либо» мог быть Генри Киссинджер — блестящий аналитик, к тому же в течение нескольких месяцев до начала войны конфиденциально контактировавший с Садатом. Собственно, он сам пишет в своих мемуарах, что «Садат знал из двух секретных встреч в начале 1973 года между его советником по национальной безопасности Хафезом Исмаилом и мною, что мы имели намерения приступить к дипломатическому урегулированию ближневосточного конфликта. Но при этом он должен был вынести два заключения: первое — что полная арабская программа о всеобщем выводе израильских войск недосягаема, и второе — что немедленное решение не может быть принято Египтом, пока создается впечатление, что он делает это с позиции слабости. Таким образом, Садат вступил в войну не для того, чтобы овладеть территориями, а для того, чтобы восстановить в Египте чувство самоуважения и через это увеличить свою дипломатическую гибкость»[31].

О многом свидетельствует и реакция госсекретаря на тревожные сообщения о предвоенных перемещениях египетских войск. Он сразу же выступил против израильских превентивных действий. Причем это стало лейтмотивом его многократных разговоров по телефону с министром иностранных дел Израиля Эбаном, израильским поверенным в делах в Вашингтоне Шалевом. Я думаю, что помимо стремления не дать разгореться большой арабо-израильской войне у Киссинджера были и другие мотивы против превентивного удара Израиля: он опасался, что это нарушит схему действий, уже сложившуюся у него с Садатом.

Представляется, что американские действия или, скорее, бездействие в первые дни войны, пока события не приобрели угрожающего характера для израильской армии, были связаны с расчетами на осуществление замыслов Киссинджера, который в то время играл руководящую роль во внешней политике США. Несмотря на истерически настойчивые призывы израильских руководителей, США запаздывали с открытием воздушного моста для переброски вооружений и запасных частей.

Мост заработал лишь 12 октября. С этого момента Соединенные Штаты стали на путь безоговорочной поддержки Израиля, но не забывая при этом делать отдельные жесты в сторону Египта, призванные продемонстрировать заинтересованность Вашингтона в том, чтобы война не нанесла ущерба престижу Садата.

Приводимые аргументы в пользу того, что Киссинджер помышлял решить свою политико-дипломатическую задачу с помощью «садатовской небольшой военной победы», подкрепляются и его телефонным разговором с послом СССР в Вашингтоне А.Ф. Добрыниным в полдень 6 октября. В связи с предлагаемым созывом Совета Безопасности госсекретарь просил дать срочные указания представителю СССР занять пока сдержанную позицию, не становясь целиком, как обычно, на сторону «своего клиента». «США, — заверил Киссинджер, — поступят таким же образом. Со ссылкой на президента Никсона он просил это срочно довести до советского руководства»[32].

7 октября Л.И. Брежнев, уходя от вопроса о созыве Совета Безопасности ООН, передал по конфиденциальному каналу следующее послание Никсону: «Было бы весьма важно, если бы со стороны Израиля последовало ясное, без всяких оговорок, заявление о его готовности уйти с оккупированных арабских территорий, имея в виду, что одновременно гарантировалась бы безопасность Израиля, как и других стран региона. Что здесь может быть неприемлемым для Израиля?» Из этого ответа видно: СССР считал, что успехи арабов в первые дни войны должны создать условия для всестороннего урегулирования на Ближнем Востоке.

Не изменилась позиция СССР и после того, когда произошел перелом в военных действиях в пользу Израиля. Брежнев выступил за прекращение огня, но опять подчеркнул в своем послании Никсону необходимость добиться общего урегулирования.

А Садат верил в продолжение «игры» с Киссинджером и тогда, когда уже захлебнулся наступательный порыв арабских войск. Иначе трудно объяснить, почему во время нахождения госсекретаря в Москве Садат передал ему по секретному каналу через X. Исмаила, что он готов «отделить прекращение огня от всеобщего урегулирования». Киссинджер, ничего не сказав об этом советским руководителям, так объясняет в своих мемуарах «инициативу Садата»: «…Предложение о прекращении огня Москва сопроводила для Садата аргументом, что советская роль в конференции (созываемой для поисков общего урегулирования. — Е. П.) будет соответствующей гарантией давления на Соединенные Штаты и Израиль. Но Египет уже сместил акцент в своей политике, переориентируясь на Соединенные Штаты, и соответственно переключился от всеобъемлющего подхода к подходу „шаг за шагом“. В таких условиях большая советская роль явно выглядела как менее желательная, может быть, даже опасная, так как Москва могла стать защитником радикальных решений и таким образом сыграть против того, что задумал достичь для себя Садат»[33].